Развод. Не прощу за "походную жену" (СИ) - Гераскина Екатерина

Его голос был сухим, деловым, но именно эта холодная отрешённость заставила меня содрогнуться. Для него это норма. Женщина — не больше, чем инструмент. Служанка, тело, средство поддержать боевой дух. И всё. Никакого уважения.

Я прижалась крепче к стене, сдерживая рвущийся дар. Внутри клокотала ярость, смешанная с омерзением.

Боги. Как же противно! Грязь их разговора будто капала на меня, обволакивала, затекала под кожу.

И вдруг голос адъютанта стал ещё тише:

— А что с женой Дрэдмора?

Тишина повисла тягостная, но ненадолго.

— Её присутствие нежелательно, — хрипло бросил Нормийский. — Но видимых причин отказать ей нет. Пока нет. Придётся потерпеть пару дней. Только предупреди эту… потаскуху Фридриха. Мию. Пусть заткнётся и помалкивает.

Он сделал паузу, потом добавил:

— И вообще, предупреди всех целительниц, чтобы молчали и не болтали с чужой. Приставил бы тебя, да только это уже будет выглядеть странным. Мало ли что-то начнет подозревать. Слишком резкая баба и умная. Хороша, как демоница, но много себе позволяет.

— Может, оставить её себе? — вдруг предложил Генри.

Я подавилась вздохом!

— Задница и грудь при ней, — усмехнулся Нормийский. — Да и сопротивлялась бы она до последнего. Характер так просто не скроешь. Генеральская жена, сразу видно. Баба с огоньком. Понимаю Арагона — такая, как она, цепляет намертво. Но нет. Дрэдмор потом перевернёт всех нахрен. Сначала сын, потом жена пропала у нас же? Так что нет. Ты себе можешь другую выбрать.

— А может, стоит рискнуть? — адъютанта несло, и я услышала, как в его голосе зазвенела похоть, мерзкое предвкушение. — Может, ему и в радость, что мы попользуем старую его жену, а потом избавим его от неё? У того ведь все намази. Есть кому согреть постель, утешить.

Я едва не закусила губу до крови, чтобы не зашипеть вслух.

Твари они с генералом, а не ящеры.

Мерзкие падальщики!

И о нас с Арагоном в курсе! И его походно- полевой жене! И меня решили попользовать?!

— Не будем рисковать, — отрезал Нормийский, жёстко, будто поставил точку.

Но Генри не унимался, его голос звучал странно, глухо, с какой-то хриплой жадностью:

— Она зацепила меня. Есть в ней что-то… особенное…

Я выругалась про себя. Неужто он почуял ведьмовскую силу? Тянется ко мне, как одурманенный? Только этого мне и не хватало. Ведомые инстинктами, драконы всегда считали ведьм соблазнительными. Но не настолько же, чтобы терять рассудок!

Как они вообще могут говорить обо мне в таком тоне?

Меня обдало холодом. Его слова были словно ядом, обволакивающим изнутри.

— Оставь эту затею с ней. Лучше выпроводим ее. Пусть думает, что сама решает. — Пауза. — А решаем всегда мы.

Я замерла. Дыхание перехватило. В груди клокотала ярость, смешанная с мерзким холодом бессилия.

Они так легко рассуждали обо мне… словно я не жена, не личность, а вещь. А ведь я не просто женщина — я супруга другого высокопоставленного военного.

И если даже в этом случае они позволяют себе такие разговоры, то что говорить о тех, кто слабее, моложе, беззащитнее?

Так они решают и за других женщин. Ломают, заставляют, выжимают досуха, пока не останется ничего, кроме пустой оболочки.

Я сжала кулаки в темноте, ногти впились в ладони.

Мне нужно быть осторожнее.

Намного осторожнее.

Любая ошибка — может стоит мне дорого.

Потому что помимо того, что честь для этих двух мужчин, как и для других офицеров здесь, лишь пустой звук, я теперь знала наверняка: им есть что скрывать.

Иначе зачем они собирались приказывать всем целительницам молчать?

Если бы всё было чисто, не потребовались бы такие меры.

Значит, правда — где-то рядом. И правда эта смердит сильнее любой крови на поле боя.

Что вы скрываете?..

Глава 20

Разговор сошёл на нет. Я отошла от окна.

Я ещё рискнула надеяться пробраться в целительскую до того, как Генри явится с приказом, но не вышло.

У входа стоял караул. Я замерла под деревом на углу, сжала зубы, но внутри меня так смешивались ярость и отчаяние, что дар грозился вырваться наружу.

Обошла целительскую. Но окна были все плотно закрыты.

Я выругалась так, как не подобало бы леди. Но было плевать.

Внутри всё горело, клокотало.

А знал ли Арагон, какие мерзавцы тут служат?

Или он, как и все, закрывал глаза?

Но ведь я знала своего мужа. Слишком правильный, хладнокровный, но справедливый. Строгий, но порядочный. Таким он был всегда.

«А как же тогда во всё это вписывается его предательство, а?» — спросила я сама у себя, сжимая пальцы так, что ногти впивались в ладони.

Ведь он тоже пользовался походной женой!

Бездна! Не знаю!

Это никак не вязалось с моим Арагоном. Не похоже на него. Но факт остаётся фактом: он притащил в наш дом свою подстилку.

И этим перечеркнул двадцать пять лет нашей совместной жизни.

И еще он слишком быстро покинул лагерь… Неужели ему самому ничего не показалось странным?

А ведь даже я, едва приехав, заметила странности!

Потом пришла мысль: если бы не мой дар, я бы и не поняла, что меня обманули. Что место гибели сына мне показали неверно. И сердце сжалось в ледяной комок.

А ещё — тот свист Генри, когда он хотел избавиться от меня, подсунув ту пугливую кобылу.

Но быстро понял: так просто меня не возьмёшь. Не та я женщина, чтобы сгинуть, свернув себе шею в лесу.

Жаль только, что всё это, наоборот, всколыхнуло в нём какой-то нездоровый интерес ко мне. Больной ублюдок.

У меня было еще одно дело на эту ночь.

Я ушла дальше, за окраину деревни. Там, где свет костров уже не был виден, и подальше от караулов.

Я остановилась у старого ельника, опустилась прямо на холодную землю, ладонями коснулась сырой почвы и закрыла глаза.

Дар отзывался мгновенно. Тепло в груди стало расходиться по венам, по пальцам, и я позволила ему уйти в землю. Я призывала — шёпотом, почти без слов, отдавая свой зов природе.

— Скажи мне… где он? Где мой мальчик? Где его прах?

Но в ответ была лишь тишина. Лишь ночной лес шумел, шуршал, перешёптывался с ветром.

Слёзы жгли глаза, когда я снова опустилась лбом к земле, сильнее вдавливая пальцы в корни.

Дар дрожал. Было тяжело. Я раскидывала щупальца силы во все стороны, удваивая расстояние поиска. Потом утраивая.

Каждая новая волна отзывалась болью в груди и висках. Нагрузка была для меня слишком сильной.

Это было опасно.

Я тратила слишком много сил, исчерпывала себя до предела.

Но я не могла остановиться. Я была одержима. Я должна была найти Алекса!

Хоть крошечный след, хоть тень, хоть отблеск души моего мальчика.

Даже если мне придётся сгореть вместе с этим даром — я найду его!

И тогда я ощутила — не отклик, а жар, жжение, словно обожгло кожу изнутри.

Небольшая территория словно была скрыта от меня плотной пеленой.

Я сосредоточилась, стиснула зубы, собрала все остатки сил. Убрала щупальца и сконцентрировала их на той территории. Они рванули туда, к источнику жара.

Я хотела пробиться глубже, но меня отшвырнуло. Словно стена. Словно кто-то выставил заслон, чтобы я не проникла туда.

Рванула туда снова.

А потом — яркая вспышка.

Словно молния изнутри опалила мои щупальца, сожгла каждую жилку дара. Боль обрушилась на меня сразу, хлестнула по нервам, пронзила кости.

Я вскрикнула и повалилась на бок, убирая руки от земли. Пальцы скрючились, ощущала, словно сунула их в кипяток. В висках стучало, я едва дышала.

Понимание пришло вместе с этой болью: кто-то не просто скрыл ту территорию. Кто-то выставил преграду. Силовую, живую.

А потом еще одна мысль. Что бы там не было, там стоит защита от ведьмовского дара.

Я тяжело вдохнула и встала. Ноги дрожали, тело налилось свинцом. Каждый шаг отдавался тупой болью в висках. Пальцы едва слушались.

С трудом дотащила себя до дома, зацепилась за подоконник и буквально перевалилась через окно, рухнув на пол. Мир качнулся, стал серым и расплывчатым, сознание ускользало.