Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

Они любили ее, баловали! Они не замечали ее уродства!

Они дали ей все!

— Замолчите!

Ее крик согнал самодовольную улыбку с рожи свахи.

— Хватит! Хватит оскорблять моих родителей и меня! — Лера с ненавистью смотрела на опешившую Дециму. — Довольно! Вы не имеете никакого права решать мою судьбу…

— Почему же не имеем? — перебила Децима. Уверенность уже вернулась к ней, и она с напором, крепкой ладонью впечатывая в стол каждую фразу, отчеканила: — Очень даже имеем. Ты здесь никто. Чужачка! Поселилась, одевалась, кормилась за наш счет. Подарки от Молчуна приняла, стало быть, на ухаживание согласилась. Хлебом угощала! — На этих словах сваха схватила со стола хлеб и потрясла им в воздухе.

Лера поймала на себе тяжелый, обязывающий взгляд Молчуна. Ну было раз. Помогала она тогда Ренне лепешки печь, а Герасим дрова принес. Посмотрел голодно, она и угостила. Блин, да знала бы, что традиция такая, ни за что бы не поднесла, хоть помри он!

— Так что хвостом не верти, — уже спокойней продолжила Марта. — Все уже, не отвертишься. А коли и найдется у тебя родня, так нам еще в ноги поклонится, что пристроили дочку, не обидели.

Народ согласно зашумел и с новой силой набросился на остывающую еду. Больше на Леру никто не обращал внимания. Для себя они все определили: вот жених, вот невеста, а через неделю — свадьба.

Молчун смотрел на Леру непроницаемым взглядом, только кулак его до белизны сжал ложку. Второй лежал на столе пудовой гирей.

Лера сглотнула вставший в горле ком и принялась тихонько выбираться.

— Куда собралась? — остановил ее властный голос Децимы.

— Я не голодна, — процедила Лера. — А вы кушайте… гости дорогие.

Децима прищурилась и открыла рот, готовясь, видимо, объяснить, кто здесь хозяин, но тут к ней склонилась Ренна и что-то зашептала. Выслушав, сваха с недовольным видом махнула рукой:

— Ну иди, иди. Куда ты денешься…

«Куда ты денешься, когда разденешься…»

Тьфу ты, и прилипло же! Откуда только вылезло⁈

Лера мерила шагами лекарскую, кусая губы и поглядывая на дверь. Громкие выкрики доносились даже сквозь толстенное полотно и переход, отделяющий пристройку от избы. Вот женщины затянули песню. Пели грустно, с надрывом. Слов было не разобрать, но наверняка что-то о нелегкой женской доле. Впрочем, долго попечалиться бабам не дали. Мужики, даром что почти одни старики, дружно грянули веселые куплеты. Похоже на частушки и, судя по взрывам хохота, пошлые.

«Куда ты денешься…»

Лера зарычала. Из горла рвались сплошь нецензурности, но она же девушка воспитанная, образованная…

— Что же делать? Что делать?

Что не делать, она знала точно: за Герасима не выходить. Он, может, человек хороший и мужем будет замечательным… Но для аборигенок! Если они, конечно, закроют глаза на его «молчаливость». А ей возвращаться надо! На Землю, в родной 21 век.

Здесь не ее место, не ее дом и уж точно не ее мужчина!

Так что же делать? Если бежать, то куда? Ренна говорила про город, Альтию, но даже если узнать, в какой он стороне, то идти пешком несколько дней. А на улице метель, в десяти метрах дом не разглядишь. Нет, это верная гибель. По сугробам, в мороз и вьюгу. А там еще и волки… Нет, нет.

Лера села, с силой растерла лицо.

Шум в избе смолк и запела женщина. Сильным голосом она уверенно завела красивую мелодию.

Дверь в лекарскую вдруг приоткрылась и чернявая девчонка с растрепанной косой сунулась в щель. Темные глаза с пугливым интересом обежали комнатку, наткнулись на хмуро смотрящую в ответ Леру, и девчонка, ойкнув, исчезла в переходе.

Оставшаяся открытой дверь впустила песню.

… А нам не надо слишком сложно —

Для нас любви не запасли,

Ее в балладах встретить можно,

О ней курлычат журавли.

Но в жизни чувства сплошь простые:

То радость от дневных хлопот,

То горе, коль уйдут родные,

А то усталый мирный пот.

Девичье сердце не тревожь ты,

Ты струны душеньки не рви,

Кто уготован, пусть негожий,

С тем и пойду, за днями дни…

Лера вскочила и захлопнула дверь. Бежать не вариант, но и остаться — никак. Иначе силком выдадут за Герасима.

Встав у окна, Лера прижалась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза. Как хорошо. Прохладно. Минут пять простояла она так, чувствуя, что хоровод воспаленных мыслей успокаивается и на поверхность всплывает неясное ощущение, что выход есть, надо только вспомнить что-то важное. Не торопясь, боясь оборвать тонкую нить воспоминаний, Лера принялась раскручивать ленту событий назад. «Помолвка», тяжелое утро, бессонная, изматывающая ночь, возвращение из леса с Силваном. Силван! Зацепка здесь!

Во рту пересохло от волнения.

— Так, спокойнее, Лера. Что говорил Силван? — она вновь заходила по комнате, пытаясь обуздать мысли и грохочущее в ушах сердце. — Из деревни в город возят уголь. Силван сказал, что следующий обоз завтра. То есть уже сегодня, утром… Опоздала… — Лера замерла посреди комнаты и, зажмурившись, до боли прикусила губу. — Погоди, не опускай руки раньше времени… Силван тогда много что говорил. Вспоминай, вспоминай, дырявая башка! Мы шли из леса. Он указал на огни. Это, говорит, костры, мужики уголь грузят и завтра повезут…

Сердце екнуло и забилось с удвоенной силой. Лера вскинула голову. Метель! Он сказал, что метель их задержит!

Раздумывать было некогда. Надо бежать, пока все отмечают помолвку.

Лера схватила сумку, с которой Ренна ходила по пациентам. Торопливо, но аккуратно, чтобы не разбить глиняные и стеклянные флаконы выложила все содержимое. Метнулась к постели, выгребла из-под подушки свои богатства: почти разряженный телефон, отпугиватель и полупустой баллончик.

Следом в сумку полетели кроссовки и сверток с «прокладками» — рулончиками ткани с хлопковой ватой внутри. Их утром выдала Ренна, хотя Лера и не просила.

Здорово, конечно, что хоть такие есть, но все равно это вата, и если «праздники» не подождут, то забег обещает быть фееричным.

Серьги и колечко Лера спрятала в лифчик, штаны натянула под платье, толстовку — поверх. Огляделась. Вроде бы все. Не мешало бы с собой еды захватить, но идти в избу… Лера нервно усмехнулась, представив, как она подойдет с столу и под взглядами гостей начнет набивать котомку. Вот народ изумится.

Ладно, шутки в сторону, пора выходить. Лера прислушалась. В доме по-прежнему пели и смеялись и, похоже, веселье только набирало обороты.

Она надела шубку. Подарок Силвана она всегда вешала в лекарской, у двери, а вот шаль и валенки остались в избе, на печи. И хотя здесь тоже была печь, но Ренна не позволяла сушить на ней одежду, чтобы испарения не попортили травы.

Лера закусила палец, и задумалась. В одних носках, пусть и шерстяных, да с непокрытой головой до обоза не добраться. Еще нужны лыжи, но вряд ли они есть у Ренны. Зачем ей? Зато они есть у Силвана. Сам он здесь, празднует, но может Лим дома. Сдаст он ее или нет? Или вообще не спрашивать, а вроде как одолжить ненадолго.

Бросив гадать, Лера подхватила сумку, обвела взглядом комнатку, честно служившую ей приютом в чужом, неприветливом мире, и прошептала:

— Спасибо тебе, Ренна. Может когда увидимся.

Мысль, что обоз уже ушел и увидеться с Ренной, Герасимом и свахой она может прямо сегодня, Лера отбросила. Сейчас следовало думать о побеге и звать удачу.

Пожелав себе «ни пуха, ни пера» и послав всех «к черту», она вышла на улицу.

Глава 9

Город Альтия

Свечерело, и метель улеглась.

Силван заглянул в опустевшую избу лекарки. Ренна сидела за неприбранным столом, уставившись в одну точку и не шевелясь.

— Вон оно как повернулось-то… — произнес Силван, усаживаясь рядом.

Ренна вздохнула:

— Да-а…

Они помолчали.

— А знатно Децима голосила, — ухмыльнулся в бороду Силван. — В ушах аж до сих пор звенит. За Молчуна, конечно, огорчение берет: опять не у дел, опять женку подыскивать. Ну да к лучшему — найдет девицу по себе, эта-то не пара ему была.