Развод: я сжигаю мосты (СИ) - Семенова Карина

Бартал уезжал и приезжал. Пока как-то, когда его не было в городе, родители уже под вечер не послали меня в хлебную лавку, потому что вдруг совершенно неожиданно закончился хлеб. Я послушно отправилась, недоумевая, куда же делся весь хлеб, но до лавки так и не дошла. Единственная аллея городского сквера, по которой мне предстояло идти, была усыпана лепестками и заставлена огромным количеством зажжённых свечей. И в конце аллеи с большущим букетом цветов и обручальным кольцом меня ждал Барт.

Такое только в сказках бывает. Как же мне завидовали!

Уже через месяц мы сыграли свадьбу, на которой был почти весь город. После Бартал организовал нам путешествие по Джансу, Тобраду и Мизе. Вскоре он привёл меня в свой дом в Файренке — в старый каменный особняк в пригороде, построенный его предками ещё в те времена, когда это и не пригород был вовсе, а их личные земли. Его коридоры украшала длинная вереница портретов предков Бартала. Вскоре там появился и мой портрет, как новой хозяйки дома.

Бартал всегда очень гордился своей родословной и сильно сокрушался, что его фамилия потеряла былое могущество: магия в роду иссякла, постепенно влиятельность семьи всё снижалась, и теперь они больше не вхожи во дворец как в старые времена.

Он любил рассказывать, что в детстве его отцу и ему как наследнику посчастливилось присутствовать в Первом дворце на каком-то незначительном приёме. Роскошь, блеск, изобилие, магия практически на каждом шагу так изумили маленького Барта, что он во что бы то ни стало хотел навсегда стать частью этого великолепия. Вращаться в кругу дворцовой жизни стало его заветной мечтой.

После переезда в Файренк для меня начался новый этап. Я старательно занималась домом, училась правилам жизни в Мизе. Бартал частенько приглашал для меня наставников, надеясь, что они смогут расшевелить во мне магию. Особо ничего не получалось, но я не грустила. Мне не казалось больше это великой бедой, ведь я люблю и сама любима. Что же ещё нужно? Огорчало только, что Бартал иногда пропадал и почти никогда не брал меня в Файренк. Отговаривался тем, что уезжает либо по делам, либо на скучные официальные мероприятия, либо на дружеские посиделки в мужском клубе. И я верила. Я безоговорочно верила.

Глава 17

Файренк встретил меня ливнем. Он стучал по крыше экипажа, крупными каплями скатывался по стеклу, затапливал мостовую и тротуары. Застигнутые врасплох прохожие жались к зданиям, прятались в беседках и кафе. Те, кто оказались предусмотрительнее, вышагивали по лужам под зонтами. Несколько зонтиков, особенно красивых и слегка мерцающих, парили над головами владельцев, давая понять у кого достаточно денег, чтобы воспользоваться услугами мага.

В Мизе меня не было всего ничего, но я ловила себя на ощущении, будто возвращаюсь из очень долгого путешествия. Словно полжизни прошло.

В поездке было время составить план действий, поэтому на дорожной станции я не металась, а сразу же купила за пять кроу свежий рекламный листок и внимательно просмотрела объявления о сдающихся в наём комнатах.

Многого я позволить себе не могла. Денег было мало и неизвестно, когда удастся заработать новые. И так пришлось брать у родителей. Мне было безумно стыдно: ведь это я должна им помогать, а не наоборот! Бартал после свадьбы обещал, что как только мы устроимся, то заберём моих родителей в Файренк. Но… не сложилось. Я поклялась себе, что деньги я не просто взяла, а одолжила и обязательно верну, как только представится возможность.

Жильё я подыскивала прежде всего в рабочих кварталах: и дешевле, и к потенциальной работе поближе. Несколько объявлений мне вполне подходили, и я отправилась смотреть.

По первому адресу дверь добротного четырёхэтажного каменного дома открыла сама хозяйка. Старуха с буклями и в строгом шерстяном платье, пропахшим дешёвыми духами, пристально оглядела меня словно кухарка на рынке приглянувшийся кусок мяса. Видимо, мой вид её устроил, и хозяйка — алома Найкель — пустила меня внутрь.

Поднимаясь по лестнице, кряхтя и хромая, она без конца говорила. Мне же оставалось только вежливо молчать и тащить тяжёлый багаж. Я не догадалась сразу попросить алому Найкель оставить вещи внизу, пока буду смотреть комнату, а потом было уже поздно.

— Я без мала двадцать лет сдаю, весь дом занят. У меня простоев не бывает. Вам повезло, апартамент совсем недавно освободился. Учительница, целый год жила, вот съехала. Комната недурна, даже удобства отдельные. Некоторые бывают ну сущие комнатушечки, а эта просторная, прям концертный зал, а не комната. Дом у меня приличный, но и правила строгие. Плата своевременно! За чистотой следить! — Хозяйка остановилась и обернулась. — И девиц, склонных водить по ночам гостей, я не терплю. Шума и пьянства тоже.

Под самой крышей алома Найкель подвела меня к последней двери в конце небольшого коридора и распахнула передо мной.

— Вот, лучше и не найдёте. Только думайте быстрее, некогда особо тут с вами стоять.

Я вошла и огляделась.

Всего одна комната, неширокая, зато длинная. В глубине дверь в маленькую ванную.

Простая крашеная мебель: стул, квадратный стол у окна, шифоньер да узкая кровать. Вместо кухни — тумба, на которой разместилась посуда и старая нагревательная пластина. Она еле светилась, видимо, кристалл внутри совсем разрядился. Да и была пластина совсем крошечная, только кастрюлька и поместится. Вязаной салфеточкой на столе и старым ковром у кровати попытались придать немного уюта и сгладить унылость холодных бежевых стен.

Всё очень скромное, несмотря на заверения хозяйки, но чистое и аккуратное.

Благоразумный человек, конечно же, отправился бы смотреть комнаты по других адресам, но усталость после дороги, страх остаться совсем без жилья, а также дурацкий тяжёлый чемодан, который пришлось бы опять тащить, победили доводы разума.

Я попыталась поторговаться о цене, ведь комната совсем не те хоромы, о которых так ораторствовала алома Найкель, но она была непреклонна. И теперь каждую неделю я должна была отдавать целых пятьсот кроу за жильё.

«Если не найду работу, денег мне хватит от силы недели на три».

К тому времени как я разобрала багаж, ливень закончился, и я пошла прогуляться, немного изучить окрестности, чтобы потом с непривычки не плутать.

Яркое солнце снова появилось высоко в небе, тысячей алмазов играя в тёплых редких каплях, падающих с крыш. Вода не успевала впитываться, ручейки текли вдоль улиц, вынуждая прохожих хлюпать по лужам или прыгать, как козы.

Улица, на которой стоял дом аломы Найкель была довольно оживлённой, сплошь заставленной трёх- четырёхэтажными домами. До торговых лавок оказалось не так-то и близко, но недалеко я приметила кафе с незамысловатым названием «Мастеровой». Чем дальше я шла вниз по улице, тем больше стало попадаться мастерских, цехов, а в конце улицы шумел какой-то большой завод из мрачного бурого кирпича.

Я вернулась. В кухонной тумбе отыскала металлическую кружку и вскипятила воду. Отпивая из чашки горячий чай, я снова просматривала рекламный листок. Только теперь в поисках подходящей работы.

Вакансий для женщин было намного меньше, чем для мужчин: ведь порядочной женщине положено быть замужем, а не трудиться. Из тех немногих объявлений, что есть, мне предстояло выбрать то, что достойно простой горожанки, тем более незамужней.

«Поломойка. Посудомойка. Прачка. Важно: требуются здоровые и крепкие». Здоровье присутствует, а вот физической силой я не отличаюсь. Жаль.

«Учительница. Няня». Нет у меня нужных знаний и опыта. Да и в объявлении особо выделено: «к иностранкам просьба не беспокоить».

«Актриса». Да какая из меня актриса! Смех один.

«Торговка». Заманчиво, но нет у меня хватки и нужной жилки. А если покупатели обманут, ещё и должна останусь.

«Горничная». Совсем недавно у меня самой были слуги, а теперь я пойду в услужение. Что же, если больше ничего не найду, придётся'.

Просмотрев весь листок, я выбрала несколько вакансий и отправилась наниматься.