Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

Я не отказывал никому.

Но велел Фанго записывать каждого. Имя, родословную, дату и слова.

— А потом проверь, — сказал я, когда мы остались вдвоём. — Кто соврал, кто нет. Особенно следи за теми, кто ушёл без спроса.

Фанго кивнул, как всегда мрачно:

— У страха тысяча лиц. Но если человек способен бежать от чести — он сбежит и от боя, и от клятвы. До того, как мы будем считать потери.

Он покосился на меня.

— Я составлю два списка. Один — для всех. Второй — только для вас.

Я кивнул. И не стал смотреть в сторону костров. Я знал: завтра многие шатры будут пусты.

Но и это — часть войны.

Глава 8

Великие Семьи Караэна

Утром, когда дым от вчерашних костров ещё клубился над лагерем, первыми прибыли Вирак. Их всадники появились, как всегда, неожиданно — не по дороге, а спустившись с Синего холма, будто нарочно выбрали самый неудобный и самый эффектный путь.

Всё в них было мрачным:

Лошади — тёмные, покрытые шерстяными попонами с рубиновой вышивкой.

Доспехи — добротные, без единого пятна, но и без блеска. Металл матовый, как утренний лёд.

Щиты — с тремя перекрещенными копьями на чёрном фоне. Без царапин. Без вмятин. Будто вчера выдали из-под стекла из музея.

Знамёна — без единого надрыва. Даже ветер, казалось, играл с ними осторожно.

Лицо у каждого — будто после двух недельного запора: застывшее, угрюмое, неподвижное.

Во главе ехал сам лорд Вермер Вирак — тощий, как богомол, с тяжёлым и злым взглядом, каким смотрят на зависающий смартфон. Он не слез с коня, не поприветствовал меня, не обменялся ни словом. Лишь поднял перчатку и коснулся ею виска. Не снимая шлема. И этого было достаточно.

— Вирак прибыли, — небрежно бросил его знаменосец. Было видно, что он прямо таки заставил себя поднять забрало, но тут же закрыл его снова. — Мы встанем лагерем на Синем Холме.

И они развернули коней. Вермер даже забрала не поднял.

Неудивительно, что с такими манерами они наживают себе врагов чаще, чем друзей. Хорошо ещё, что сам Вермер не появляется в Золотой Палате — отправляет туда представителей.

Пришли они двадцатью всадниками. Рыцарей среди них — пятеро, включая Вермера. Остальные — тяжёлые копейщики с арбалетами у седла. За ними шла пешая охрана — без лат, но с огромными щитами и мощными арбалетами. Это не было подкрепление. Это была демонстрация.

Вирак показывали, что у них есть пехота. И что стоять они будут там, где удобно им — на господствующем пригорке.

Я шагнул им навстречу, улыбнулся и сказал:

— Добро пожаловать, сеньоры.

И никто не рассмеялся.

После них — Треве. Пятеро из семьи. Десяток рыцарей. И ни один из них не был похож на вассала.

Наёмники. Это видно сразу — по тому, как они держат копья, по тому, как дышат. У рыцарей, кормящихся с земли, всё выстроено по рангу: сеньор — в латах, оруженосец — в чём осталось. Остальные, в чем пришлось. Наёмники — как пальцы одной руки: правильно защищены, одинаково опасны. Лучше рыцарь будет без лат, зато у всех будут шлемы и стеганная броня. Потому что эти ребята работают вместе, и деньги им дают не за подвиг, а за выполненное дело. Оружие это их инструменты, суровая необходимость, а не признак статуса и достатка.

А ещё — цвета.

Жёлто-зелёное безумие, как с матрасов ткани нарезали. Полосатые попоны у лошадей. Всадники одеты в такие же плащи, даже шлемы — раскрашены желтыми и зелеными полосами. Какими бы мрачными ни были Вирак, если бы мне предложили выбрать одну семью, которая не присоединиться — я бы выбрал Треве.

Хотя с их главой я был знаком.

Его зовут Оренцо Треве, и даже это имя может быть не настоящим. В Совете он появляется в длинном переливчатом плаще, цвет которого сложно уловить — иногда кажется, что он золотой, иногда зеленый, совсем редко — серый, как дым. На лице — тонкая маска с вырезом для одного глаза.

Нахрена ему маска — загадка. Но Треве часто ходят в масках.

Хотя на балах его иногда можно увидеть и без маски. И глаза у него оба на месте.

Оренцо не управляет ничем в Караэне, зато он точно знает, кто в этом городе кого ненавидит. Он не строит крепостей, но может на пальцах убедить тебя, что именно ты выбрал сдаться. Его главная сила — информация. И голос, звучащий всегда дружелюбно и весело, но почему-то все замолкают, когда он говорит.

Он ничего не контролирует напрямую. Ни портов, ни стен, ни мастерских. Но знает, кто с кем спит, кто с кем судится, кто кому должен, и кто уже жалеет об этом. Он не строит крепостей — он может убедить, что сдача в плен была твоим решением. Он не шепчет угроз — он даёт намёки, которые звучат в голове всю ночь.

Я стойко выдержал его ласковые объятия, душевные заверения в полной поддержке… И — не помню, о чём он говорил полчаса. А я ведь ему даже отвечал.

В какой-то момент Сперат откашлялся:

— К лагерю подъезжают ещё люди.

Оренцо тут же откланялся. Попрощался до встречи вечером — на совете, в моём шатре.

Это было логично, но я был почти уверен — до этого момента я не думал, что вечером будет совет. Это очень в духе Треве, вкладывать нужные мысли в чужие головы.

Его шатёр появился внезапно, к вечеру — и, кажется, никто не видел, как его ставили. Под шатром было зеркало. Никто не понял зачем.

И ни один из его людей так и не снял маску.

Когда мы выехали навстречу новоприбывшим, Сперат прогудел:

— Ненавижу сраных Треве!

Эскер, включенный в свиту для добавления мне веса и колорита, расхохотался и хлопнул Сперата по плечу.

— Как только вижу их — хочется сорвать маску и засунуть обратно владельцу, но уже в задницу. — Это уже Дукат. Ему тоже многое прощается. Почему — я как-то упустил.

Я хмыкнул. Тихо. Про себя.

Треве не любит никто. Кроме Вокулы.

Тот, кажется, даже восторгается ими. Говорит:

— Обратите внимание, сеньор Магн. Каждый раз, приближаясь к вам, сеньор Оренцо первым делом говорит, что не мыслит вам зла. А ведь, в Караэне есть стойкое поверье, что Итвис невозможно обмануть, если расстояние между вами меньше длины кинжала.

Возможно, под этой «приметой» скрыт вполне реальный магический эффект. Я, признаться, пожалел, что отдал Хауту Кинжал Истины. Внезапно остро захотелось вонзить его в Оренцо — и попросить повторить заверения в дружбе.

— Там стяги Алнез, но я готов поставить бочонок пива, вон те серо-зелёные, как подорожник, — Лесан, — с облегчением выдохнул Сперат.

Я мысленно выдохнул с ним. Эти две Великие Семьи мне нравились больше других. Возможно, потому что обе занимались своими делами и не лезли в политику. Лесанам хватало проблем с тем, что лезло из пятна Гибельных Земель, на краю которого стоял их замок. Без всяких шуток, Лесан занимали в Долине нишу ведьмаков — к ним обращались в первую очередь, когда надо было убить что-то, вылезшее из Гибельных Земель. Правда, Лесан никогда не делали этого бесплатно. Поэтому обычно Лесан решали проблемы, которые не смогли решить до них.

Алнез же огородили себе горные долины к северу от Караэна, вписав стены и укрепления в ландшафт и перекрыв башнями проходы между скалами. Долгобородам есть чему у них поучиться. Их маленькое королевство граничило с Красным Волоком, и, как считалось, они постоянно бьются с тварями, вылезающими из него. С некоторых пор я в это не особенно верил.

Главу семьи Лесан зовут Маэль Лесан. Высокий, костлявый. И скулы такие, что перекрывают тебе весь обзор на его лицо. Его голос — как ветер в зарослях: шепчет, шелестит, но ты всё понимаешь. Маэль никогда не повышает тон. И никогда не повторяет дважды. Если не услышал — значит, тебе это и не нужно было знать.

Глаза у него разные. Один — тёмный, как у всех местных. Другой — светлый, серо-зелёный. По слухам, Лесаны имеют примесь эльфийской крови, и потому у них иногда бывают вот такие странности во внешности. А ещё многие утверждают, что каждый Лесан может видеть во тьме. Сами они это не опровергали.