Наследник огня и пепла. Том Х (СИ) - Добрый Владислав

Отец Магна однажды сказал: «Когда тебе улыбается Маделяр — это значит, ты уже должен, просто ещё не понял сколько.»

Я кивнул, передал письмо Вокуле.

Весь остаток дня я провёл, как распорядитель свадеб. Стоило выдохнуть — и тут же налетал кто-то из оруженосцев одной из Великой Семьи с новостью, требующей «немедленного решения». А решение, как назло, требовало или десяток возов, или срочной смены места, или, чаще всего, моего личного внимания.

К вечеру я понял, что у меня уже нет армии. У меня — ярмарка. Благородная, вооружённая, но всё же ярмарка. У каждого — свои шатры, свои правила, свои повара, свои идеалы чистоты. Только я один остался с общими котлами и общими заботами.

На закате явились ещё три отряда. Один — крохотный, но при этом удивительно хорошо вооружённый — принадлежал семье Дар. Два всадника, двадцать пехотинцев. У всех чёрный олень с ветвистыми рогами на красном фоне на щитах.

Второй отряд был занимательнее. Ещё мельче. Во главе ехал юнец с лицом в веснушках и подбородком, ещё не познавшим лезвие. На красно-синем щите — чёрный орёл, застывший в падении, с когтями, направленными вниз, и расправленными крыльями. Он был в сопровождении троих «дядек», и каждый — с таким выражением лица, что я невольно потянулся к рукояти меча. Буквально одно копье. Плюс стандартное сопровождение для готовящихся выступить в поход всадников — десяток пеших слуг при двух повозках. Услышал от сборе через вторые руки. Я призывал, напирая на то, чтобы пришли без обоза и пехоты. Я планировал быстрый марш. Впрочем, он не первый, кто проигнорировал мои пожелания.

— Боковая ветвь из Орлиного Гнезда, — доложился Фанго.

— Хотят выказать преданность. И сохранить владения и вложения, что ещё остались у старшей ветви. А точнее — забрать их себе, — немедленно выдвинул гипотезу Вокула.

Приходилось признать: весьма правдоподобную.

Они встали лагерем у самого края поляны, подальше от всех. А юнец, не слезая с коня, крикнул в мою сторону:

— Мы с вами, сеньор Магн! Семья Кассель клянётся в верности!

И, не дождавшись ответа, развернул коня и ускакал. Надеюсь, ставить шатры, а не на совсем. Ни тебе протокола, ни рапорта. Понятно, что мальчик волнуется, но он так со мной хороших отношений не поимеет.

Семь Великих Семей, все здесь. Ну, почти все. Итвис, Вирак, Треве, Лесан, Алнез, Роннель и теперь — Кассель с Даром.

Я поднялся на насыпь у центра лагеря. Посмотрел на всё это великолепие. На пёстрые стяги, развевающиеся на ветру. На костры, дымящие чёрным, как уголь. На шатры, блестящие золотом, и лица, уже потускневшие от усталости и сомнений.

И вдруг поймал себя на том, что снова хочу домой. В кабинет к Вокуле. К сыну. К своим бумагам на которых я рисую мебель, посуду и одежду и мучаю этими каракулями мастеров. К повару жены, в конце концов. К чашке горячего отвара. Там хотя бы понятно, кто тебя хочет подставить.

Я глубоко вдохнул. И выдохнул.

— Сперат!

— Я тут, сеньор.

— Созови всех на военный совет. Сегодня, после ужина. Постарайся проследить, чтобы они выпили и наелись. Пусть будут подобрее.

Глава 9

Коронованный подорожник

Большой шатёр едва успели достроить к вечеру — последние полотна натягивали, когда местное солнце уже начало тускнеть. Красно-белая ткань хлопала на ветру, как паруса флагмана среди мелких кораблей, а внутри, под тяжёлыми балдахинами, уже начинали сгущаться тени. Я не любил проводить советы в темноте. Предпочитаю решать вопросы с утра, на свежую голову. Но война, как известно, не особенно вежлива к расписаниям.

Сперат расставлял стражу. Леон был хорош, когда нужно было охранять запасы и отгонять праздношатающихся от поместья. Но сейчас требовалось нечто большее. Адель проверяла, чтобы у каждого было своё место — правильное. Чтобы никто не сел выше, чем заслуживает. Ради этого даже пришлось отказаться от красивых, резных стульев, привезённых из Горящего Пика, и расставить вокруг того самого роскошного стола из моих покоев одинаковые, складные, походные. Только нам с Адель, разумеется, полагались высокие — с резными спинками.

Сложнее всего оказалось с Дйевом. Но тут Вокула пришёл на помощь, напомнив, что у того нет ног и он прибывает в своём собственном кресле. Так что достаточно было оставить пустое место по правую руку от меня. Вселенский кризис удалось отложить.

Возможно, Адель воспринимала всё это чересчур серьёзно. Даже если бы речь шла о бревне и ведре, она бы точно определила, кому положено сидеть на бревне, а кому — внутри ведра.

Пока все суетились, я просто сидел в центре, держа перчатки в руках, и смотрел на вход.

Первым вошёл Треве.

Конечно.

Он ловко откинул полог — и будто вальс начал. Маска на лице, лёгкий полупоклон, шаг в полоборота, и голос, как приторный парфюм:

— Милорд Магн. Долг каждого знатного дома — быть первым в служении. И первым — на совете.

Я не ответил. Только кивнул. Он потом распишет это кивание как проявление тёплого одобрения. Или как одобрение с оттенком вызова. Или как вызов, обрамлённый дипломатическим согласием. Это же Треве. Он найдёт форму.

Следом — Вирак.

Ворвался, как буря. Шаги — тяжёлые. Доспехи не скрипели — они заявляли. Вернер Вирак прошёл внутрь, не сняв перчаток, не посмотрев в глаза. Только резко кивнул — как отдал приказ — и стал у спинки стула, не садясь. Его люди выстроились у входа, как конвой ждущий сигнала к расстрелу.

— Мы здесь, — бросил он.

Ни «рад приветствовать», ни «да здравствует». Просто — «мы здесь».

Этого было достаточно, чтобы воздух в шатре похолодел.

Я посмотрел на их знамёна, мелькнувшие за колыхающимся пологом: чёрное поле, и копья, как пламенеющие трещины на угле. В этот момент я особенно ясно понял, как по-разному можно любить Караэн. Кто-то — как город. Кто-то — как шахматную доску. Кто-то — как дом. А кто-то — как родовое право.

Сперат скривился, но молчал. И правильно сделал.

Я встал.

— Присаживайтесь. Ждём остальных.

В шатре повисла тишина. Почти благородная. Почти гробовая.

Я рассматривал Вермера. Хороший доспех. Не зная, кто в нём, подумал бы, что один из предводителей наёмников. Фредерик, Джелал — у каждого свой стиль. Свои предпочтения. Не гарнитур заказанный за сундук золота, а выстраданный опытным путем только тебе подходящий комплект. Латная рукавица на одной руке, перчатка на другой, разнородные наручи. У Вирак не было поножей — только наколенники, кольчужная юбка и высокие сапоги. Будто он собирался драться пешим. А были ли у него поножи утром?

Его оруженосец снял шлем, зажал его под мышкой и довольно низко мне поклонился. Словно за них двоих.

Кивнуть? Поклониться? Сказать что-то?

Дурацкие игры. Я вспомнил совет Вокулы: «В политике бездействие почти всегда лучшее действие». Я удерживал лицо. Но мысли убегали.

Сорские пираты.

Как ни крути, но они — единственная организованная сила, которая не пала, не стала чьим-то податным населением. Не смогли их наказать за разбой — попытки были. Была даже высадка на острова, успешная… но пираты разбили войска Регентства. Это было давно. Больше ста лет назад. С тех пор предпочитают платить.

Почему?

Адель говорит словами хроник. Она всё же женщина. Умеет держать меч и править слугами, но её не учили вести войну. Гирен — наёмник, но не полководец. Отряд — его потолок.

Прошло то время, когда я плыл по течению. Когда ставил на кон всё. Тогда я ещё не чувствовал этот город, этот мир, это имя своим. А теперь — чувствую. И меня волнует цена. Потому что теперь оно моё. А только тот, кто владеет чем-то, по-настоящему боится это потерять.

Но сказать об этом вслух — показать сомнение. А в этом зале есть те, кто не прощает сомнений.

— Мне не нравится этот враг, — проскрипел Вернер.

Он снял шлем и бросил его оруженосцу, даже не оборачиваясь. Коротко стриженные седые волосы, лицо человека, у которого болит. Всегда. Грубый шрам на щеке — ожог в виде герба Вирак на щеке. Тавро.