Анастасия. Последняя княжна (СИ) - Хайд Адель

Тырница устроила врачебный осмотр. Приходил доктор, но был он больше похож на какого-то коновала, каким его себе представлял Алёша. После того, как доктор осмотрел всех. В основном смотрел горло, глаза и волосы. Хриплым прокуренным голосом спрашивал: «не болит ли что-нибудь», они с Тырницей заперлись в кабинете и Алёша, понимая, что, если его поймают, то снова могут запереть в кладовку, всё равно прокрался и постарался подслушать о чём они говорят. Магия ещё только росла в нём, но простенькие заклинания, по типу усиления слуха он уже мог делать, спасибо сестрёнкам, научили.

Слышно было плохо, но Алёша скастовал пальцами заклинание и звук стал звучать для него будто бы он находился внутри кабинета начальницы приюта

«Доктор» и начальница обсуждали… как покалечить парочку малышей. «Доктор» резать отказывался, говоря, что не выживут, а у него таких навыков нет, это сложная хирургия, но вот перелом устроить можно, только время пожалобится, но зато с перевязанной ногой уже можно «работать». Тырница, судя по тону голоса расстроилась и с сожалением проговорила:

— Безногим, конечно, бы лучше подавали

Алёшу затошнило, и он, услышав главное, что это произойдёт не сегодня и не завтра, побежал искать дядьку Евстафия.

Дядька Евстафий был в своей комнате, сидел и перебирал бумаги. Увидев Алёшу, сначала хотел его поругать, потому что в приюте воспитанникам нельзя было слоняться по коридорам. Но, услышав рассказ Алёши, передумал и как-то устало сказал:

— Иди Алёша, всё будет хорошо

А утром впервые Тырница не пришла на работу. Чуть позже пришли бахи солдаты и увели с собой дядьку Евстафия.

Ближе к вечеру пришли другие бахи и начали по очереди вызывать всех воспитанников в кабинет Тырницы.

Алёша сидел и ждал своей очереди, размышляя о чём его будут спрашивать и что модно отвечать, чтобы не навредить дядьке Евстафию. Несмотря на возраст Алёша сразу понял, что дядька убил Тырницу, и не стал отпираться, когда за ним пришли.

Как вдруг голову мальчика «прострелила» резкая боль, потом, что-то «будто бы «ударило» в сердце, потом снова в голову. Алёша упал, дёргаясь, словно в эпилептическом припадке.

Испуганные мальчишки позвали бабу Зою, которая всё это время находилась в кабинете Тырницы, пока бахи проводили опросы воспитанников.

Та прибежала, увидела лежащего на полу, побелевшего и словно бы в агонии бьющегося мальчика. С помощью ещё одно баха им удалось перенести Алёшу на матрас. Вскоре мальчик затих, но его не смогли разбудить, и баба Зоя забрала его на ночь к себе. Ночью у него поднялась температура, он метался, сгорая в лихорадке и бредил. Звал маму, папу, назвал имена сестёр. Хорошо, что кроме бабы Зои, которой и в голову не могло прийти, что за семья у Алёши, никто не слышал.

По утро температура спала, мальчик заснул обычным сном, а уставшая за ночь баба Зоя, протирая лицо ребёнка влажной тряпицей увидела на его шее цепочку с медальоном необычной формы, на котором было четыре тусклых чёрных камушка и три мерцавших разным цветом от холодного голубого до ярко красного.

Вместо Тырницы прислали пожилого баха-солдата и вместе с ним пришла довольно молодая женщина. Бабе Зое она понравилась, вот только ей может пару недель осталось срок доходить. Пузо у неё было огромное и ходила женщина медленно, переваливаясь словно утка.

Грамоту никто особо не знал, поэтому кабинет начальницы пустовал. Женщина пошла проверять кухню и комнаты, а пожилой бах взял двух мальчишек постарше и на подводе, на которой привёз женщину, куда-то уехали. Мальчишки в комнате шептались, что и Андрейку с Богданом тоже «анренстовали», как и дядьку Евстафия. И скоро вообще всех «анренстуют».

Алёша проснулся, когда в приюте было обеденное время. Какое-то время он лежал, глядя в белый потолок, потом сел, снял медальон, потрогал каждый камушек, даже поковырял ногтем, подул, но четыре камушка так и оставались тусклыми и серыми.

Услышав шум за дверью, надел медальон обратно и снова скрыл. Какое-то время мальчик сидел неподвижно, глядя в одну точку. Личико его постепенно теряло краски, становясь похожим на маску. И когда в комнату зашла баба Зоя., то она увидела, что Алёша сидит с белым «мёртвым» лицом, став похожим на маленького старичка.

Женщина подошла к ребёнку, присела рядом, обняла:

— Что такое, Алёша? Что с тобой? Обидел кто? Или ты за дядьку так переживаешь?

И Алёшу словно прорвало, он закричал, страшно, отчаянно, в тщетной попытке докричаться до тех, кто уже за гранью.

Испуганная женщина прижала к себе мальчика, гладя его по голове, успокаивая, она поняла, что горе ребёнка связано с этим медальоном, такие часто использовали альты, и что непросто так одни камушки погасли.

— Поплачь Алёша, если больно, — приговаривала баба Зоя. А потом, когда слёзы кончились, баба Зоя принесла тёплого молочка с булочкой. Выпив, которое, Алёша уснул.

В детстве, если горе, то оно очень большое горе, просто отчаянное, но и отходит ребёнок легче, не замыкается так. Вот, казалось бы, стакан молочка с булочкой и чуть, но полегчало.

Баба Зоя ещё посидела с ним, понимая, что Алёша очень непростой мальчик и как ему здесь выжить непонятно, но она постарается ему помочь.

Сегодня цесаревич непросто узнал, что его родители и сёстры погибли, сегодня он стал взрослым, потому что теперь рассчитывать он мог исключительно на себя.

Глава 22

Алеша. Три дня спустя после расстрела царской семьи

— Айда с нами, — говорил Андрей Алеше, с нами на улице не пропадешь, поедем к морю, там тепло. А то здесь снова пришлют Тырницу и будем всю зиму таскаться милостыню просить.

— Я знаю про тебя, сказал Алеша, — это ты подал Тырнице идею покалечить малышей, я не отпущу с тобой малых.

— Это не я! — возмущено воскликнул Андрей, — меня Тырница заставила.

— Тогда пойдем и расскажешь всё баху милицейскому, — сказал Алеша и так это странно смотрелось, крупный, почти в два раза выше Алеши, парень стоял напротив маленького мальчика, опустив голову, и казался меньше ростом.

И, то ли Андрей действительно чувствовал вину, то ли и правда считал, что это Тырница виновата, но пошел с Алешей к баху милицейскому

В присутствии Алеши Андрей рассказал, и о том, что Тырница заставляла детей собирать милостыню, и что собиралась покалечить малышей, чтобы больше подавали.

— А дядька Евстафий за нас заступился, — не выдержал Алеша

И бах милицейский, Иван Голещихин, который уже собирался отмахнуться от пацанов, услышав что-то в голосе странного мальчика, вдруг понял, как важно, чтобы справедливость восторжествовала, и забыв о том, что сегодня бах Сиволапов, заместитель главы Белозёрского луча революции, топал ногами и буквально визжал, что всех в расход за сестру пустит. Но народ-то видел, что сестра баха вороватая ушлая бабенка, где только могла пользовалась именем брата. А на деле ни стыда, ни совести. У детишек и так горе, сироты, так она последнее у них отбирает. Даже кроватей не было, а стены в ещё крепком и особняке все ободранные.

Бах Голещихин даже не обратил внимания, что теперь вместо того, чтобы думать о том, как закончит здесь, потом пойдёт и выпьет стопочку другую, стал думать о том, что кровати-то для деток они сделают, а вот дядьку вытащить это тяжелее будет. Но, если бах Сиволапов сегодня не расстреляет дядьку, то можно попытаться. Говорят столичное начальство к ним едет, один из тригонов звезды революции, можно подойти к нему, рассказать.

С этими мыслями пожилой бах задумался и поднял трубку коммутатора, который остался здесь с прежних времен, прокричал в трубку:

— Алло, девушка, соедините меня с к-два-два-три…Тройка, да, спасибо, милая

На том конце телефона трубку взяли быстро и несколько манерно, специально растягивая слова ответили:

— Алло, Люсинда слухает

— Люська, здрава будь, — сказал бах Голещихин

— А это ты, Иван — прозвучало расстроенно

— Я это, а вот к тебе дело есть, и ты это, давай начепурься, и на ужин в Яр беги, там сегодня бах Сиволапов ужинает, сделай так, чтобы он от тебя не ушел до утра