Не выдержав такого святотатства, я взяла шампуры в свои умелые руки.
К тому же, я ведь работала в сфере питания — значит, сам бог велел. Научиться не сложно, когда у тебя к этому душа лежит.
А уж какая у меня получалась запеченная курица — просто пальчики оближешь!
— Принеси нормальный, человеческий завтрак.
— Не могу, леди Фрейзер, — Эсса глазела на меня со злорадным удовольствием. — На это нужно разрешение мадам Штопер.
— Чего-чего?
Оказалось, что действительно нужно!
Как я поняла, на веганство и сыроедение Виолу тоже подбила мачеха — мол, только так сможешь сохранить рюмочно-тонкую талию, созданную руной красоты.
Чтобы Виоле не срываться на «неправильное» и «неполезное», она сама отдала своей мудрой мачехе бразды управления кухней. Которая, в принципе, бывшую хозяйку моего тела не интересовала. Так же, как и ведение хозяйства.
— Не могу принести вам то, что требуете. Мадам не велела. Для вашего же блага, — отнекивалась противная служанка и устроила целый спектакль из причитаний и заламывания рук.
— А для твоего блага принести кашу с ягодами, сыр, ветчину, хлеб и вареное яйцо! — сурово отрезала я. — Живо!
М-да уж, ну и положение тут у Виолы, казалось бы, жены господина дома.
Нормальный завтрак приходится с боем выбивать!
Удовлетворив аппетит, я выбрала из платьев Виолы наименее кричащее (хоть это было крайне сложно!), и отправилась на поиски Присси.
ГЛАВА 23
Уверена, не фига она не уволилась, как мне тут заявляют.
В этом гадюшнике мне, как никогда, нужен свой верный человек, неподкупный для вездесущей Амары.
Прямо за декоративной территорией с выложенными мраморными плитками дорожками, фонтанами, ажурными беседками, пальмами, ухоженными зелеными газонами и клумбами, пестрящими экзотическими цветами, располагались сады и виноградники Грэма Фрейзера.
Еще дальше конюшня, ферма и несколько ухоженных домов для слуг.
Все это я обошла с большим интересом и перекинулась парой фраз с работниками, отмечая, что овощи и фрукты почти все мне знакомы, точно так же, как сельскохозяйственные культуры и местный скот.
Существенное отличие было только в том, что ели тут в основном мясо убойных животных — свинину, а так же говядину и баранину.
А вот куриц презрительно называли фаверольками и держали исключительно ради яиц. Их мясо в пищу не употребляли, потому как оно считалось очень жестким и вследствие этого несъедобным.
Странные люди…
Наоборот, у курицы самое нежное мясо с малым количеством жира и большим количеством белка.
Надо будет как-нибудь ради интереса попробовать тут ее приготовить — не верю, что получится невкусно!
Да уж, хозяйство у Фрейзера было ого-го какое — самый первый плантатор на деревне, что б его!
За фермой простиралось море пушистых белых коробочек, покачивающихся на знойном ветерке.
Надо же, тут выращивали даже хлопок, как из романа про Скарлетт.
Работницы в повязанных от жары платках ловко собирали пух из коробочек в передники, а затем складывали в большие корзины. Но, кстати, изможденными при этом не выглядели — переговаривались, смеялись.
Я дружелюбно поприветствовала их, а они — с некоторым удивлением меня.
Причем с большим удивлением — Виола в этих местах явно была птицей редкой. Скорее всего, ни разу сюда не заглядывала. Расспросила женщин о работе и о хозяине поместья — не обижает ли, всем ли они довольны?
Из ответов поняла, что Грэма Фрейзера тут любят и уважают, как щедрого и справедливого хозяина. А вот управляющего Мердока, которого поставила мадам Шатопер — не очень. Судя по ожесточившимся лицам этих женщин и их фразам, этот гаденыш был тем еще извращенцем и приставал тут ко всем подряд.
Я пообещала работницам, что разберусь с козлом. Это обещание было встречено горячим одобрением.
Прошла еще немного, к постройкам впереди, куда приносили корзины с хлопком.
Один из самых отдаленных сарайчиков привлек мое внимание.
Невидимая за поставленными друг на друга корзинами, я вошла и услышала знакомый гнусавый голос:
— Посмотри на него, какой красавец, какой жеребец, готовый вспахать твое поле! Неужели он тебе совсем-совсем не нравится, милашка?
Мердок зажал в угол бедняжку Присси, которая сжалась, как испуганный воробышек.
Штаны сученыша были спущены, обнажая его весьма премерзкий агрегат, жалкий и сморщенный, как подвявший в холодильнике корнишон.
Назвать это уродство «жеребцом» и польститься на него не смогла бы даже женщина, у которой пять лет не было интима. Да даже десять!
— Ну, пожалуйста, Присси, ты же такая миленькая. Просто хотя бы потрогай его своей ручкой… — уговаривал управляющий. — Тебе понравится, я обещаю. Дай ручку, я научу, как нужно его касаться!
— Сэр Мердок, прошу, не надо, уберите от меня этот срам… — зарыдала девушка.
— Это не срам, а лучшая кукурузина в округе! Давай, пташечка, прикоснись хоть одним пальчиком. А не потрогаешь, расскажу мадам Шатопер, что ты бездельничаешь — не собрала и трех корзин хлопка! — пригрозил Мердок.
— Но, сэр, я собрала пять…
— Лентяйка, совсем работать не хочешь! Мадам прикажет тебе стоять на коленях перед домом до тех пор, пока они у тебя не превратятся в дерево, а я на это посмотрю! Ну давай же, прелестница, приподними его хоть чуть-чуть…
Урод был так увлечен своими домогательствами, что не заметил, как я подошла.
В руке я держала очень удачно подвернувшийся мне на глаза длинный широкий кожаный ремень — такими тут перевязывали корзины с хлопком.
Конец ремня удобно лег в руку, и я накрутила его до нужной длины.
Сейчас этот мерзавец получит по заслугам.
ГЛАВА 24
— Давай-ка, я приподниму, — сказала я и хлестнула Мердока по оголенному заду.
Он стоял боком, меня не видел, и это стало для него полной неожиданностью.
Мужик заорал от боли и схватился за свою пятую точку. Но, так как она у него была достаточно объемной, не помогло.
Я ударила урода еще раз.
— Госпожа, вы нашли меня! — с облегчением закричала Присси.
А я, войдя в азарт, с отмашкой лупила извращенца по заднице еще и еще.
Мердок верещал громко и визгливо, как перепуганный порось. При этом он пытался натянуть штаны, но начисто в них запутался, и на карачках пополз из сарайчика, исторгая сопли и слюни вперемешку с мольбами о пощаде и ругательствами.
На шум прибежали работницы, которые окружили нас, подбадривая меня одобрительными выкриками.
— Так его, так, хозяйка!
— А то совсем распоясался, развращюга поганый!
— За нами на речке подглядывал!
— А меня постоянно в сараюшке зажимал!
— Лупи охальника, хозяюшка, не жалей рук!
Пятая точка Мердока уже почти багрово-красной, когда женщины вдруг расступились и я, как во сне, увидела своего мужа. Грэм Фрейзер въехал в толпу на белоснежном жеребце, красивый и надменный, как бог.
Но даже это меня не остановило — я, знай себе, хлестала сученыша по заду, приговаривая — чтоб запомнил, и больше не то, чтоб ни к одной женщине свой вялый стручок совать не смел, чтоб и посмотреть не смел в ее сторону!
— Что здесь происходит? — рявкнул Фрейзер.
Его конь возбужденно переступал копытами в метре от меня.
— Добрый господин! Добрый господин, помогите, защитите невинно наказуемого-о-о-о-о! Утихомирьте вашу …! Эту вашу! — завопил Мердок, простирая руки к Фрейзеру.
Муж сотворил руну, и ремень сам собой крепко обмотался вокруг моей руки, до боли стягивая запястье.
— Что, окончательно сбрендила, пустоговоловая? — с презрением бросил Грэм, глядя на меня сверху вниз. — Нападаешь на слуг без всякой на то причины?
Я молчала, дрожа от ненависти.
Он не поймет меня, просто не услышит — столько в нем отвращения и предубеждения ко мне.
Не собираюсь перед ним оправдываться и доказывать свою правоту.
