Не слушая его, вскочила с алтаря и подскочила к зеркалу.
— Твою ж за ногу… — громко выругалась я.
Предчувствие оказалось верным.
Чудотворец Лазурий не убрал ни моих пельмешек-губ, ни большущего бюста.
Зато у меня начисто исчезли брови, а линия роста волос поднялась чуть выше, словно ее выбрили.
Невозможно было сделать искусственный облик Виолы еще ужаснее.
Но у чудотворца Лазурия это получилось!
— Что ты натворил? Что ты, черт побери, натворил?
— Как что? Последняя столичная мода! Бровки и верх лба полностью лишают лишних волос и….
— Это ужасно! Отвратительно и просто никуда не годится!
— Сама царица Сарская так ходит…
Меня охватила просто дикая злоба.
— Мне плевать на царицу! Я сказала — убрать руны! Стереть! Я четко это сказала. Стереть, а не рисовать новые!
— Но… Это же великолепно, — ужаснулся моей реакции чудотворец Лазурий и, чуть не плача, спросил. — Ты не потешаешься надо мной? Тебе правда не нравится моя косметия? Что с тобой произошло, Ви? Я тебя не узнаю! Почему ты не говоришь «иу»?
Вне себя от ярости, я схватила горшочек с его волшебной краской, и уже было хотела плеснуть ему в лицо, а потом устроить в этой пещере нехилый такой погром…
Но остановилась.
Он действительно искренне недоумевал, что сделал не так и расстроился прям до слез. Лазурий по-настоящему верил, что это красиво.
Друг Виолы, такой же бестолковый, как и она сама…
Нет уж, это я виновата.
Нужно было сразу заподозрить неладное и не ложиться под его кисть.
Очень хочется сорвать на этом глупом парнишке злость, но я не стану.
К тому же, я не дикарка какая-то, чтоб тут все громить — ещё влетишь на компенсацию ущерба и прослывешь истеричкой.
Попробуем решить вопрос цивилизованно.
— Хочу поговорить с администр… Ой, с хозяином клиники. В общем, кто тут у вас главный?
— Дорогая моя Ви, но зачем? Неужели ты действительно хочешь стереть руны и снова стать ничем не примечательной серой мышкой? — Лазурий в ужасе приложил ладони к щекам, как на знаменитой картине Мунка.
— Зови хозяина.
— Но хозяйка в отъезде…
— Значит, другого чудотворца. Нормального.
— А я, значит, ненормальный?
Какое-то время ушло на препирательства с до глубины души оскорбленным Лазурием, после чего ко мне явился, наконец, другой чудотворец, который вызвал больше доверия.
По крайней мере, ничего в нем не вызывало подозрений, что он сам злоупотребляет рунами красоты.
Это был благообразный мужчина лет сорока в золотых очках, с усами и бородкой, который почему-то здорово напоминал Антона Чехова.
Как раз, наверное, этой своей бородкой.
— Ради Ньерда, простите Лазурия, леди Фрейзер. Я — Канефрон, и отныне я стану вашим постоянным чудотворцем, — с порога начал Чехов. — Вы не раз прибегали к услугам Лазурия и сами знаете, что он слишком увлечен своей работой. За ошибку он будет очень строго наказан, не сомневайтесь. Меня уже посвятили в суть проблемы. Значит, вы хотите стереть руны красоты со своего тела?
— Хочу.
— Какие-то определенные?
— Все до одной!
— Могу ли я поинтересоваться, чем вызвана столь резкая смена… хм… приоритетов? Не поймите меня неправильно, просто вы всегда были заядлой клиенткой нашей клиники и сторонницей косметий, и тут…
— Дело в том, что недавно я пережила серьезную травму. Упала с балкона, ударилась головой, и месяц пролежала в коме. Это полностью сменило мои жизненные ориентиры. Я, можно сказать, переродилась.
— Что ж, тогда, как говорится, вопросов больше не имею. Приступим! — сказал Канефрон, тем самым вызвав во мне бурную радость.
Этот дядечка явно выглядит намного адекватнее, чем Лазурий.
Неужели я наконец-то стану нормальной, человеческой девушкой, естественной?
Так интересно, как Виола выглядела до всех этих многочисленных косметий!
В любом случае, как бы не выглядела, и какую б заурядную внешность не имела, это намного лучше выступающих скул, вывернутых губ-вареников и диких черных ресниц-щеток! А уж про розовую радужку глаз со зрачками-сердечками, как из аниме, вообще молчу…
Канефрон отвел меня в другую пещеру, где находилась одна единственная, не побоюсь этого слова, душевая кабинка.
А может, кабина для солярия?
Во всяком случае, как по-другому назвать эту штуку я не знала. Она действительно была похожа на душевую, но только с позолотой и стенками из прозрачного хрусталя, который так же, как и алтарь, был испещрен сложными рунами.
Она блестела и переливалась — я даже увидела вделанные в золото драгоценные камни.
— Вы уверены, что тут стираются руны, а накладываются? — на всякий случай уточнила.
— Не беспокойтесь, леди Фрейзер, это действительно камера стирания рун.
Когда оказалась внутри кабинки, вспыхнул яркий свет и на меня хлынул поток не воды, а очищающей магии, которая мягко смывала руны.
Теперь я наконец-то чувствовала, что все идет, как надо!
Сейчас я стану той, кем и должна была быть.
Когда поток схлынул, и дверца открылась, то Канефрон почтительно протянул мне руку и помог спуститься с мраморных ступенек.
Мне не терпелось увидеть, какой я стала теперь, без этих проклятущих рун!
Чудотворец торжественно подвел меня к огромному зеркалу, расположенному в глубине пещеры, и так же, как кабинка инкрустированному алмазами, рубинами и изумрудами.
И я увидела себя…
Всё-таки, наверное, немного дикарка.
— Что это? — закричала и на эмоциях швырнула в зеркало первым, что попалось мне под руку — это оказалась статуэтка бога Ньорда. — Что это, черт бы вас побрал, такое?
ГЛАВА 27
Статуэтка разбилась, разлетелась тысячей осколков, а вот зеркальная гладь — нет.
Там по-прежнему отражалась я.
С губами-пельмяшами! С огромным бюстом и талией в два обхвата! С этими мерзкими волосами-червяками, колышущимися, как живые.
И, блин, без бровей!
— Вы сказали, сотрете руны, но во мне ничего не изменилось!
— Конечно, изменилось. Присмотритесь-ка получше.
Ну, я и присмотрелась.
Глаза.
Они стали человеческими, нормальными, с круглыми зрачками, карей, а не с розовой радужкой, дурацкими сердечками и мохнатыми ресницами-гусеницами!
Я смотрела в них, в это зеркало…
Такие красивые, естественные, глубокие глаза.
Божечки, какая же дура Виола, что посмела их тронуть!
Но резкие скулы, узкий носик, выбритые брови, и главное, губы-пельмяши (ненавижу их, ненавижу!!!) портили все впечатление, сводили на нет глубину этих чудесных карих глаз…
— И это все?!
— Уважаемая леди Фрейзер, но ведь вы знаете, что процедура стирания руны красоты — весьма дорогостоящая. Кабинку стирания заряжают наши лучшие чудотворцы. Зарядка требует от них неимоверных сил, намного больших, нежели при накладывании руны. На вашем личном грандариуме, увы, находилась сумма, которая позволила снять лишь только одну руну — руну глазного облика. И еще… Надо будет оплатить стоимость статуэтки…
Так-так-так, похоже, у меня нет денег!
— Спишите необходимую сумму с грандариума моего мужа, адмирала Фрейзера, — я попыталась пойти ва-банк.
— Боюсь, у нас нет таких полномочий…
Вообще-то у меня была мысль, что необходимо прояснить финансовое положение Виолы — на что она жила и какими средствами располагала.
Но мне так хотелось поскорее избавиться от противного облика, что первым делом помчалась в клинику, а не к семейному адвокату Шатоперов.
Что ж, это было ошибкой.
— Я еще вернусь, — предупредила чудотворца.
— Мы в «Очаровании обольстительного облика» всегда вам рады, — поперхнулся Канефрон.
Благо, контора господина Грисволда, который занимался делами Виолы, была расположена неподалеку.
При моем появлении местные клерки, которые восседали за двумя длиннющими стойками друг напротив друга, аж прекратили работу. Кто-то даже приподнялся из-за стойки, чтоб проводить меня насмешливым взглядом.
