Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Повернись к нам и повтори, только медленнее, ладно? — продолжает Гермес.

Когда Ньют и остальные пугали меня «загадочными» и «ужасающими» Лайвли, я им не верила. Да, с виду эта компания вовсе не дружелюбная и уж точно не простая. Но они меня не пугают.

А уж вид Гермеса и Хайдеса, которые спорят о том, как я завязываю волосы карандашом, вообще перечёркивает все страшилки Ньюта.

— Кто ведёт игры сегодня? — резко обрываю их болтовню.

Две пары глаз устремляются на меня.

— Я, — заявляет Гермес.

— Не Афина? —

— Он только что сказал тебе, что организует их сам, — встревает Хайдес. — Тебе рисунок нужен?

Я машу рукой в его сторону, даже не глядя:

— Заткнись, ладно?

— Хейвен… — начинает он.

Я прохожу мимо и добиваюсь, чтобы он замолчал. Встаю прямо перед Гермесом. Он сначала широко раздвигает ноги, потом снова закидывает одну на другую.

— Если ты здесь только потому, что умираешь от желания сыграть в наши игры, расслабься: как только дойдёт очередь до Афины, у своей двери ты точно обнаружишь шахматную королеву.

Мне нечего ответить. Теперь я уверена: Афина всё ещё злится на меня.

— Тогда пригласи меня в свои игры, — прошу я.

Гермес хмурит лоб и обменивается взглядом с братом у меня за спиной.

— Зачем тебе это? Зачем вообще хотеть играть?

Я пожимаю плечами:

— А почему нет?

Он смотрит на меня долго. Так долго, что я уже думаю: разговор окончен, а я просто выгляжу полной идиоткой. Но вдруг он встаёт со всего своего диванного царства в обнажённом величии и проходит мимо.

— Приглашения уже разосланы. Исключений не бывает.

Хайдес стоит, облокотившись о дверь, руки скрещены на груди, лицо — как у человека, которому я смертельно надоела. Он наклоняет голову вбок — намёк, что пора убираться, раз я получила свои ответы.

— А можно прийти хотя бы как зритель? — не сдаюсь я.

— Хейвен, — предупреждающе произносит Хайдес.

Зато Гермес явно польщён:

— Маленький рай, знаешь, ты можешь быть права.

— Нет! — взрывается Хайдес.

— Да! — выкрикиваю я одновременно с ним.

— Увидимся на крыше, сегодня в десять вечера, — заключает Гермес.

Я уже оборачиваюсь к Хайдесу, чтобы показать ему победоносную ухмылку, но меня отвлекает звук открывающейся двери. Из ванной выходит Аполлон — волосы ещё мокрые, на бёдрах болтается коротенькое полотенце. Завидев меня, он отшатывается назад, будто я застала его голым.

Я поднимаю руку:

— Привет.

Он распахивает глаза, руками тщетно пытаясь прикрыться. Татуировки покрывают не только его торс, но и руки.

— Не переживай, — улыбаюсь я, — я уже видела и Гермеса, и Хайдеса голыми.

***

У каждого бывают повторяющиеся сны. Из всего бесконечного множества ночных образов некоторые застревают в голове и возвращаются снова и снова.

Например, моему брату Ньюту снится таинственный мужчина в красном плаще, который гонится за ним по улице. И сколько бы быстро он ни бежал, в конце концов незнакомец всегда его настигает и преграждает путь. Тогда они оказываются лицом к лицу — и под капюшоном оказывается… Джордж Клуни.

Мы так и не поняли смысла этого сна, хотя Ньют даже зарегистрировался на каком-то форуме, где магичка под ником OriettaOnirica2000 предлагала трактовать сновидения. Он отдал пять долларов за консультацию и ещё один за анимированный аватар. Потом забросил аккаунт и смирился с тем, что Клуни иногда бегает за ним во сне.

У меня тоже есть повторяющийся сон. Я стою на крыше здания и должна перебраться на другое по узкой плите. Нужно торопиться: я в опасности, хотя не знаю — из-за чего или кого. Я боюсь высоты, у меня кружится голова, но всё равно держу равновесие над пропастью.

Сейчас я чувствую себя точно так же. И то, что я поднимаюсь по лестнице на крышу Йеля, никак не помогает.

Гермес остановил меня прямо перед тем, как я вошла в кафетерий в обед, и сообщил детали: игры пройдут на крыше западного крыла. Похоже, у Лайвли есть особая привязанность к этой части кампуса. Почему — без понятия.

Я выхожу через распахнутую дверь и замираю, пытаясь рассмотреть пространство вокруг. В нескольких шагах от карниза стоят четверо. А один — прямо на краю. С поднятой ногой и раскинутыми к небу руками, он поёт во всю глотку.

Тревога сжимает грудь, и я бросаюсь вперёд, к тому, кто явно испытывает судьбу. Но прежде чем добежать, понимаю: это Гермес. И тут две руки обхватывают меня за талию, удерживая.

— Не надо, — шепчет Хайдес у самого уха.

Сердце бешено колотится. Я не понимаю, как он может быть таким спокойным. Да, у него имя бога, но он человек. Смертный.

— Он может упасть и разбиться насмерть!

Женский смешок отвлекает меня от Гермеса. Афродита стоит чуть позади Хайдеса в длинном белом пальто.

— Он это с детства делает. Не бойся за него.

Гермес уже полностью вышел на карниз. Делает пару шагов — его высокий худощавый силуэт колышется, словно травинка на ветру. И только тут я замечаю бутылку алкоголя в его правой руке.

— Так он ещё и пьян? — выдыхаю я.

— Конечно, — отвечает Афродита. — У него и трезвого баланс идеальный. А какой смысл испытывать себя, если не в изменённом состоянии?

Я таращусь на неё так, что её это смешит. Не понимаю, что шокирует меня больше — Гермес или лёгкость Афродиты.

Афина стоит поодаль, руки скрещены, взгляд уткнулся куда-то в темноту. Она делает вид, что меня не существует, или уже придумывает, как вцепиться мне в глотку, когда я меньше всего этого жду?

— Одного не поняла, — нарушаю тишину, пока Гермес во всё горло горланит что-то на испанском. — Это и есть его игры? И почему здесь только вы?

— Можешь замолчать? — Афина резко поворачивается ко мне, и её голос хлещет, как удар плетью. — Если продолжишь болтать, ты его отвлечёшь. И тогда он действительно сорвётся вниз.

— Если ты так переживаешь за брата, почему не стащишь его и не запретишь шататься пьяным по крыше?

Сказать это я не должна была. Знала ещё до того, как открыла рот. Но кто пустил бы родного брата на такое?

Афина делает шаг ко мне:

— Кто, чёрт возьми, тебя вообще позвал?

Я уже собираюсь ответить, но чья-то ладонь ложится мне на плечо. Хайдес смотрит сверху вниз, качает головой:

— Ты не права.

— Я? Неправа?

Он кивает и лёгким нажимом разворачивает меня, уводя прочь от остальных, к противоположному краю крыши:

— Пошли. И, прошу, без сопротивления.

Я молчу и позволяю вести себя куда угодно. Голос Гермеса всё глуше, пока не превращается в далёкий гул.

Хайдес садится прямо на карниз, и сердце у меня подпрыгивает к горлу. Я сглатываю, с трудом проглатывая ком.

— Почему вы живёте так, словно есть воскресение? — показываю на него. — Вы же не Иисус Христос.

Он фыркает:

— Ты закончила истерить?

— Я не истерю. Я переживаю.

Он постукивает ладонью по свободному месту рядом:

— Давай.

Я смотрю то на него, то на карниз.

— Ты вообще слышал хоть слово из того, что я сказала?

— Что-то пропустил, признаюсь честно, — отзывается он, глядя в небо. — Ловлю ключевые слова и пытаюсь сложить общий смысл.

Нет и никогда не будет вселенной, где я сяду на карниз крыши. Тем более в реальности.

Хайдес замечает, что я не двигаюсь, и сверлит меня взглядом:

— Только не говори, что боишься высоты.

— А что тут странного?

— Ты рвёшься в игры, а на карниз усесться не можешь? И что бы ты делала, если бы согласилась участвовать в играх Гермеса?

Плохое предчувствие становится ещё реальнее.

— Так это его игры? Шататься пьяным по крышам?

Он кривится, подставляя лицо с шрамом под лунный свет. Белёсая полоска на щеке сияет почти эфемерно. И часть меня — та, которой я упорно затыкаю рот, — думает, что он невероятно красив. И что по этой полоске так и тянет провести пальцами.

— Равновесие, — шепчет наконец. — Участники встают на карниз выбранной Гермесом высоты. Дальше — серия загадок. Отгадал — получаешь очко и трезвость. Ошибся — пьёшь шот. В конце тот, у кого меньше всего очков, идёт по карнизу.