А потом буря грянула.
Она пришла в форме звука тревоги, разбудившего их посреди ночи, и криков “украден!”, “он украден!”, “впервые за столетие!”. Внизу, в комнате для тренировок, что-то грохотало и выло.
Они с Кин-и столкнулись в коридоре, глядя друг на друга одинаково недоумённо, и сбежали вниз, посмотреть, что происходит.
Посреди комнаты для тренировок сидел Хун-и, с широко раскрытыми глазами и выражением шока и отчаяния на лице. Он держал в руках вопящий, источающий волны энергии свиток.
— Как его заткнуть? Почему?.. — бормотал он. — Заберите его…
— Забрать? Ну-ну. Что ты натворил, идиот? — рявкнул Кин-и. — Сейчас полордена сбежится сюда, и я не собираюсь тонуть вместе с тобой. Зачем ты вообще это сделал?
— Я не знаю! Я просто хотел стать лучше!..
…
И обстоятельства были другими, слова были немного иными, но этот тон голоса, эта дрожь и отчаяние были знакомы Большому Мечу.
Очень хорошо знакомы.
И ему на миг показалось, что это не свиток с тайными техниками ордена, нет, это красивый флакончик, отделанный нежно-розовыми сливовыми узорами.
И он сделал то, что не смог сделать тогда — потянулся и выхватил его из чужих рук.
— Ты что творишь?!
Большой Меч сглотнул, повернулся к Кленовому Клинку и тихо сказал:
— Сделай то, что обещал.
После он вышел на порог встречать учителя, чтобы признаться ему в своём злодеянии.
…
Как Большой и Длинный Меч уже понял к тому моменту, свиток был своего рода испытанием на пути к принятию во внутренний круг. Каждому новому поколению испытуемых сообщали о существовании свитка, чтобы исключить из ордена жадных до силы воров.
..По крайней мере, так оно было в теории.
Большого и Длинного Меча, разумеется, приговорили к изгнанию. Его меч разбили, меридианы покорёжили.
Лихуа была безутешна.
Хун-и избегал его.
Кин-и выполнил своё обещание и остался с победителем.
Только на прощание Хун-и решился встретиться и поговорить с Большим и Длинным Мечом. Именно тогда он пообещал, что однажды, став старшим учеником, он вернёт Большого Меча обратно и исцелит его культивацию.
Большой Меч принял это обещание, потому что знал, что так другу станет легче.
Но правда в том, что уже тогда он знал, что не собирается возвращаться.
10
*
На сей раз Большой и Длинный Меч сумел вернуться в настоящее самостоятельно.
Он обвёл взглядом своих друзей и остановился на Ослепительном Свете.
— У меня есть орден, за который я в ответе, — сказал он тихо, — есть судьба, которую я выбрал. Мне нет дороги назад, да и не хочу я туда возвращаться. Ничто уже не будет, как прежде, потому что я уже другой.
Он вдохнул и выдохнул, успокаивая себя.
— ..Я стал лучше.
Глаза Хун-и расширились. Он сглотнул и наконец замолчал.
— Как ты можешь?! — Лихуа действительно, казалось, хотела плакать. — Мы были так счастливы, что ты вернёшься… Я была…
— Ан Лихуа… — он запнулся и напомнил себе, что эту связь надо вырвать с корнем, и у них больше нет права называть друг друга теми именами. — Леди Солнечный Луч, ты не трофей, чтобы быть подаренной и переходить из рук в руки. Я никогда не стал бы тебе хорошим мужем, даже тогда. Теперь — подавно.
— И это после всего, что орден сделал для тебя, что мы для тебя сделали?
— Да, — ответил он. Потому что а что тут ещё ответить-то? — А теперь, если вы меня простите, мне надо вернуться в свой орден.
Он решительно зашагал вперёд, и Госпожа Не Зовут заскользила рядом, ненавязчиво намекая, что не позволит к нему приблизиться. Она вела себя, как его охранник, и это было совершенно абсурдно, но вместе с тем именно так вёл бы себя помощник настоящего главы ордена, и Большой Меч просто решил пока что смириться с этим. Кивнув Кин-и на прощание, он оставил бывших друзей за спиной.
На этот раз окончательно…
Или ему так казалось.
**
— Вы вернулись!
Они ждали все вместе, собравшись в гостиной их огромного полурзваленного особняка.
Кухарка Хэн нервничала, и когда она нервничала, она готовила, поэтому стол был заставлен и буквально трещал от всего. Сама она сидела в уголке, взяв в руки иголку с ниткой и упорно тыча ими в ни в чём не повинную ткань. Не то чтобы у этого были какие-то результаты, просто это занятие могло скрыть дрожание рук. Рядом примостился хмурый Хо-хо.
Они уже успели пошептаться на кухне и решили, что, вдруг что, останутся вместе и будут изображать странствующих культиваторов: Хо-Хо не собирался возвращаться к отцу, что бы ни случилось, Хэн просто не хотела снова остаться одна.
Паникёр влез в их разговор, заявил, что ужасно боится остаться один и потому тоже хочет с ними. Кухарка Хэн пожалела беднягу и погладила по голове — таким он был иногда трогательным.
Яо Милэ нервничала, а когда она нервничала, весь огонь в доме сходил с ума, и сама лиса дышала огнём, как печка.
Тануки внешне выглядел спокойным, ел себе, пил своё вечное вино, но Хэн видела, что он тоже нервно поглядывает на дверь.
Все они ждали приговора, так или иначе.
Большой Меч вернулся в компании Не Зовут, их одежда была грязной, несмотря на явные попытки её отчистить. Большой Меч выглядел… немного менее сияющим, чем обычно.
“О, — подумала Кухрка Хэн убито, — он собирается сообщить нам, что уходит.”
Она вздохнула и приготовилась.
— Ну что, как прошло? — спросил Тануки Рю лениво. — Разобрались с призраками?
Как будто именно это они все хотели знать!
Но никто не спросил бы первым, потому что…
— Плевать на призраков! Ты уходишь от нас в Полдень?
О.
Ну да, никто кроме Яо Милэ не станет спрашивать о таком в лоб, благослови небо эту девочку...
— Нет, — моргнул Большой Меч, — конечно нет. Я остаюсь.
..И тут кухарка Хэн поняла, что сама сейчас зарыдает от облегчения.
— ..Если вы захотите, чтобы я остался.
Теперь на Большого Меча с недоверием смотрели буквально все, но, когда этому мальчишке какая-то ересь втемяшится в голову, его не переубедить. В итоге, они собрались в кружок и прослушали (явно сокращённую и кое-где изменённую) историю его жизни и проблем.
Если коротко, звучало это всё примерно так: у него бывают приступы, когда он уходит в себя (как будто они раньше не заметили, и у кого из присутствующих этих приступов не бывает вообще), а ещё он действительно спёр какую-то дурацкую ерунду из своего ордена.
И смотрел на них так, как будто их должно было это шокировать.
— Эй, я захватил город с помощью проклятой печати, — сказал Хо-Хо, — не мне тебя хоть за что-то осуждать!
— Я много чего за свою жизнь спёрла, — признала Не Зовут, — и много откуда сбежала.
Большой Меч кашлянул.
— Но…
— Если мы начнём перечислять, сколько и чего за свою жизнь спёр я, мы тут зазимуем, — сказал тануки. — И список придётся делать в форме складской инвентаризации.
— Я однажды украла сердце, — сказала кухарка Хэн.
Она не стала упоминать, что это сердце не переставало биться, выплёвывая на её руки кровь, пока она пробиралась сквозь лес, убегая от мёртвых хозяйских псов — некоторые подробности не надо упоминать в приличном обществе.
Монах-паникёр бросил на неё странный взгляд.
Иногда ей почти что казалось, что этот дурацкий парень читает мысли.
— Я тоже случайно украла пару сердец, — признала Яо Милэ, — когда теряла контроль над способностями. Так неловко было с этими влюблённостями, так тяжело объяснять людям, что они меня не любят, это просто лисья магия! Извиняться ещё… И однажды индюка из храма лисьего покровителя! Мне до сих пор стыдно.
На Яо Милэ все посмотрели с задумчивым сомнением, но комментировать не стали.
Должен же среди них быть кто-то без клептомании, в конце-то концов.
— А я что? Я ничего, — сказал паникёр. — Но чего я только не делал, когда начинал нервничать! На меня иногда находит такое: я пугаюсь, и потом начинаю делать всякие глупости.
