Ночной палач - Астер Алекс

Айсла закрыла глаза.

В кои-то веки она не попыталась все удержать, но позволила разуму проявить все наихудшее, и он внял. Боль стремительной волной прорвалась сквозь стены, которые Айсла возвела, терзая, причиняя ужасные мучения, и одновременно принесла почти облегчение — когда чувства, что дикая упорно подавляла, хлынули наружу.

Она подумала о родителях. Они были рождены врагами. Дикая и сумрачный. Жизнь и смерть. Наверняка они действительно любили друг друга, раз не просто были вместе… а зачали дитя.

Стыдились бы они ее? Сочли бы слабой?

Айсла позволила себе оплакать маленькую девочку, которая росла взаперти, словно тайна. Ту, которая бесчисленное множество раз проливала кровь, чтобы стать лучшим воином. Терра предпочла сломать ее первой, чтобы этого не сделал мир. Айсле всего лишь хотелось принятия, быть достаточно хорошей, любимой…

Вот так она и стала идеальной целью для Селесты-Авроры. Одно это имя причиняло боль. Подруга… Она была лучшей подругой.

И наконец… Айсла подумала о нем. О Гриме.

Вытягивать воспоминания было все равно что дергать за швы, которыми стянута рана, заставлять ее кровоточить вновь.

Спустя несколько часов подобного разгула мыслей Айсла перевела дух и начала прощать себя за некоторые из ошибок. Дикая представила маленькую девочку, одну в своей комнате, и подумала: «Она этого не заслуживала».

В который раз сосредоточившись на камне, Айсла вдруг осознала, что, помимо короны, ее силы — единственное, что связывало ее с предками, с матерью.

Она закрыла глаза и обнаружила, что бесконечные тревожные и жестокие мысли уже не так сильны, словно выдохлись на воле.

Дикая никогда не видела свою мать, но хотела, чтобы та ею гордилась. Хотела помочь своему народу. Хотела, чтобы все, через что она прошла, стоило тех мучений.

Хотела стать лучше — ради той девочки, запертой в стеклянной комнате.

Устремив взгляд на камень, Айсла подняла руку.

В груди что-то загудело, оживая, а затем — щелк. Поворот ключа в замке. Айсла не смела даже моргнуть, вытягивая ладонь.

Камень начал подрагивать и подпрыгивать прямо на глазах.

Она отвела руку назад, а потом резко выбросила вперед.

Камень сдвинулся…

А вместе с ним — полтора метра земли под ним, вырезанной так, будто великан ткнул в остров Диких пальцем и сковырнул кусок. Теперь Айсле, облепленной комьями, открывался вид на воду внизу.

Она едва дышала. Вышло грязно, до контроля было еще далеко, но у нее получилось.

С тех пор они начинали тренироваться с первым лучами солнца и заканчивали — с последним. По утрам Айсла и Оро бегали по пляжам у подножия Белых скал. Король говорил, что это помогает прочистить мозги, и был прав. Дикая училась перемещать большие и маленькие предметы, управлять землей и камнями вокруг. Каждый день Оро придумывал для нее новые испытания, новые способы отточить власть над силой и собой. По вечерам они ужинали, только вдвоем, а потом сидели на полу, пили чай и рассказывали друг другу истории из детства, пока Айсла неизбежно не засыпала. Но просыпалась она, впрочем, всегда в постели, тщательно укрытая одеялами.

Поскольку ей не удалось посетить стелларианцев после коронации, Айсла попросила Оро выставить стражу у моста к острову Звезд, чтобы не допустить нападения и оказать любую незамедлительную помощь, если та понадобится.

— Будет сделано, — отозвался тогда Оро, и Айсле стало чуточку спокойнее, оттого что она все свое время уделяет тренировкам.

Мало-помалу контроль стал для дикой чем-то естественным. Из силы внутри нее, необузданной и безбрежной, как океан, начала постепенно выковываться способность.

Сегодня Оро достал из кармана повязку на глаза.

— Ты не против?

Айсла кивнула, и король туго обвязал ткань вокруг ее головы.

— Навевает воспоминания?

Оро рассмеялся, низкий звук отдавался в глубине сознания.

— Тогда ты хотел меня убить? — поинтересовалась Айсла, вспомнив, как сшибла с его головы корону метательной звездочкой и в гробовой тишине громко зазвенел по полу венец.

— Нет, — шепнул король рядом с ухом дикой, и по ее рукам пробежали мурашки, хотя стояла жара. — Совсем наоборот.

— Правда?

— Правда. В тот вечер я не мог ни о чем думать, перед глазами стояло только твое до безобразия самодовольное лицо, когда ты сняла повязку.

Уголки губ дикой дрогнули.

— Я была очень горда собой. — Айсла нахмурилась. — Хотя мое выступление далеко не так впечатляло, как твое золочение.

Последнее слово она произнесла осторожно. Когда Оро поделился пережитым, она поняла, что способность золотить, вероятно, до сих пор окрашена для него болью, запятнана. Минули сотни лет. Айсла хотела унять эту боль.

Это — любовь?

Айсла сдвинула повязку, чтобы увидеть Оро.

— Знаешь, — поддразнила она, — ты ведь можешь превратить в золото что угодно… Мог бы уже подарить той, кого любишь, ну, хотя бы золотое яблочко или золотую… травинку.

Той, кого любишь… Дикая сама удивилась смелости собственных слов.

Оро напрягся. Айсла лишь мельком уловила его удивление, а потом он вновь натянул ей повязку на глаза, но руку не убрал. Его большой палец скользнул по ее виску, посылая по телу волны мурашек. Он вздохнул и наклонился, чтобы прошептать ей на ухо:

— Когда все закончится, я позолочу для тебя целый замок. Достаточно ли?

— Немного перебор.

Еще вздох.

Оро отошел и заговорил уже серьезнее:

— Обуздать силу — значит ощущать ее вокруг себя, не просто видеть. Ты должна чуять опасность, даже стоя спиной или с закрытыми глазами.

В голову Айслы прилетел камешек, и дикая тут же обернулась, оскалив зубы.

— Серьезно?!

— Это была галька. Сейчас я возьму что-нибудь побольше. Сосредоточься.

Из-за повязки Айсла совсем ничего не видела, но послушно сосредоточилась, и вокруг нее начали проявляться крошечные нити, которые раньше ее так раздражали, миллионом тоненьких связей. На протяжении последних недель Айсла отгораживалась от них, но теперь они вернулись и сияли особенно ярко — ведь у нее отняли одно из главных чувств. Чем больше Айсла мысленно осматривала окружение, тем громче все звучало. Шум становился бесконечным, она ни на что не могла нацелиться…

Когда Айсла наконец уловила камень, он уже врезался ей в плечо.

Она поморщилась. Синяк явно будет походить на грозовую тучу.

— Сосредоточься.

— Уже, — процедила Айсла сквозь зубы.

Еще бросок. Дикая это ощутила и вскинула руку, но промахнулась. Камень угодил в бедро.

В груди, за ребрами, что-то поднялось, развернулось.

И когда очередной камень попал девушке в живот, оно высвободилось.

— Убери-ка это, Айсла.

Убрать что? Дикая сорвала повязку. Вокруг Оро застыли острые клинки, свитые из десятков веток. Между ними, пылко подрагивая, зависли камни.

Айсла ахнула, и все они безжизненно рухнули на землю.

Дикая отшатнулась.

— Я… прости…

Она этого даже не осознавала. Сила взяла над ней верх.

Оро приблизился.

— Мне ничто не угрожало.

Но что, если однажды она все-таки причинит ему вред? Случайно, мимоходом? Когда он заснет, например?

— Придется поработать над тем, как с использованием силы удержать в узде еще и эмоции, — произнес Оро. — Но…

Еще есть какое-то «но»?

— Вышло впечатляюще.

— Правда?

— Удар был, по крайней мере, направленным. Куда лучше, чем когда Ремлар высвободил твои силы.

— То есть ты хочешь сказать, что я все лучше и лучше осваиваюсь в попытках тебя убить, — невозмутимым тоном припечатала Айсла.

— Именно. — Выражение лица Оро стало серьезным, и он пояснил: — Эмоции разрушают контроль. Когда ты им поддаешься, сила вырывается из оков. Может показаться, что так ты лишь могущественнее, но это опасно. Сила выпьет тебя, иссушит до последней капли.

Айсла тренировалась все усерднее. Испытывала грани своего контроля, стараясь не поддаваться эмоциям. Ее жизнь ограничилась лишь ею, Оро и силой дикой. Больше недели к ней не возвращались никакие воспоминания, не звучал в голове голос, не являлись видения.