Соблазн (СИ) - Виннер Лера

И всё же я действительно не желала герцогу Керну смерти. Его грехи и его репутация должны были оставаться только его трудностями, не мне было его судить. И не мне было поправлять то самое своё положение за его счёт.

Застыв у окна, я смотрела мимо суеты во дворе и размышляла о том, каково будет стоять над его телом. Если Бруно в самом деле отыщет его и привезёт в замок, что я почувствую, увидев его окровавленным и обезображенным, или просто бледным и застывшим навек? Останется ли его лицо таким же спокойным и надменным? Или в нём появится что-то, чего не было при жизни?

Не желая видеть герцога Удо Керна своим мужем, я не желала и видеть его мёртвым.

Дрожь, которую я так старалась унять, вернулась, и я отошла от окна.

Моё «Не хочу» уже не играло никакой роли, и единственной надеждой для меня становился Бруно. Не ожидая от него ничего конкретного, тем более не уповая на то, что он совершит чудо, я всё равно слепо верила, что он что-нибудь придумает, сделает так, чтобы самое страшное не произошло.

Урезонивая себя беспощадным напоминанием о том, что жизнь и смерть не могли быть в его власти, я всё равно ходила по комнате, вспоминая, как он остановил сначала чары Удо в лесу, а потом и самого явившегося за мной герцога. Выходило, что кое-что в его власти все же было.

«Он не такой дурак, каким пытается казаться.», — так написал о нём Удо.

Впервые на моей памяти к кому-то прислушавшийся чёртов Удо Керн.

Что это значило?

С чего ему было слушать лесника, с которым он даже не разговаривал толком?

Или под самым моим носом происходило что-то очень важное, а я этого даже не замечала?

В конце концов, что я знала о жизни мужа, о том, где он бывал, с кем встречался и чем был занят?

Это было мне так же неинтересно, как Удо — моя жизнь за пределами супружеской спальни.

Выходит, всё же следовало быть умнее и поинтересоваться?

Мысленно приказав себе остановиться, я вернулась за стол и вытащила из ящика несколько листов бумаги. Нужно было начать писать письма — тягостное, требующее ловкости дело, но оно и правда могло меня хотя бы отвлечь.

Слова не шли на ум, нужный текст получался не сразу. Сминая лист за листом, я начинала сначала и очень старалась не замечать, что именно теперь чувствую себя предательницей, сообщая людям, до которых мне не было дела, о смерти того, кто оставался для меня живым.

Нужно было известить знакомых Удо вежливо, но без лишний эмоций, соблюсти образ безупречно воспитанной, но сдержанно горюющей молодой вдовы. Наш брак и так вызвал много кривотолков, и в сложившейся ситуации репутация герцога совершенно точно была в моих руках.

Зачем вообще Удо на мне женился? Как оказался в нашем городке?

Понимая, что опоздала с этими вопросами как минимум на год, я стиснула подол так, что побелели пальцы.

Очередной лист бумаги оказался испорчен чернильной кляксой, и я отбросила его, едва сдерживаясь от того, чтобы выругаться.

Помешал мне не столько самоконтроль, сколько ощущение того, что на меня смотрят тяжело и пристально.

Чужой взгляд ввинчивался в затылок, и так сильно напоминал ощущение, возникавшее у меня всякий раз, когда Удо был недоволен и разглядывал меня, на ходу решая, как поступить, что сердце замерло и провалилось в живот.

Медленно, боясь и мечтая обмануться, я подняла голову, и всё же выронила перо.

В дверях стоял Бруно.

Он просто стоял и смотрел на меня, и на секунду я испытала тот же ужас, что мне довелось пережить, впервые увидев мужа в настоящей ярости.

Глава 11

Увлекшись своими мыслями, я не заметила, как небо закрыли тяжелые серые тучи. Вдалеке раздавались раскаты грома, но дождь пока только накрапывал, лишь собираясь пойти в полную силу.

Эти капли промочили волосы Бруно, но его одежда осталась сухой.

Вскочив ему навстречу, я не смогла двинуться с места, так и осталась стоять у стола, а он прошел к дивану и сел на него, положив ногу на ногу.

Он молчал, а я не могла заставить себя спросить, просто смотрела на него, ожидая новостей как приговора.

— Удо жив, — он произнес это коротко и глухо, как будто даже зло.

Пол качнулся под ногами, и я наконец сорвалась с места, бросаясь к нему и снова начиная дышать.

— Ты его нашел?

— Нет, — Бруно поправил манжету и, наконец, посмотрел мне в глаза.

За эти несколько часов его лицо осунулось и казалось заострившимся, как будто он смертельно устал.

Я остановилась перед ним, отчего-то не решаясь касаться.

— Что это значит?

— Я нашел место, где он встретился с Вильгельмом, — он растер виски ладонями, и вдруг как будто отмер. — Налей мне выпить, Мира.

Просьба оказалась неожиданной, но тон, которым она была произнесена, заставил что-то в груди тяжело сжаться и заныть. Казалось, что прямо сейчас Бруно нуждался в моем участии не меньше, чем я — в его, и такое доверие заставило меня двигаться, направиться к столику, на котором стоял графин с коньяком, но молчать.

— Спасибо, — приняв стакан, он не отпустил мою руку, а увлек на диван, вынуждая сесть рядом.

Ему потребовалось три мелких глотка и еще почти две бесконечно долгие минуты, чтобы собраться с силами, а я разглядывала его профиль и боролась со странным ощущением. Как будто передо мной был совершенно чужой, но вместе с тем, хорошо знакомый человек.

— Удо солгал тебе, когда сказал, что возвращается в Столицу. Нам обоим солгал, — поставив стакан с коньяком на колено, он смотрел в пространство перед собой, а не на меня, и сейчас это, вероятно, было благом. — Он ехал на встречу с бароном Монтейном. Собирался прикончить его, но не хотел придавать это огласке. Это делает ему честь.

Бруно качнул головой, и в этом движении было и удивление, и уважение, и злая ирония, которой я прежде за ним не замечала.

— Что это за история с его второй женой?

Я спросила просто ради того, чтобы заговорить и избавиться от мучительного наваждения, вызывающего колючие мурашки по спине. От иллюзии того, что прямо сейчас рядом со мной сидел мой муж.

Вероятно, Бруно почувствовал, насколько мне неуютно, потому что наконец повернулся и стиснул мои пальцы.

— Все нормально, Мира. Это я. Просто не в лучшем из своих настроений.

Его голос и взгляд смягчились, и я наконец смогла протолкнуть на вдохе проклятый тяжелый ком, застрявший в горле.

От странного, ничем не объяснимого облегчения хотелось броситься Бруно на шею, и чтобы взять себя в руки, я забрала у него стакан и встала, чтобы наполнить его снова, а заодно и взять второй для себя.

— Не стоит больше, мне еще ехать.

Эта новость обожгла спину как удар кнута, но я заставила себя не обернуться сразу.

— Тебе еще нужно хоть что-то мне объяснить.

Он засмеялся так хрипло, будто у него пересохло в горле.

— Да в тебе проснулась герцогиня Керн.

Полыхнув взглядом в его сторону, я вернулась к дивану и протянула ему стакан.

— Рассказывай. Ты обещал.

Напоминание о данном слове было почти что запрещенным приемом, но мое терпение было на исходе, да и Бруно не мешало взбодрится.

Одарив меня не менее едкой улыбкой, чем та, что была адресована Удо минутами ранее, он все же повернулся ко мне.

— Вторая жена герцога была младшей дочерью графа Лэйна. Я полагаю, ты знаешь, кто это.

— Очень богатый, очень знатный, очень давно приближенный к королю человек?

Бруно кивнул, сделал еще один глоток.

— Да. Вильгельм барон, но принадлежит к обедневшему роду. Граф никогда не позволил бы ему составить партию для своей дочери, а между тем Одетта его любила. Удо об этом знал. Вильгельм приезжал к нему, просил отказаться от этого брака. Насколько мне известно, даже встал на колени. Но это не помогло.

Я вспомнила спокойное и гордое лицо Монтейна, и мне в очередной раз стало не по себе.

— А дальше?

— Дальше? — Бруно посмотрел на меня немного удивленно, словно не ожидал, что я захочу знать продолжение. — Одетта подчинилась воле отца и вышла за герцога Керна. Через восемь месяцев ее не стало. Вильгельм поклялся отомстить. Признаться, даже я не воспринял всерьез его угрозы — он был хорошим фехтовальщиком, но совсем не умел колдовать. Однако, как мы видим, у него появился хороший стимул научиться.