Тьма и Свет - Пол Томпсон

Флинт и Стурм поднимались медленно. Легкий ветерок шелестел в кронах деревьев, рассыпая по ступеням разноцветные листья. Стурм смотрел сквозь ветви на другие дома на деревьях.

– Через несколько недель ты сможешь ясно видеть то, что находится по другую сторону общего пространства, – задумчиво произнес он.

– Да – сказал Флинт. – Странно, что мы сейчас не в дороге. Я бродил по дорогам Абанасинии с весны до осени, занимаясь торговлей дольше, чем ты прожил на свете, мальчик.

Стурм кивнул. Объявленный Флинтом уход из своей странствующей кузницы удивил их всех.

– Теперь все позади – сказал Флинт. – Пора бы мне поднять ноги и, может быть, вырастить несколько роз. – Образ грубоватого старого дворфа, ухаживающего за садом роз, показался Стурму таким неестественным, что он тряхнул головой, чтобы прогнать эту мысль.

На ровной платформе, на полпути к самой гостинице, Стурм остановился у перил. Флинт сделал несколько шагов вперед и остановился. Он снова покосился на Стурма.

– Ты вот-вот лопнешь, чтобы мне что-то сказать – спросил дворф.

Флинт ничего не упустил.

– Я ухожу, – сказал Стурм. – В Соламнию. Я собираюсь искать свое наследие.

– А твой отец?

– Если есть хоть какой-то след его пребывания, я найду его.

– Это может быть долгое путешествие и опасный поиск, – сказал Флинт. – Но мне бы очень хотелось пойти с тобой.

– Неважно. – Стурм отошел от перил. – Это мои поиски.

Стурм и Флинт вошли в дверь гостиницы как раз вовремя, чтобы получить шквал яблочных огрызков. Когда они вытерли липкую влагу с глаз, комната закачалась от смеха.

– И кто тот негодяй, который виноват? – взревел Флинт. Неуклюжая молодая девушка, не старше четырнадцати лет, с пышными рыжими кудрями на голове, протянула разъяренному дворфу полотенце.

– Отик настоял немного нового сидра, и мне нужно было выкинуть мусор, – сказала она извиняющимся тоном.

Стурм вытер лицо. Китиара и Карамон рухнули на стойку бара, хихикая как идиоты. За стойкой Отик, дородный хозяин таверны, покачал головой.

– Это первоклассная гостиница, – сказал он. – Если тебе так уж хочется вытворять свои шалости, то давай иди на улицу!

– Бред какой то! – сказала Китиара. – Она бросила монету на стойку бара. Карамон вытер слезы смеха с глаз и пристально посмотрел на неё. Это была золотая монета, одна из немногих, которые он когда-либо видел.

– Это тебя успокоит, а, Отик? – сказала Китиара.

Высокий, хорошо одетый мужчина встал из-за стола и подошел к бару. Его движения были удивительно грациозны, а высокие скулы и золотистые глаза красноречиво свидетельствовали о его эльфийском происхождении. Он поднял монету.

– В чем дело, Танис? – спросила Китиара. – Неужели ты никогда раньше не видел золота?

– Ни такое, как это – ответил Танис полуэльф. Он перевернул её вверх ногами. – А где её отчеканили?

Китиара взяла свою кружку со стойки и сделала глоток.

– Я не знаю, – ответила она. – Это часть моей зарплаты. А почему ты спрашиваешь?

– Надпись сделана по-эльфийски. Я бы сказал, что она была отчеканена в Сильванести.

Стурм и Флинт подошли поближе, чтобы рассмотреть монету. Флинт определил, что тонкие надпись были определенно на эльфийском. Далекий Сильванести практически не имел контактов с остальной частью Ансалона, и было очень любопытно, как эльфийская монета умудрилась уплыть так далеко на запад.

– Грабеж, – раздался голос из угла комнаты.

– Что ты сказал, Рейст? – спросил Карамон. В углу общей комнаты трактира виднелась бледная фигура. Рейстлин, брат-близнец Карамона. Как обычно, он был погружен в изучение пыльного свитка. Он встал и направился к группе; разноцветный свет, просачивающийся сквозь грязноватые стекла окон гостиницы, придавал его бледной коже странные оттенки.

– Грабеж, – повторил он. – Грабеж, изнасилование, трофей.

– Мы знаем, что означает это слово – резко сказал Флинт.

– Он имеет в виду, что монета, вероятно, была украдена в Сильванести и позже очутилась в сундуке нанимателя Кит, – сказал Танис.

Они передавали монету из рук в руки, поворачивая ее и чувствуя вес. Эльфийская монета представляла собой не только примитивную денежную ценность, но и говорила о далеком месте и далеком волшебном народе.

– Дай мне посмотреть, – раздался настойчивый голос из-за стойки. Маленькая худая рука просунулась между Карамоном и Стурмом

– Нет! – сказал Отик, беря монету из рук Таниса. – Когда кендер получает деньги, ты можешь быстро послать ему воздушный поцелуй на прощание!

– Тас! – воскликнул Карамон. – Я не видел, как ты вошёл.

– Он был в комнате все это время – сказал Танис.

Тассельхоф Непоседа, как и большинство представителей его расы, был одновременно умен и миниатюрен. Он умел прятаться в самых маленьких местах и был известен своей ловкостью – «любопытством», как он выражался.

– Эля всем, – сказала Китиара.

Отик наполнил ряд кружек из массивного кувшина, и друзья удалились к большому круглому столу в центре комнаты. Рейстлин сел на стул вместе с остальными, вместо того что бы вернуться к своему свитку.

– Раз уж мы все здесь – сказал Танис, – кто-то должен произнести тост.

– За здоровье Кит, виновницу праздника! – сказал Карамон, поднимая свою глиняную кружку с сидром.

– Выпьем за золото, которое окупит все это, – ответила его сестра.

– Выпьем за эльфов, которые его создали – предложил Флинт.

– Я буду пить за эльфов в любом случае, – сказала Китиара. – Она улыбнулась Танису поверх своей кружки. Вопрос уже готов был сорваться с её губ, но прежде чем она успел произнести его, Тассельхоф встал на табурет и помахал рукой, требуя внимания.

– Я предлагаю выпить за Флинта, – сказал Тас. – Это первый год после Катаклизма, когда он не будет в дороге.

За столом раздался смешок, и старый дворф покраснел.

– Ты щенок, – прорычал он. – Как ты думаешь, сколько мне лет?

– Он не может знать таких цифр, – сказал Рейстлин.

– Ну, мне сто сорок три года, и я могу одолеть любого мужчину, женщину или кендера в этом месте – заявил Флинт. Он стукнул тяжелым кулаком по столу. – Не хочешь ли проверить меня?

Желающих не нашлось. Несмотря на свой возраст и невысокий рост, Флинт был сильным мускулистым и хорошим борцом.

Они всё пили и пили находясь в хорошем настроении. День стал вечером, а вечер стал ночью. Чтобы отогнать опьянение, Отику был заказан один из больших ужинов. Вскоре весь стол застонал под тарелками с кабачками и олениной, хлебом, сыром и знаменитой жареной картошкой Отика.

Рыжеволосая девушка принесла каждому блюдо с едой. В какой-то момент Карамон положил свои обглоданные куриные кости в карман ее фартука. Девушка отважно ответила, бросив горячий картофельный ломтик за воротник Карамона. Он вскочил со стула, но девушка проскочила обратно на кухню Отика.

– Кто она такая, черт возьми? – спросил Карамон, вытаскивая хрустящую картофелину из-под полы рубашки.

– Она под присмотром Отика, – сказал Рейстлин. – Ее зовут Тика.

Ночь прошла незаметно. Другие посетители приходили и уходили. Было уже поздно, и Отик велел Тике зажечь подсвечник для стола друзей. Веселое подшучивание раннего вечера сменилось более спокойной, более вдумчивой беседой.

– Я уезжаю завтра, – объявила Китиара. При свете свечи ее загорелое лицо казалось золотистым. Танис внимательно посмотрел на нее и почувствовал, как возвращаются все прежние угрызения совести. Она была очень привлекательной женщиной.

– Куда это ты собралась? – спросил Карамон.

– Кажется, на север, – ответила она.

– Но почему на север? – спросил Танис.

– По моим собственным причинам, – ответила она, но ее улыбка смягчила ответ.

– Можно мне пойти с тобой? – спросил Карамон.

– Нет, ты не можешь, брат.

– Почему нет?

Китиара, сидевшая между своими сводными братьями, взглянула на Рейстлина. Карамон перевел взгляд с нее на своего близнеца. Конечно. Рейстлин нуждался в нем. Хотя они и были близнецами, но не были похожи. Карамон был добродушным молодым медведем, в то время как Рейстлин был настоящим призраком. Он часто болел и имел необъяснимую привычку вступать в конфликт с большими воинственными типами.