Сиротка для врага. Огонь и Тьма (СИ) - Чертовских Ульяна

Оттолкнув наглеца от себя, я влепила ему пощёчину. Мои руки начали наливаться невероятной силой, ногти заострились, а глаза вспыхнули янтарным пламенем, заставив одноклассников отпрянуть в сторону. Из груди вырвался утробный рык и я, словно разъярённая кошка, бросилась на обидчика.

Я царапала его лицо, оставляя на щеках глубокие раны от ногтей, рвала волосы, даже укусить пыталась. Парень по началу пытался сдержать меня, но его старания были тщетны. Ярость бушевала во мне со страшной силой, не оставляя сопернику ни единого шанса, и, в конце концов, он вжался в угол и просто закрывал голову руками.

Одноклассники были настолько шокированы всем происходящим, что никто не рискнул вмешаться в драку. Наконец кто-то из ребят обрёл дар речи и отправил девчонок за подмогой.

Я краем глаза заметила, как Лина Петрова бросилась бегом к двери и скрылась из класса. Спустя пару минут она вернулась назад, а за ней вошла директор школы.

— Что здесь происходит? Огнева, опять ты? — женщина схватила меня за руку и с силой оттащила от несчастного парня. — Белов, немедленно отправляйся в медпункт, а ты, Ирэна, пойдёшь со мной.

Марк поспешил выскользнуть из класса, видимо всё ещё опасаясь повторного нападения. Директор же повела меня в свой кабинет. Меня продолжало трясти от ярости. Пальцы лихорадочно сжимались и разжимались, словно искали за что зацепиться. Губы дрожали, сердце колотилось с бешеной скоростью. С большим трудом я смогла немного успокоиться и взять себя в руки.

— Скажи мне, Огнева, что с тобой происходит в последнее время? — Татьяна Викторовна принялась отчитывать меня сразу, как только за нами закрылась дверь её кабинета. — Ты стала рассеянной и очень агрессивной. На прошлой неделе нагрубила учителю физкультуры, позавчера — учителю физики. А то, что произошло сейчас, вообще уже ни в какие рамки не вписывается.

— А как бы вы поступили на моем месте? — меня крайне возмутила позиция директора, судя по голосу которой оправдываться было бессмысленно. — Белов перешёл все грани дозволенного.

— Ты понимаешь, что чуть не покалечила парня? — директор продолжала свою тираду, явно меня не слушая.

— Я понимаю, но он взял мой дневник. Он рылся в моих личных вещах в моё отсутствие. Это по вашему нормально?

Продолжая игнорировать мои оправдания, директриса взяла телефон. Конечно, кто я и кто Белов. Проще сделать виноватой безродную сироту, чем сынка влиятельных родителей.

— Я вынуждена на некоторое время отстранить тебя от занятий. Заведующей вашим детским домом я позвоню сейчас же. Можешь быть свободна. Отправляйся домой, — Татьяна Викторовна всем своим видом дала понять, что разговор окончен. Она сосредоточенно раз за разом набирала номер телефона, пытаясь дозвониться до нашей заведующей.

С трудом сдерживая рыдания, я вышла из кабинета и поплелась в сторону гардероба. Ну почему жизнь так несправедлива? Почему одним можно всё, а другие должны расплачиваться за малейшую провинность?

— Что с тобой, девочка, ты не заболела? На тебе лица нет, — спросила меня тётя Луша — гардеробщица. — Вон у тебя пальто какое худенькое. В таком и простудиться недолго.

— Просто неважно себя чувствую, — ответила сердобольной женщине и даже выдавила из себя вымученную улыбку.

Тётю Лушу любили все в нашей школе. Своих детей у неё не было, как и родственников, и одинокая женщина находила утешение в учениках школы. Она была очень ласковой и доброй. Всех одинаково жалела и никогда ни на кого не ругалась. В отличие от уборщицы, которая периодически гоняла кого-нибудь половой тряпкой.

Одевшись, я вышла на улицу. Дождь прекратился, но ветер свирепствовал с невероятной силой, словно хотел снести всё на своём пути. Взял бы лучше Белова куда-нибудь унёс подальше, чтобы тот до конца одиннадцатого класса не вернулся.

Придя домой, я не переодеваясь легла на кровать. Хотелось немного побыть в тишине, чтобы меня никто не трогал. Однако спустя несколько минут в комнату вошла воспитательница и сообщила, что заведующая меня уже ждёт.

Я шла как на каторгу. Ничего хорошего встреча с Ольгой Фёдоровной мне не сулила. Нет, она в общем-то женщина неплохая и незлая. Но ко мне у неё было особое отношение, за которое я её и недолюбливала.

Я живу в этом детском доме с четырёх лет. Меня несколько раз хотели удочерить, но в последний момент почему-то делали выбор в пользу другой девочки. По началу я искала причины в себе. Мне казалось, что я какая-то не такая, вот они от меня и отказываются. Лишь став постарше, я случайно узнала, что дело вовсе не во мне. Это заведующая отговаривала моих потенциальных родителей, говоря, что я не от мира сего. Что я живу в своём выдуманном мире, и показывала им мои рисунки. Не знаю, что ещё она говорила, но после этого меня брать уже никто не хотел. А потом и вовсе молва пошла, что я ненормальная раз за тринадцать лет никто не забрал меня в семью.

Я замкнулась в себе. Как оказалось, находиться в мире фантазий куда лучше и безопаснее, чем в реальном. Дети бывают очень жестоки, и я как никто другой прочувствовала это на себе. А поведение заведующей вообще никаким объяснениям не поддавалось. Поэтому я её и не любила.

— Здравствуйте. Можно? — я постучалась в дверь и заглянула в кабинет.

— Проходи, Ирэна, садись, — Ольга Фёдоровна движением головы указала на стул. — Рассказывай. Что на этот раз? Опять Белов?

— Белов, — горестно вздохнула я. — Он рылся в моём рюкзаке и читал записи из моего дневника перед всем классом.

— Но ты же чуть не покалечила его. Ты отдаёшь себе отчёт о том, какими могут быть последствия? Ты же прекрасно знаешь кто его родители, — заведующая постучала карандашом по столу. — В последнее время у тебя стали проявляться вспышки неконтролируемой агрессии. Что же с тобой происходит?

Если бы я могла ответить на её вопрос, то обязательно сделала бы это. Со мной действительно творилось что-то странное, но я даже себе не могла объяснить, что это.

Глава 2

Началось всё чуть меньше года назад, почти сразу после моего семнадцатилетия — того самого дня, который прошёл так же буднично и незаметно, как и все предыдущие. И случилось это неожиданно, одной из тех глубоких ночей, когда тишина в спальне детского дома обычно бывала особенно густой.

Я проснулась от странных, непривычных звуков, вскочив на кровати с таким ощущением, будто меня кто-то резко окликнул. Сердце колотилось где-то в горле. Я замерла, стараясь дышать тише, и огляделась по сторонам, но ничего необычного не заметила. Комната была погружена в привычный полумрак — ничто не шевелилось, ни одна тень не сдвинулась с места. Все мои соседки мирно спали на своих койках, каждая на своём месте.

Однако звуки не исчезали. Наоборот, теперь, когда пришла в себя, я слышала их ещё отчётливее. Это не было шумом в ушах — нет, это было что-то другое, что-то реальное.

Я снова легла, уткнувшись лицом в тонкую прохладную подушку, и закрыла глаза, решив прислушаться получше. И тогда комната ожила. Вернее, она всегда была жива, но только сейчас я это осознала. Казалось, будто всё пространство наполнилось тихим, копошащимся гулом: бесконечными шорохами, короткими вздохами, приглушёнными стуками где-то в стенах. Вот кто-то завозился под полом, и послышался тонкий, отчаянный писк — похоже, мыши устроили под полом драку. Откуда-то издалека, может, с улицы или даже из подвала, доносился низкий, едва уловимый гул. Но самое пугающее было вблизи: я слышала дыхание каждой из спящих девочек — не просто вдохи и выдохи, а до малейшего посвистывания в носу, до хрипа в груди, до скрипа зубов во сне.

Мне стало жутко. Я сжалась в комок и натянула одеяло до самого подбородка, как в детстве боясь, что из темноты непременно кто-нибудь выскочит и схватит меня. Это странное состояние длилось, наверное, минут двадцать, но показалось вечностью. Постепенно, уже под утро, страх отступил, сменившись леденящей усталостью, и я всё же провалилась в короткий, тревожный сон.