Жена светлейшего князя (СИ) - Деева Лина

— Далеко-далеко, за многими перевалами горного княжества раскинулась широкая долина. Густы травы на её лугах и раскидисты деревья в её рощах, чиста вода в говорливых ручейках, сбегающих с серебристых скал, и холодны ключи, пробивающиеся из-под могучих древесных корней. А царит над той долиной замок Источника — камень от камня окружающих её высоких гор.

Зачарованная, позабывшая о стеснительности, я смотрела на рассказчика, но видела как наяву и ту долину, и замок, горделиво возносящий свои башни к васильковому небу. Только на этой картинке было не лето с весёлым разнотравьем, а зима, и белый снег лежал на лугах и рощах пушистым одеялом. А ещё…

— Радуги, — вырвалось у меня, и рассказчик запнулся.

— Радуги? — переспросил он. — Вы что-то вспомнили?

— Не знаю, — мне вновь сделалось неловко. — Простите, я вас перебила.

— Не беспокойтесь, — синий взгляд Геллерта стал пронизывающе внимательным. — Над замком и в самом деле бывают радуги. Особенно зимой в ясный день, когда ветер сдувает с гор снежную пыль.

Мой рот округлился в беззвучном «О». Получается, я это вспомнила? Но почему ощущение, будто меня на картинке нет, будто я смотрю на всё со стороны

Между тем Геллерт, выдержав паузу и поняв, что никакой реплики не дождётся, продолжил:

— Легенда гласит, что место будущего замка первому из князей де Вальде подсказал железный ворон. Он уселся на одну из скал на склоне Радужных гор и ударил по ней клювом. Камень раскололся, а из трещины забил источник с водой прозрачной, как слеза, и ледяной, как дыхание Старухи-Зимы. Вокруг него и вырос замок, чьих стен за долгие века ни разу не пересекал враг. Но для друзей ворота княжеского дома открыты всегда. И в нём вас ждёт радушный приём.

Однако сердце моё кольнуло иголкой: что-то было не так. Не в словах Геллерта, а будто… Будто он чего-то не знал.

Вот только что знала я сама, до сих пор не уверенная в собственном имени?

В висках предупреждающе запульсировала кровь: опасно, опасно, сюда не надо. Я не сдержала гримасу боли, и Геллерт с неподдельной тревогой спросил:

— Кристин, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?

— Пустяки, — попыталась улыбнуться я. — Просто голова разболелась.

— Значит, — Геллерт поднялся с кресла, — мне пора. Первая Дева была права — долгие разговоры вам пока вредны.

И хотя я не кривила душой, когда говорила, что мне нравится проводить время и в одиночестве, огорчение всё равно затопило мою душу. Поддавшись ему, я спросила:

— Но вы же завтра придёте? — и тут же испугалась, что сказала что-то неправильное.

Однако Геллерт в ответ с серьёзным видом склонил голову:

— Если хотите, приду непременно. А сейчас отдыхайте. Я скажу Хранительницам, что вы почувствовали себя нехорошо — пусть принесут отвар.

— Спасибо, — пробормотала я.

— Тогда увидимся завтра, — улыбнулся Геллерт и оставил меня одну.

«Он хороший, — подумала я, сползая по подушке из полусидячего положения и сворачиваясь клубочком. — Почему же я не уверена, что он мой муж?»

Увы, ни гулкая пустота памяти, ни сердечное предчувствие даже намёком не отозвались на этот вопрос.

Глава 3

Той ночью мне впервые приснился сон.

Величественное здание из жемчужного мрамора под сверкающим, будто стеклянным куполом. Крышу портика поддерживают колонны в виде бьющих вверх водяных струй. По ступеням к резной двери бежит белая ковровая дорожка, по которой степенно шагает дородный мужчина в чёрном с красными вставками костюме и коротком пурпурном плаще. Он ведёт под руку изящную светловолосую девушку в алом платье невесты, чьё лицо мне никак не удаётся разглядеть. Дверь сама собой бесшумно распахивается перед ними, и мужчина («Король», — шепчет внутренний голос) со спутницей торжественно вступают под высокий храмовый свод. Тот и впрямь стеклянный, только видно сквозь него отнюдь не грязно-серое облачное покрывало. Ясная небесная синь опирается на гладкие, без окон стены, и почти в самом центре её нестерпимо сияет солнечный круг. Под его лучами собравшаяся в храме толпа выглядит пёстрой стаей заморских птиц, однако шуму от неё куда как меньше.

Девушка и король всё в той же неспешной манере пересекают зал по широкому проходу. Звучит музыка — мелодичная, как журчание равнинной реки. Солнечный диск на потолке теряет ровные очертания, его свет сделался приглушённым, словно проходит сквозь толщу воды. По залу скользят мягкие блики, однако стоит королю подвести спутницу к возвышению из полированного обсидиана и отпустить её руку, как всё исчезает. Над головами снова голубое небо и стоящее в зените солнце.

По семи невысоким ступеням, каждая из которых звучит своим аккордом, девушка поднимается на возвышение, где её ждут благообразный длинноволосый старик в расшитой золотом белой хламиде и стоящий по правую руку от него…

Геллерт?

Я узнаю и не узнаю его: черты плывут, словно зрение пытается совместить два разных лица. А девушка приседает перед стариком («Великим магистром», — вновь шепчет память) в неловком реверансе и становится слева от него.

Под сводами храма воцаряется мёртвая тишина.

— Ваше сиятельное величество, благородные нобили и прекрасные дамы! — голос Великого магистра звучит почти напевно. — Будьте свидетелями: сегодня, в день Макушки зимы шесть тысяч девятьсот девяносто второго года, под сенью Источника заключается нерушимый брак Геллерта де Вальде и Кристин де Ла Ренн!

— Свидетельствуем! — звучит дружный хор.

— Геллерт де Вальде! — магистр поворачивается вправо. — Берёте ли вы в жёны Кристин де Ла Ренн, давая клятву хранить ей верность, беречь и защищать её до конца ваших дней?

— Беру, — звучит спокойный и чёткий ответ.

— А вы, Кристин де Ла Ренн, — теперь магистр смотрит на девушку, — признаёте ли мужем Геллерта де Вальде, давая клятву хранить ему верность, быть послушной и во всём поддерживать до конца ваших дней?

«Нет!»

Беззвучный крик разрывает мне горло, а девушка поднимает на будущего мужа неожиданно твёрдый взгляд и звонко говорит:

— Признаю.

— Тогда милостью Источника, — магистр берёт их за руки, — и перед лицом свидетелей я, Амори де Ла Рош, скромный служитель Ремесла, соединяю этих двоих в целое!

Он кладёт кисть жениха поверх кисти невесты, и в тот же миг с потолка бьёт яркий широкий луч. Обвивает запястья, будто и впрямь связывая, и гаснет, оставляя на руках тонкие браслеты из электрума с выгравированными именами и знаком супружества. По ушам бьёт музыка — громкая, ликующая, но всё равно неспособная до конца перекрыть радостные крики и аплодисменты гостей.

И я проснулась. С заполошно колотящимся сердцем села на постели, чувствуя, как неприятно липнет к спине мокрая от пота сорочка. Дико хотелось пить, и я до дна осушила кубок с лавандовой водой, который мне каждый вечер оставляли на столике у кровати. Затем медленно опустилась на подушки и подтянула одеяло к подбородку, стараясь успокоиться.

И что на меня так подействовало? Сон, точнее, воспоминание, ведь было совсем не страшным. Наоборот, красивая волшебная церемония…

Меня затрясло, и я торопливо выкинула все мысли из головы. Уставилась на огонь в камине, стараясь замедлить дыхание — откуда-то я знала, что это поможет. Когда же сердце стало биться ровнее, а глаза начали слипаться, позволила векам сомкнуться, в надежде снова заснуть.

И лучше бы я этого не делала.

— Гад! Подлец! Ненавижу тебя!

От крика саднит горло, кулаки сжаты так сильно, что ногти взрезают мякоть ладоней.

— Крис, прекрати истерику.

Красивый темноволосый мужчина, чем-то напоминающий Геллерта, брезгливо морщится.

— Прекратить? Да ты трахнул свою шлюху прямо в нашей спальне! На нашей кровати!