Двойник короля 18 (СИ) - Скабер Артемий

— Он…. — открыл рот монгол.

Слова не шли, только дыхание — частое, с присвистом — выдавало его волнение.

Шум, паника, крики, разрушения — это всё осталось за спиной. «Зуб за зуб, кровь за кровь», — мелькнуло в голове.

Чёрный дым поднимался над дворцом, огненные языки пламени вырывались из окон. Кто-то попытался сжечь моих монстров. Раздался звон стекла. Люди метались по двору — маленькие фигурки, беспомощные перед лицом смерти.

Паучок тем временем мчался прочь от дворца. По узким улочкам, между домами, под арками, в тени деревьев. Подальше от эпицентра хаоса, который я выпустил на свободу.

Жаслан стучал мне по плечам и указывал маршрут, а я думал. В целом немного не так, с большим риском и потерями, но всё в рамках запланированного. Основная проблема — это моё тело и душа. Хан сообщил мне: есть риск, что я не вернусь обратно. Старался об этом сильно не думать. А какие варианты сейчас есть? Только вперёд, там что-нибудь придумаю, как обычно.

Мы уже были на площади, меня направляли. Воины, тысячи воинов бежали в сторону дворца, люди выходили на улицы. Монгольская столица просыпалась — не плавно, не постепенно, а рывком, как от удара ножом. Городская площадь заполнялась стремительно. Мужчины в ночных одеждах, женщины с детьми на руках, старики, опирающиеся на посохи. Глаза — испуганные, непонимающие, руки, беспокойно теребящие одежду.

Небо на востоке ещё чёрное, но над дворцом — кроваво-красное зарево. Тёмные клубы дыма поднимались высоко в небо, закрывая звёзды. Треск пламени доносился даже сюда, на площадь. Крики, приказы военачальников, бряцание оружия. Топот сотен ног, бегущих к дворцу.

— Нам туда! — сказал Жаслан, указывая на угол площади. Безопасный проулок, укрытие — логичный выбор для беглецов.

— Нет, нам сюда! — улыбнулся.

Мысли выстраивались в чёткую схему. Тактика ясна, стратегия понятна.

Мы поднялись на платформу. Каменное возвышение в центре площади — место для публичных выступлений и казней. Три ступени вверх. Плоская поверхность — достаточно большая, чтобы вместить пять человек, по углам — каменные столбы с факелами. Идеальная сцена для того, что я задумал.

— Собирай людей. Как можно больше! — приказал я.

Жаслан замер. В глазах его отразилось сомнение, потом — понимание.

— Да, Великий! — поклонился и ринулся выполнять.

Охотник начал созывать людей. Голос — сильный, командный, руки — указывающие на платформу.

— Хунтайжи! Хунтайжи здесь! Слушайте Великого! — прокричал он.

Толпа отреагировала мгновенно. Головы повернулись, шепотки пробежали: «Принц? Живой? Здесь?»

Пропаганду тут устроили? Сейчас я вам покажу, что такое русская контрпропаганда!

Люди заметили своего хунтайжи. Охрана, воины — им сейчас не до этого тела, нужно спасать дворец.

Монголы собирались за несколько минут. Десятки, сотни, скоро — тысячи. Площадь заполнялась, как чаша водой. Лица направлены вверх, к платформе, глаза — широко раскрытые, уши — жадно ловящие каждый звук. Шёпот прокатывался волнами: «Хунтайжи! Он жив! Смотрите!»

Сука, как же всё болит и пульсирует. Встал в исподнем, по-нашему — в трусах. Тело — кусок отбивной. Идеальный образ мученика, страдающего правителя, жертвы заговора.

Выпрямился во весь рост. Плечи расправлены, несмотря на боль, подбородок вздёрнут. Взгляд — прямой, пронзительный, поза — властная, несмотря на раны.

— Братья! — обратился я. — Сёстры! Моя жена пытается захватить власть!

Голос — громкий, звенящий. Не мой, а принца, но интонации — мои: страсть, убеждение, воля. Толпа замерла. Тысячи глаз прикованы ко мне, тысячи ушей ловят каждое слово.

— Моего отца отравила она. Меня заключили в тюрьму и пытали. Посмотрите!

Повернулся медленно, драматично. Спина, исполосованная плетью, кожа в рубцах и свежих ранах, следы пыток — очевидные, шокирующие.

Толпа ахнула, раздался единый выдох сотен людей. Женщины прикрыли рты ладонями, мужчины сжали кулаки. Волна гнева пронеслась над площадью.

— Чтобы я принял на себя ответственность за её предательство… Но это не главное!

Сделал драматическую паузу, выверенную до секунды. Дал напряжению нарасти, дал страху и гневу закипеть в сердцах слушателей.

— В обед наша столица… Дом… Место, где куётся право быть ханом, народом, монголами, наш Каракорум падёт! Они хотят сдаться джунгарам и перейти под их контроль. Сотни лет войн, и мы как нация, как государство растворимся. Навсегда! К этому вас готовили, чтобы вы стали слугами наших врагов!

Каждое слово — как удар молота, каждая фраза — точно в цель. Голос поднимался и опускался, создавая идеальный ритм. Обвинения — конкретные, угроза — понятная, предательство — очевидное.

Площадь взорвалась. Раздались крики, лозунги, рёв толпы — оглушающий, первобытный. Сотни кулаков взметнулись в воздух, лица искажены гневом и решимостью.

— Смерть предателям! Защитим Каракорум! Слава Хунтайжи! — выкрикивали люди.

Женщины плакали, прижимая детей к груди. Старики потрясали посохами. Молодые мужчины хватались за оружие, готовые убивать по одному слову принца.

Жаслан смотрел на меня и не мог поверить, его глаза — широко раскрытые, полные восхищения и шока. Не ожидал такого от своего наследника правителя.

Хмыкнул: «Если уж взялся за дело, то делай его хорошо». По-другому я не умею. Да и бонусы собираюсь за это попросить неслабые.

Пульс учащался, кровь стучала в висках. Я упивался моментом, властью, контролем над толпой. Повелитель умов, кукловод чужих эмоций, дирижёр хаоса.

Мы, кажется, привлекли стражу и военных. Отлично! Стражники — в доспехах, с оружием наготове — пытались протолкнуться сквозь толпу. Бесполезно. Живая стена из разъярённых горожан? Непреодолимое препятствие…

Команды офицеров тонули в рёве толпы. Угрозы игнорировались, сила встречалась силой. Монголы защищали своего принца. Пусть тут сейчас не все, но зерно посеяно, и через несколько часов о наследнике будет говорить столица. Посмотрим, как завтра получится сдать Каракорум джунгарам.

Залез на паучка и исчез, за мной последовал Жаслан. Мы уходили. Эффектный финал: появился из ниоткуда — исчез в никуда. Миф, легенда, история, которую будут рассказывать дети внукам. Прочь от площади, от ревущей толпы, от пылающего дворца.

Так, теперь тут почти всё. Нужно как-то вернуться в своё тело, и вот с этим одна из самых больших проблем.

Ветер свистел в ушах. Город — муравейник, разворошённый палкой. Люди бегали, кричали, сражались. Пожары вспыхивали в разных районах — искры от дворца разлетались, поджигая соломенные крыши. Мы уходили переулками.

— Туда, Великий! — шепнул Жаслан, указывая на неприметный дом.

Двухэтажное строение, крепкое: каменный фундамент, деревянные стены. Маленькие окна занавешены. Дверь, обитая железом.

Остановились у дома, слезли. Ноги коснулись мощёной дорожки, боль прострелила колени, спину. Я стиснул зубы.

Жаслан трижды постучал. Пауза, ещё два удара. Условный сигнал? Дверь открылась мгновенно, без скрипа. Хорошо смазанные петли — предусмотрительно.

Нас тут же впустили, без вопросов, без колебаний. Хозяин — невысокий, жилистый монгол со шрамом через всю щёку — низко склонился. Поза — почтительная, но осанка — военная. Бывший воин, может, офицер.

Следом склонилась полноватая женщина с испуганными глазами и сжатыми губами. Одежда — простая, но чистая, руки — натруженные, с мозолями. Не из знати, ремесленники.

Дети плакали — двое мальчишек лет пяти и семи. Обритые головы, испуганные глаза. Младший цеплялся за мать, старший стоял прямо, пытался быть храбрым. Не получалось.

— Великий хунтайжи, мой дом — твой дом, — произнёс хозяин, не поднимая глаз.

Голос — спокойный, размеренный, но в нём — напряжение, страх, осознание риска.

— Благодарю тебя, — ответил коротко. — Нам нужна комната. И никому ни слова.

— Понимаю, Великий. Всё готово, как приказал господин Жаслан.

Значит, конспиративная квартира, заранее подготовленная. Умно. Охотник думает на несколько шагов вперёд.