Двойник короля 18 (СИ) - Скабер Артемий

Мы прошли через прихожую — узкую, тёмную. На стенах — деревянные полки с глиняной посудой, на полу — выцветший ковёр с традиционным узором.

Кухня находилась в задней части дома. Это была большая комната. Очаг в центре, над ним — котёл. Запахи свежего хлеба, травяного отвара, чего-то мясного вокруг.

Упал на стул, деревянный, грубый, но крепкий. Ноги подкосились от усталости. Тело словно не моё, каждое движение — через сопротивление, каждый вдох — через боль.

Мне принесли одежду. Женщина поставила перед нами деревянные чаши с отваром, поклонилась. Вышла, уводя детей.

— Все выйдите, — приказал тихо.

Хозяин кивнул, поклонился, исчез за дверью. Остались мы с Жасланом.

Я огляделся и отметил детали. До сих пор не понимаю, как у них древность с современностью соседствует.

Охотник помог мне одеться — бережно и аккуратно, стараясь не разбудить раны. Одеяние простолюдина, не принца — идеальная маскировка сейчас, ничто не должно выдавать статус.

Кивнул в благодарность и глянул в зеркало, висевшее тут. Такой себе видок у принца. Тело истощённое, рёбра выпирают под кожей. Плечи покрыты кровоподтёками, спина располосована плетью.

Мне дали какую-то бурду из трав выпить. Горькую, вязкую, с привкусом полыни и ещё чего-то незнакомого. Напиток обжёг горло, и желудок протестующе сжался. Еле заставил себя проглотить.

Откинулся на спинку стула, и дерево скрипнуло под весом. Тело словно залито свинцом, каждая мышца — отдельная вселенная боли. Но хуже физической боли — другое. Я всё слабее чувствовал нить, связывающую моё тело и душу.

Удерживаться внутри принца было сложно. Сознание норовило выскользнуть, уплыть, раствориться.

Уже рассматривал крайний вариант: «Что если не вернусь? Если останусь здесь, в чужом облике? Если связь с моим настоящим телом прервётся окончательно?»

Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Это самый плохой вариант. Точнее, один из негативных. Самый страшный — смерть и забвение, полное исчезновение личности. Нет, не допущу. Слишком много сделано, слишком много впереди. Ладно. Сначала нужно пережить ночь, закрепить победу, потом — домой.

— Павел? — спросил меня Жаслан, и я повернулся.

Имя, произнесённое на русском языке, прозвучало как выстрел в тишине кухни. Каждая буква — патрон, выпущенный точно в цель.

Сука! Оцепенение, секунда шока. Кровь отхлынула от лица, сердце пропустило удар, затем забилось с утроенной силой.

Монгол знает. Каким-то образом узнал, просчитал, догадался.

— Так я и думал, — продолжил охотник на русском.

Его русский — безупречный, без акцента. Точные интонации, правильные ударения, как у человека, годами говорившего на этом языке.

— Я… — начал.

Мозг лихорадочно искал ответ, оправдание, объяснение. Как выкрутиться? Что сказать? Какую легенду сплести?

— Не нужно! — оборвал меня монгол.

Жест рукой — резкий, решительный, лицо — предельно серьёзное. Складка между бровей, а глаза — тёмные, непроницаемые.

Взял нож на кухне и порезал им свою ладонь. Кровь — ярко-алая, свежая — потекла по смуглой коже. Капли падали на деревянный стол: одна, вторая, третья. Начертил круг и начал что-то произносить на своём языке. Древние слова, гортанные звуки, ритмичные, словно биение барабана. Магия? Ритуал? Заклинание?

Напрягся. Неужели он хочет выгнать меня из этого тела? Изгнать? Уничтожить?

Тут же появился паучкок — мой верный страж. Материализовался из воздуха, готовый защищать, нападать, убивать по первому приказу.

— Я, Жаслан, сын Гючюда, клянусь своей кровью, — заговорил мужик на русском, — душой, что отныне и до смерти буду служить Магинскому Павлу Александровичу.

Слова клятвы заполнили пространство. Каждое — как камень, положенный в основание нерушимого здания. Кровь на его ладони пульсировала, светилась тусклым красным светом.

— Клянусь, что он мой хозяин и господин, а его приказ для меня — всё. Ни я, ни моя душа никогда ничего не сделают ему плохого. Клянусь!

Голос — сильный, уверенный, без дрожи, без колебаний. Произносил слова так, словно всю жизнь готовился к этому моменту.

— Если не сдержу, то пусть моя душа растворится и не уйдёт на перерождение.

Последние слова клятвы — самые страшные. Величайшее наказание для верующего монгола, лишение шанса на перерождение. Вечное небытие, конец всего.

Кровь на ладони вспыхнула ярко-красным. На мгновение появился ослепительный свет, затем кровь впиталась в кожу, не оставив следа. Только шрам — тонкий, белёсый — свидетельство принесённой клятвы.

Поднял бровь. Чего?

Ошеломление, недоумение, ступор, ничего подобного не ожидал. Готовился к бою, к предательству, к попытке захвата, но не к… этому.

— Не смотрите на меня так! — сжал кулак монгол. — Наш хунтайжи заикается, а ваша речь, голос, номера, пусть и язык наш… Нет, наш принц не такой. Он воин, но не оратор.

Голос Жаслана звучал с нотками упрёка. Словно я должен был догадаться, что меня раскусят, что моя маскировка не идеальна. Заикается? Вот дерьмо!

— Но не это главное. Вы рискнули всем! — Жаслан поклонился. — Захватили моё тело, чтобы спасти принца! Вселились в него, чтобы вывести его из темницы. Подняли народ. Мало братьев бы сделали такое.

Его глаза — горящие, полные восхищения, уважения, искреннего преклонения.

— Вы монгол, хоть и русский! Тогда на капище, потом перед столицей и сейчас — каждый раз вы показывали делами, чего стоите. И в этом мире я не найду человека сильнее, умнее вас.

Меня смутили. Серьёзно. Вот чего-чего, а этого я точно не ожидал. Не так и…

— Отец учил: «Если найдёшь того, кто тебя трижды поразит… Служи ему! Он твой хозяин и проводник. С ним твоё имя запишется в историю».

Мудрый совет. Найти достойного лидера — величайшая удача для воина. Стать частью чего-то большего, чем ты сам.

— А? — выдавил, ещё не придя в себя от удивления.

— Гючюд, мой отец! — продолжил монгол. — Был шаманом, сильным, учил меня! Но я дурак, не смог тогда понять его науку. Он предсказал мою жизнь и сказал, как всё будет и что передо мной появитесь вы! Я не верил… Дурак! Ушёл на войну, и, когда вернулся, он был ранен. Умер у меня на руках со своим предсказанием.

Голос дрогнул на последних словах, тень боли промелькнула в глазах. Старая рана, которая никогда не заживёт полностью.

Предсказание отца, пророчество шамана, встреча с чужеземцем, который трижды поразит. Улыбнулся. Вон оно как… Даже не знаю, что сказать, хотя… Почему бы и нет?

— Жаслан! — встал. — Когда я проникал в твоё тело, то там увидел часть души твоего отца. Он всегда был с тобой и защищал. То, что ты умел из шаманства, — от него.

— Что? — мужик замер. — Он? Он?..

Шок, трепет, надежда. Лицо застыло маской изумления, глаза — широко раскрытые, влажные, рот распахнулся в немом вопросе.

— Наконец-то ушёл дальше, — улыбнулся. — Он оставил свою силу тебе. Теперь ты полноценный шаман. Просил передать, что всегда гордился тобой и верил в тебя.

Чуть добавил от себя. Уверен, что его отец так бы и сказал. Слова утешения, надежды, наследия — отец защищал его всё это время. Теперь передал свой дар, завершил свою миссию, обрёл покой.

Монгол заплакал. Слёзы — крупные, неудержимые — потекли по щекам, плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Сильный воин, опытный охотник. Сейчас — просто сын, оплакивающий отца.

Да уж… Вот не ожидал, что в этой дипломатической миссии получу такого человека к себе. Клятва души и крови… Нужно очень верить в меня. Истинная преданность, абсолютная верность. Не из страха, не из выгоды, а из искреннего восхищения и уважения.

— Господин! — впервые обратились ко мне так. — Вам нужно вернуться в своё тело. Даже мой отец не рисковал надолго и далеко путешествовать.

Забота в голосе, искренняя тревога.

— Знаю! — кивнул. — Но пока не вижу способа.

Горькая правда. Связь с телом — всё слабее. Нить истончается, скоро порвётся совсем, и тогда…