Королевская кровь-13. Часть 2 (СИ) - Котова Ирина Владимировна

Это она запомнила.

— Пойду к доктору Кастеру, будем проверять гемоглобин, — проворчала она наутро, едва проснувшись. — А то я сокращу поголовье зайцев вокруг Вейна. И как бы объяснить моей божественной части, что в наше время это решается препаратами железа, а не ночной охотой?

— Главное, что тебе не страшно, — осторожно сказал Люк. Он вообще заметил за собой, что стал куда аккуратнее в словах. — Потому что я за тебя боюсь.

Марина пожала плечами.

— Ты же видишь, я не могу это контролировать, — вздохнула она. — Схожу сегодня к Васе в Иоаннесбург, проведаю ее, Алинку и племяшек, заодно зайду в часовню нашего праотца. Спрошу, как научиться контролю. Вдруг ответит? Мне тоже это не нравится, правда. И, Люк, — она с усилием приподнялась над ним, оперевшись на локоть. Живот над пижамными шортами торчал с неким даже задором. — Хватит ходить вокруг меня на цыпочках. А то ты говоришь таким тоном, будто я душевно больна. А меня это злит.

— Не буду, — пообещал он кротко и она, боднув его лбом, засмеялась.

— Ладно, я буду напоминать себе, что у тебя тоже стресс.

Поход в семейную часовню ничего не дал. Марина вечером уже, уставшая, засыпая, рассказала, что Воин ей не отозвался, зато вышел священник — настоящий, не аватара первопредка, — и сказал, что в ее случае нужно поддаваться зову крови, а контроль придет, когда он нужен будет. Сейчас же он вреден, поэтому пусть все идет как идет. Вреда это не принесет, только пользу.

— Ну, раз отец обещал, что ничего со мной не случится, можно расслабиться, — пробормотала Марина, действительно расслабляясь.

Люк же, подняв глаза к потолку, мысленно и очень почтительно высказал божественному тестю свое недовольство. Непочтительно очень хотелось, но оставлять Марину вдовой, а детей сиротами по глупости не стоило.

«Но, Великий, ты мог бы ей передать, чтобы сидела дома и никуда не летала. И объяснить, как ей помочь. Я бы сам ей этих зайцев натащил, — Люк выразительно глядел в потолок. — Я понимаю, что ты ее успокоил, но мне-то все равно придется беспокоиться и не спать! С другой стороны, я не в обиде, ради нее можно и побеспокоиться», — тут же слегка льстиво добавил он, рассудив, что зятя-нытика терпеть никто не захочет.

Марина, не ведая о его терзаниях, спокойно спала, прижимаясь к нему спиной и горячими пополневшими ягодицами. Он вздохнул, накрыл одну ладонью и тоже заснул.

Гемоглобин у нее правда оказался низковат, доктор Кастер прописал капельницы — но Марина все равно пару дней бурчала, что у нее кружится голова. А потом произошел третий полет.

Люк как-то легко просыпался, когда она оборачивалась — тепло под боком пропадало. И в этот раз она полетела далеко и быстро, к морю и затем вдоль берега, над поблескивающими в свете голубоватой луны кораблями.

Он понял, куда она летит, в самом конце — когда перед ней лазурной точкой в темном небе соткался из воздуха ажурный орех Инлиевой гробницы. Она влетела туда, как к себе домой, и струящиеся над усыпальницей гигантские духи даже не дернулись ей наперерез.

«Зачем она прилетела сюда?» — спросил он у них, задержавшись у входа.

«Детиссс тянутссс, — ответил один из духов. — Онасс как матьссс летитссс тудасс, где чуетссс, что имссс будет полезнеессс. Как в сссстаринусс, когдассс кровьссс отцассс былассс сильнеессс, тутссс онисс напитываютссся ссстихиейссс».

Он залетел внутрь — и там увидел, как перед ликом спящего вечным сном Инлия Инландера Марина, обратившись самой собой, заснула на боку на хрустальном столе, подложив под щеку руку.

Люк аккуратно опустился рядом, чувствуя, как сладостно пульсирует вокруг энергия драгоценностей и замечая шкурки змей, словно пропитавшиеся серебром. В них хотелось окунуться, искупаться, напитаться этой силой.

Он тихонько поклонился первопредку, на которого сквозь хрустальную кружевную стену лила голубоватые лучи луна, а снизу поднимались мягкие отблески от драгоценностей. Люк забрался на хрустальную глыбу, приподняв голову Марины и положив ее себе на плечо.

Она даже не приоткрыла глаз, только прижалась сильнее.

— Нам бы что-то чтобы помягче было, — прошептал он змейкам-овиентис, с любопытством глядевших на него из куч драгоценностей и сквозь ажурные узоры потолка.

И тогда змейки-малышки переплелись, как нити в ткани, и укрыли их тонким воздушным одеялом, и поднялись под головами серебристыми туманными подушками, и подняли их на воздушной волнующейся прослойке между ними и хрусталем.

Спалось ему превосходно, и видел он во сне себя то младенцем, который душит змей, то подростком, исцеляющим людей, то тем, кто встал во главе страны и основал династию. И было это так, будто кто-то рассказывал ему на ухо историю Инляндии, будто держал на руках и показывал все с огромной высоты, и белыми нитями шла паутина судеб потомков Инлия от его воплощения, заканчиваясь в сердце Люка — и в сердцах тех белых, кто выжил в нынешней войне. А еще видел он себя маленькой некрасивой девочкой в руках матери, которая смотрела на него-нее с любовью, и к которой тянулся он-она, как к источнику жизни и тепла.

А утром он проснулся от того, что в его руках зашевелилась Марина. Она изумленно огляделась и строго воззрилась на него.

— Скажи мне, что ты не притащил меня сюда, чтобы предаться разврату, — попросила она смешливо. — Потому что, как я понимаю, наш разврат был весьма уныл.

Змейки, поняв, что они проснулись, стали вылетать из «одеяла», «матраса» и «подушек», как серебристые стрелы.

— Это ты меня притащила, — признался Люк. — Честное слово, — взгляд ее был недоверчивым. — Обернулась соколицей и прилетела сюда. Я же не мог тебя оставить? Вот и пришлось спать без всякого разврата. Духи сказали, это из-за детей тебя сюда притянуло.

Марина кивнула, села и задумчиво погладила живот.

— Голова не кружится, — признала она. И вдруг засмеялась. — Представляешь, — пояснила она Люку, который приподнялся на локте и разглядывал сонную ее, — если они, еще не родившись, ухитряются такое вытворять, то что нас ждет, когда они родятся?

С той ночи она больше соколицей не летала, но Люк все равно просыпался несколько раз за ночь и проверял, на месте ли она. А еще он думал — когда выходил из своего кабинета на балкон, чтобы проветрить мозги, перезагрузиться под сигарету. Думал о том, что дети у него уже однозначно родятся сильные, белые. Хватит ли у него как у герцога Дармоншир знаний и умения, чтобы вырастить их? Или нужно уже ради них вставать под корону — чтобы получить доступ к королевским тайнам?

«Справлюсь, — говорил он себе, чувствуя, как азарт и искушение нашептывают ему на ухо, что нужно хотя бы попробовать. — В конце концов, есть хранительницы Луциуса. Они помогут. Да и вряд ли Тамми, если корона выберет его, откажет мне в поиске информации».

Марина. Марина была счастлива здесь. Она совсем расслабилась, из нее словно вышла вся нервозность, она скинула колючую броню — и иногда, когда она гуляла по парку с Бобби (или с леди Лоттой и детьми, обожающими пса), а Люк наблюдал за ней сверху, с балкона, ему казалось, что она светится — так беззаботна она была.

— Потому что ты дал мне безопасность, — объяснила она как-то, разнеженно лежа в его объятьях. — Потому что я знаю, что ты все решишь, Люк.

Кажется, даже ее признание в любви не обласкало его самолюбие так, как эти слова.

— Чем бы ты хотела заниматься в будущем? — спросил он ее в другой раз, в одно из мгновений, когда они остались одни — вернулись в покои на закате, распахнули двери балкона, чтобы полюбоваться солнцем, садящимся в море.

— Это если ты не наденешь корону? — хмыкнула она.

— Я не надену, Марина.

Он стоял на балконе, спиной к перилам, а она, красноватая от закатных лучей, сидела в кресле напротив и насмешливо, чуть снисходительно смотрела на него. И ветер тоже смеялся над ним и касался запястий и шеи, напоминая, что за ним долг.

С которым нужно было что-то решать. Потому что пока с него ничего не требовали — но могли потребовать в любой момент.