Кровь вассалов (СИ) - Добрый Владислав

Да, так растягивался на годы, если не на десятилетия. Зато это было надежно и не вызывало отчаянного сопротивления. Напротив, феодалы видели в Буреломе куда более удобного, сильного и надежного сеньора, чем в остальных.

На пятнадцать родов вокруг Бурелома приходилось пятьдесят шесть неделимых феодов; с каждого по первому требованию надлежало выставлять под знамя Итвис трёх всадников, причём во главе — минимум рыцарь-элементалист. Сколько земли они прибрали к рукам за рекой, оставалось неясно, но, похоже, немало. Точных цифр мне не назвали: формально многие земли, фактически контролируемые Буреломом, держались через браки, и сидевшие на них люди оставались одновременно вассалами одной из Великих Семей Варры. Я не стал ворошить этот муравейник.

Очевидно, что к нынешнему дню «феод» здесь — скорее условность. Благодаря отряду в Буреломе, игравшему роль одновременно королевского двора в смысле постоянной вооруженной силы, и некоему «совету благородных», тут сложилось устойчивое, практически государственное образование. Что-то вроде семейной корпорации, общины, где все всех знают. Это работало: суммарно рыцарское сословие (вместе с детьми и женщинами) насчитывало порядка трёх–четырёх тысяч душ, и про каждого всё было известно с пелёнок. Кто на коне лучший, кто в магии силён, кто просто головой думает — все качества лежали на виду, как на ладони.

Должно быть, примерно так и выглядели ранние европейские королевства в моем мире.

Глава 10

Магия и память

Я с неожиданным удивлением ощутил уютное чувство надёжного тыла. Лишь один эпизод слегка испортил его. На охоте Ранульф улучил момент, поймал меня наедине и завёл разговор о Гонорате. Как оказалось, тот прислал гонца с приказом на сбор: мой брат хотел, чтобы Бурелом собрал войско и двинулся ему на помощь.

Ранульф сообщил об этом и долго ждал моей реакции. Не дождавшись, всё же решил пояснить, почему люди Бурелома так и не пришли:

— Когда стяги Итвис с обеих сторон, трудно понять, куда обратить копья.

Я отметил про себя, что он не стал выставлять Гонората негодяем, нанявшим наёмников. Или себя благородным человеком, сразу сердцем прозревшим, что на моей стороне правда. Он говорил честно. Что еще не делало его искренним. Вывод я сделал другой: Ранульф и остальные главы родов предпочли остаться в стороне от семейной распри, вполне обоснованно рассчитывая, что им за это ничего не будет. Кто бы не победил. И в этом сквозила немалая степень их самостоятельности. Значит, и в будущем мне следовало не приказывать, а предлагать. В целом меня это устраивало. Я ведь не знал, что здесь скрывается обширный и богатый край, представляя его скорее подобием пустынных предгорий горных кланов возле Караэна, и потому не включал местных в свои расчёты.

Хотя земли здесь действительно было меньше хорошей, чем в остальной Долине Караэна, зато на множестве холмов росли деревья и кустарники, водились землеройки, а сочная трава прекрасно подходила для выпаса коней. Коней здесь было много. Похоже, Бурелом был если не главным, то одним из основных поставщиков лошадей во всей долине. Холёных коней не пускали без присмотра — их пасли вооружённые мужчины, часто на огороженных пастбищах. И кроме коней здесь держали множество собак.

Меня даже специально отвели на псарню, где я с удивлением обнаружил пару знакомых рож конюхов, доставшихся мне в Таэне вместе с собаками. Тут Ранульф впервые проявил яркие эмоции. Его холодная сдержанность лопнула, как глиняный горшок, и наружу вырвался бурный восторг — седой воин был в неописуемом упоении от собак. Как выяснилось, буквально у меня под носом Леонхарт увёз с собой в Бурелом четырёх таэнских сук и одного лучшего кобеля для разведения.

Наблюдая, как Ранульф брызжет слюной от радости и рассыпается в похвалах таэнским псам, я наконец понял, что недооценивал их ценность. В Караэне собак держали редко. Уверен, что маленькие любимцы благородных дам по численности не уступали дворовым Шарикам. Объяснялось это просто: в этом мире, как и кошек, собак толком не кормили. Не корова ведь. А в плотно заселённом контадо Караэна псу прокормиться самому было трудно — разве что мышей ловить, как кошке. Здесь же псы кормили себя в значительной мере сами, выходя на охоту за стены замков.

На охоте я сам убедился в их пользе: похожие на лохматых собак горцев, охотничьи псы местных аристократов умело выслеживали и загоняли под арбалеты хозяев диких коз, а однажды даже загрызли небольшого волка.

Конечно, середина осени, пусть и мягкой, караэнской, не лучшее время для отпуска. Но, видит Пан, он был мне нужен уже давно.

Впрочем, не всё обошлось без проблем. Если уж ты начальник — все будут лезть к тебе со своими заботами. К чести буреломцев, они делали это максимально корректно: сперва осторожно, между строк ответов на мои же расспросы, и только после прямых вопросов вывалили всё, что копилось.

Как и в остальной Долине, местные земли были перенаселены. Это не бросалось в глаза из-за рельефа: люди и дома были раскиданы по склонам, и толпы не ощущалось. Но под очередной кувшин — стеклянный, старинного таэнского вина для Ранульфа и глиняный, с молодым караэнским, для меня — на меня вывалили целую корзину проблем.

Зерно тут росло далеко не везде, поэтому его закупали в Долине. А последние годы цены сильно подскочили. Пока обходились рыбой из Во и брюквой, но и рыбы, как выразился Ранульф, «стало меньше, чем сетей». Зато цены на лошадей, наоборот, упали: слишком дорогое удовольствие их содержать.

Моя врождённая подозрительность Итвис шептала, что Ранульф попросту хочет выбить себе уступки или помощь. Но я видел и другое. В Долине Караэна время от времени можно было встретить «толстяков» — по местным меркам, людей с десятком лишних килограммов. Здесь же все были сухие и подтянутые. Рыцарское сословие — жилистое и подтянутое, как гончие. А крестьяне на полях — просто худые, с ввалившимися щеками.

Он набрасывал всё новые проблемы. Главное было в том, что он ни разу так и не назвал причину, которую я видел отчётливо: перенаселение. Ему это просто не приходило в голову. Чем больше людей — тем больше вспашут, тем больше снимут налогов. Он не замечал предела естественного роста. В его защиту скажу: границы эти неочевидны. Мне, у кого есть само понятие такой концепции, понятно, что Долина Караэна балансирует на краю: пара не то что неурожайных — просто посредственных — лет, и всё посыплется. Со стороны же Ранульфа видно лишь, что крестьяне ленятся распахивать ещё землю, пусть и на склонах и сеять брюкву там, где не посеять рожь или овёс. «С брюквой-то что — засеял и жди, пока вырастет; ну, землероек местных иногда погоняешь. Так это даже хорошо: повадятся — будет мясо».

Мои осторожные предложения увеличить поголовье овец, коз, коров — не говоря уже о лошадях — вызвали ворох возражений. Вполне обоснованных. В отличие от «ковыряния в земле», здесь Ранульф владел темой до тонкостей. Настоящий практик. Надо отдать ему должное: высыпав на меня груду объективных сложностей — от восстановления лугов до труднодоступности ещё не вылизанных овцами пастбищ (овцы оставляют после себя голую землю, потому почти всех перевели в мясо и перешли на коз — но помогло мало), — он замолчал и посмотрел мне прямо в лицо.

— Вы что-то хотите сказать, мой сеньор. Скажите прямо. Я старик, и мой разум уже не так…

— Вы упёрлись в естественные границы роста, — перебил я.

Фраза на местном языке прозвучала коряво, но мысль я донёс. Ранульф долго думал. Я терпеливо ждал. В больших вещах, иногда мелочи решают.

— И что же нам делать, мой сеньор? — наконец спросил он.

Я удовлетворённо прикрыл глаза: именно на такой ответ и надеялся. Он готов. Он чувствует тупик и готов рассматривать самые необычные выходы. Мне оставалось указать направление.

— Самое простое — захватывать новую землю и переселять туда по нескольку тысяч бедняков. А лучше — ставить новые города. И так каждые несколько лет.