Соблазн (СИ) - Виннер Лера

— Давайте найдём место поспокойнее.

Выйдя во двор, я первым делом направилась к конюху, чтобы дать ему моменту и попросить присмотреть за лошадью, пока я не вернусь.

Вильгельм терпеливо ждал, как будто давал мне передумать и отказаться от идеи уединяться с ним, но выбора у меня в самом деле не было.

Конечно же, можно было продолжать надеяться только на Бруно, но когда он спросил, осталось ли что-то, не предназначенное для моих ушей и глаз…

Даже зная всю правду, он мог утаить её просто из сочувствия ко мне, а это мне было не нужно.

Монтейн вёл меня в небольшую и по счастью пустынную яблоневую аллею, — достаточно далеко от лишних ушей, но и приятно близко к людям, которых я при необходимости смогла бы позвать на помощь.

— Не в вашем положении путешествовать верхом, герцогиня.

— Моё нынешнее положение — не ваша печаль.

Я спохватилась, слишком поздно поняв, как говорю с человеком, которого мне следовало вежливо просить, но как ни странно, Вильгельм не разозлился и не обиделся. Только невесело засмеялся и покачал головой:

— К счастью, да. Но, насколько я мог понять, вы не останетесь наедине с этим, и меня это радует.

В тени стояли две широкие скамьи, и когда он жестом предложил мне сесть, я воспользовалась этой возможностью с облегчением. Получалось, что тревоги и потрясения последних дней не прошли даром, потому что голова раздражающе покруживалась.

— По всей видимости, о причине моей нелюбви к герцогу Удо вас уже просветили?

Он оставался невозмутим, а мне вдруг захотелось отвести глаза.

— Я хотела бы сказать, что мне бесконечно жаль, но не имею на это права.

— Значит предлагать мне денег вы тоже не планируете?

— А вы приняли бы их от меня?

До сих пор разглядывавший траву под своими ногами Вильгельм поднял голову, встречаясь со мной взглядом.

— Вы умны и храбры до безрассудности. Позвольте мне спросить, почему вы не ужились с ним?

Вопрос поставил меня в тупик так неожиданно и искренне, что какое-то время я просто смотрела на него, а потом покачала головой.

— Мы слишком разные.

— Он причинял вам боль.

Барон не спрашивал, а утверждал, и я покачала головой снова, но уже с некоторой досадой.

— Я не могу сказать, что было так.

— Вы не любили его, вы хотели сбежать от него, но продолжаете его защищать…

Теперь в голосе Вильгельма промелькнула вопросительная интонация, но меня она уже не занимала.

— Откуда вы это знаете?

— Герцог сам мне сказал.

Он умолк, давая понять, что пришла моя очередь спрашивать, а я продолжала молчать и смотреть на него.

Я просто не могла найти правильных слов и интонаций, чтобы озвучить то, что меня интересовало, и барон проявил благородство еще раз.

— Я вызвал вашего мужа. Он согласился на эту встречу, хотя и понимал, что она не будет дружеской.

Об этом же говорил Бруно, и я не сдержалась от короткого облегченного вздоха. Он не солгал.

Как, очевидно, не лукавил и в том, что Удо не собирался играть по правилам.

Словно подслушав мои мысли, Вильгельм уставился на качнувшуюся на ветру ветку над моей головой.

— Вы, должно быть, знаете, я долго учился, герцогиня. Ходил слугой за одним колдуном три года, прежде чем он счёл, что я готов получить то, о чем просил его.

— А о чем вы его просили?

Вильгельм не сгорбился, но плечи его поникли, когда он заговорил, а я смотрела на него и не могла отвернуться, потому что всю его боль в эту минуту чувствовала как свою.

Он, вероятно, услышал это в моём голосе, потому что вскинул яркий, полный страсти взгляд и выпрямил спину.

— Об одном проклятии. Одном единственном. Но он, к чести его, подарил мне гораздо больше. Теперь я способен видеть то, что не было доступно мне раньше.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и я в полной мере осознала, до какой степени непросто ему даётся этот разговор.

— Я много и старательно учился, но понимал, что с герцогом Керном мне не справиться. Поэтому я приехал на место встречи намного раньше. Когда появился ваш муж, я напал на него со спины, исподтишка. Возможно, вы сочтете это подлостью, но это было единственным способом сделать с ним то, что я сделать мечтал.

Даже когда он говорил об Удо, в его голосе не было ненависти, как будто она закончилась в тот момент, когда свершилась его месть.

Признавшись в том, что сам считал бесчестным, Вильгельм умолк, но продолжал смотреть на меня.

Он больше не собирался давать мне поблажек, и о том, что волновало меня больше всего, я должна была спросить сама.

Это было справедливо, но так чудовищно страшно, что я задержала дыхание, прежде чем задать самый главный для меня вопрос:

— Что вы с ним сделали?

Глава 13

Обратная дорога растянулась для меня в вечность. Замок уже маячил впереди, и можно было пришпорить коня, но я продолжала плестись вдоль обочины в надежде унять бушевавшую внутри бурю до того, как достигну ворот.

До определённой степени мне это даже удалось, потому что конюх не посмотрел на меня странно, а две молоденькие служанки, встретившиеся в галерее, не шарахнулись испуганно в сторону.

Разговор с Вильгельмом занял больше времени, чем я предполагала, но прошёл легче, чем я смела надеяться.

Он мог взять своё, унизив меня походя, заставить умолять о столь нужном мне ответе. В конце концов, просто отказать в каких бы то ни было объяснениях.

На деле же мы просидели на скамейке в яблоневой аллее почти два часа. Конечно же, это не сделало нас друзьями, но в каком-то смысле помогло обоим примириться с тем, что исправить мы уже не могли.

Барон держался очень обходительно, беседуя со мной и правда как с приятной знакомой, а не как с супругой кровного врага, но его общество взволновало меня, слишком сильно.

Я никогда не была особенно чувствительной и склонной падать в обмороки даже при виде крови, но сейчас слабость была такой, что хотелось только уснуть и никого и ничего не видеть.

Точно зная, что Удо жив и физически здоров, я могла себе позволить сделать это без зазрения совести.

О том, как стану объясняться с Бруно, когда он вернётся, я решила подумать после, когда приду в себя.

Медленно и наконец спокойно засыпая, я думала о письмах, оставшихся лежать в библиотеке. Рассылать их пока было рано, но над моим траурным платьем уже трудились две швеи, а значит, даже в ожидании я не бездействовала.

Сны, которых опасался Бруно, меня снова не потревожили, как будто он спугнул их своим вниманием, и спала я так долго и крепко, что очнулась только к обеду следующего дня.

После коротких размышлений отказавшись от мысли о том, чтобы заподозрить в этом барона Монтейна, я вернулась к повседневным обязанностям хозяйки, которых заметно прибавилось. Теперь ко мне обращались касательно всех бытовых и хозяйственных нужд. Едва ли кто-то беспокоил подобными мелочами герцога, но так и не увидевшие его тело люди были по-прежнему встревожены и не понимали, как себя вести.

Свою задачу я видела прежде всего в том, чтобы показать им: жизнь продолжается. Даже без герцога Удо.

Отдавая распоряжения и принимая решения, мыслями я снова и снова возвращалась к нему, и раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: хотела бы я увидеть его снова? Теперь?

Однозначного ответа не находилось.

Удо, очевидно, таким желанием не горел, слишком коротким и холодным было его письмо. Возможно, однажды, немногим или многим позже…

Уже поздно вечером, лёжа в постели, я впервые за эти дни задумалась о том, чтобы написать отцу, но промучившись не меньше часа, пришла к выводу, что просто не знаю, как это сделать. Сообщить, что я внезапно овдовела? Или овдовела, но не совсем?

При всём желании я не могла объяснить ему то, чего сама до конца не понимала. До возвращения Бруно мне оставалось только догадываться и строить предположения.

Вильгельм ни слова не сказал о нём, не задал ни одного вопроса, хотя в момент его визита в замок и нашего разговора, состоявшегося у всех на виду, присутствие мужчины рядом со мной его явно удивило. Однако именно теперь, после встречи в трактате, я перестала сомневаться в том, что Бруно вернётся.