Сердце Изнанки 3 (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович

К слову, Марьяна, Петя и еще один пятнадцатилетний парень по имени Семён, которые не отправились в деревню, а решили остаться в городе, проявили себя очень даже хорошо. Благодаря им, многие мои задумки решились куда как проще, чем если бы я делал всё один. Пацаны оказались сообразительными и быстро схватывали суть.

За окном забрезжил рассвет, а я позволил себе ненадолго прикрыть глаза. Всё-таки передохнуть мне необходимо. Дел сделано много, но сколько еще впереди! Чтобы контролировать обстановку в полной мере, мне нужно быть отдохнувшим. Ведь планы на этот день у меня глобальные, и предстоит много чего сделать. Время поджимает, а сил остаётся всё меньше. Ну да всё это не важно — главное результат, главное спасти человеческую жизнь.

Горин, будто предчувствуя, что грядёт нечто неладное, решил приехать на работу значительно раньше, чем обычно. Он всегда прибывал в здание тюрьмы самым первым — в шесть утра, сегодня же явился в четыре утра, ожидая, что может что-то произойти. Оставлять ситуацию на волю случая он не собирался — слишком много поставлено на карту.

Его тревожило чувство, что сегодняшняя казнь может пойти не по задуманному плану. Слишком уж много людей начали суетиться вокруг ситуации с Медведевым, и это неспроста. Особенно если учесть все обстоятельства. Горин же собирался выжать из этой казни максимум и проследить, чтобы наказание понёс не только Медведев, не умеющий себя сдерживать, но и все причастные к этой ситуации… Показательная порка должна была отрезвить и остальные горячие головы. Всё же здесь все хороши, не только Медведев и Петрищев. Ведь и Слуцкий такое допустил, да и в канцелярии, похоже, совсем ворон считают.

Единственный, кто не укладывался в его планы — этот Пылаев, который влез незнамо зачем и каким-то образом смог дотянуться не только до Петрищева, но и до мэра. А те, будто почуяв новую кровь и человека, на которого при случае можно будет спихнуть ответственность за любые неудачи и проблемы, резко оживились. Чинуши есть чинуши — где власть, там и перекладывание ответственности.

Горин уже слышал о планах мэра сорвать казнь, о том, что тот хотел чужими руками устроить бунт, предварительно отключив водоснабжение и подослав своих людей поднять заключённых на беспорядки. Поэтому он заранее побеспокоился о том, чтобы вода в тюрьме была и без городского водоснабжения. На территории тюрьмы имелась старая водонапорная башня, которая работала исправно, несмотря на свой возраст и на то, что городская тюрьма давно была подключена к городскому водоснабжению.

Чтобы даже в случае отключения или перекрытия труб не допустить того, чтобы заведение осталась без воды, Горин заранее проверил все системы. И успокоился лишь удостоверившись, что даже в случае отключения тюрьма не будет лишена воды.

Но уже после восьми утра, когда новая смена заступила на дежурство, начались первые странности. Во-первых, вода из цистерны пропала: куда, как — неизвестно, испарилась словно по волшебству. Но Горин и к этому был готов — он договорился с водоснабжающей компанией, чтобы в случае, если вода закончится, её доставили водовозом и заполнили вновь водонапорную башню.

Но стоило ему позвонить, как начались и другие жалобы.

По предписанию весь персонал столовался в общей столовой, и личный состав как завтракал, так обедал и ужинал на территории тюрьмы. Также были предусмотрены два приёма пищи ночью для дежурной смены, что осуществляла контроль круглосуточно.

Так вот, персонал стал жаловаться на вкус еды во время завтрака — горькая какая-то, с металлическим привкусом. Более того, во время утреннего собрания часть сотрудников буквально клевала носом, а двое офицеров и вовсе отпросились с совещания, сославшись на несварение желудка и тошноту.

Начальник расстрельной команды, что прибыл аж из Красноярска, пожаловался на то, что у него сильно болит голова и что он не прочь бы где-нибудь передохнуть после дороги. Горин удивился — ведь прибыли-то они позавчера для исполнения наказания, должны были уже отдохнуть. Но молодой капитан, был непреклонен. К тому же, выглядел он действительно странно — был весь бледен, то и дело хватаясь за живот, лицо его покрылось испариной.

Несмотря на доставленную воду, бунт всё же начал нарастать. При том, что, несмотря на ухищрения Горина, который отселил всех выявленных агентов мэра в отдельные одиночные камеры, возмущаться стали простые арестанты. А дело было вот в чём.

Во-первых, со вчерашнего дня инспектора дежурной смены получали жалобы на то, что и у заключённых с едой явно было что-то не так. А сегодня, после неё у всех началась жуткая диарея. Такое дело, не сказать чтобы частое, но случалось, и инструкции, как действовать в подобных случаях, у дежурной смены имелись, однако вот в чём незадача — канализация забилась напрочь.

В итоге вся тюрьма враз стала затапливаться нечистотами, и это было очень нехорошей новостью. Запах стоял такой, что хоть противогаз надевай. Горин даже не знал, хорошо ли, что вода закончилась, или плохо, потому что если бы была ещё и вода, то, учитывая засорённую канализацию, нечистотами затопило бы все коридоры тюрьмы вместе с камерами. Картина была бы ещё более отвратительная.

Решая навалившиеся на учреждение проблемы, наблюдая за их медленным, но неумолимым ростом, Горин, не сдержавшись, даже позвонил мэру.

— Алексей Павлович, — начал он без предисловий. — У меня чрезвычайная ситуация и требуется немедленная помощь.

— Нечасто мне звонят главы ведомств с такими запросами, — хохотнул Слуцкий.

— Вы можете не помогать, но я следую предписаниям. Более того, после решения ряда проблем, я планирую вызвать комиссию, чтобы провели служебную проверку. Чувствую я, что кто-то устроил серьёзную диверсию. Я планирую сделать всё, чтобы вывести злоумышленников на чистую воду, — заявил Горин после подробного перечисления всех проблем. — Мне требуется немедленно привести учреждение в порядок, и я прошу вашей помощи. Комиссия, которая прибудет, естественно, будет уведомлена о вашей помощи и неоценимом участии.

Слуцкий, понимая, что Горин неспроста позвонил ему, тут же пообещал, что всё исправит. Суета в голосе мэра красноречиво свидетельствовала о том, что, может, он что-то и планировал устроить, но уж точно не такой катаклизм, который сейчас происходил внутри учреждения. Мэр хоть и был заинтересован во всём происходящем, но бригаду ассенизаторов и других работников городских коммунальных служб отправил почти сразу.

Когда у Горина появилась хоть малейшая передышка, уже наступило время казни Медведева. Полковник едва не пропустил этот ключевой момент и решил проверить, как там происходит приготовление и чем занимается расстрельная команда. Учитывая все события, обрушившиеся на тюрьму, про расстрельную команду, кроме Горина, все позабыли. Зато когда полковник их нашёл, оказалось, что они все спят вповалку, а состояние их исподнего красноречиво свидетельствовало о том, что с едой сегодня у всех было «что-то не так».

— Да что же это такое! — прорычал Горин. — Не собираюсь сдаваться! А ну, подъём! Немедленно привести себя в порядок!

Несмотря на все предпринятые контрмеры, Горин вынужден был признать: казнь сорвана, и её придётся отложить как минимум на несколько часов. Но стоило ли устраивать подобные бедствия ради каких-то трёх часов? Нельзя было придумать что-либо получше — что-либо более эффективное, но менее разрушительное? — размышлял Горин. Он ещё не знал, что скоро пожалеет об этих своих мыслях.

Когда членов расстрельной команды удалось привести хоть в какой-то порядок, Горин лично повёл их вниз, к Медведеву, вместе с сотрудниками дежурной смены. Полагалось, что с таким конвоем он будет доставлен во внутренний двор тюрьмы, где и произойдёт расстрел у специально предназначенной для этого стены.

Однако, как оказалось, добраться до камеры Медведева — задача непростая. Во-первых, все ключи от всех шлюзов, ведущих в то крыло, были утеряны. Сотрудники и рады бы пустить начальника, но ключи пропали — они сами-то не могли выйти и оказались взаперти. В то время как заключённые, содержащиеся в этом крыле, уже всерьёз протестовали. Мало того, что они столкнулись с серьёзными проблемами в связи с отсутствием воды, нарушением нормальной работы канализации и повальной диареей, так к ним ещё и не заходили, не отправили их на помывку, а обед, который, конечно же, никто есть не стал бы, и вовсе не принесли. А это уже грубое нарушение всез возможных прав осуждённых.