Больница на окраине города (СИ) - Иконникова Ольга

И сон пришел только тогда, когда я решила, что на следующий день перед операцией на брюшине я заставлю Вилара тщательно вымыть руки — даже если для этого мне потребуется его связать.

Но проснулась я задолго до того, как наступил рассвет. Проснулась от стука в окно.

— Мадемуазель Эстре! — это был голос месье Бернара.

Я вскочила с кровати, набросила на плечи шаль и приоткрыла оконную раму.

— Месье Бернар, что случилось?

— Приехала жена того пациента, что был тут днем. Я не стал стучать к вам в дверь, чтобы не разбудить месье Вилара.

— Больному стало хуже? Но тогда мы должны поставить в известность месье Вилара.

— Нет-нет, мадемуазель, — замотал головой Климент. — Она настаивает на том, чтобы поговорить именно с вами.

Я закрыла окно, оделась, скрутила волосы в пучок. Вышла во двор и по едва различимой в лунном свете тропинке подошла к воротам, возле которых стоял уже знакомый экипаж.

— Мадам Шабри, вашему супругу стало хуже?

— Да, именно так, — подтвердила она резким тоном. — А еще он с чего-то решил, что ему следует доверить свое лечение вам, а не доктору Вилару. Мне кажется, у него помутился рассудок. Но я обещала ему, что съезжу за вами. И вот я здесь. Но сразу хочу сказать, что сама я полагаю, что вы еще недостаточно опытны для того, чтобы оспаривать действия своего коллеги. И потому я прошу вас хорошенько подумать, прежде чем ехать со мной. Я сказала Леону, что обращусь к вам за помощью, но я предпочла бы, чтобы вы ему в этой помощи отказали. Тогда я с чистой совестью привезу к мужу доктора Вилара.

Я никогда еще не получала столь странного приглашения к больному. Это была не столько просьба о помощи, сколько в открытую высказанное недоверие. И готова ли я была взять на себя ответственность за чужого пациента? Эта ответственность могла мне слишком дорого обойтись.

Глава 28

Но сомневалась я не дольше минуты. Больной просил меня о помощи. Могла ли я ему отказать?

Хотя когда я села в экипаж, эти сомнения вернулись. Мадам Шабри всю дорогу молчала, предпочитая смотреть в окно, так что я вся была предоставлена своим мыслям.

А все эти мысли сводились к тому, что у месье Шабри при любом лечении было не так много шансов на выздоровление. К сожалению, болезни сердца оставались малоизученными, это признавали даже профессора нашего университета. Так что я понимала, что берусь за сложный случай. А учитывая, что при этом я вступала еще и в открытый конфликт с доктором Виларом, это могло вовсе погубить мою врачебную карьеру.

Дом Шабри находился в центре города. Он не был таким изящным, как у Гальяно, но показывал достаток семьи и принадлежность пусть и не к знати, но к обеспеченному обществу Тирелиса.

Уже когда мы поднимались по ступеням крыльца, мадам Шабри вдруг взяла меня за руку:

— Прошу вас, мадемуазель, образумьте моего мужа! Ему следует довериться опытному доктору. Просто скажите, что вы согласились приехать по его просьбе, но советуете ему не менять лечения!

Ответить я не успела (да я и не знала, что на это отвечать), потому что слуга открыл нам двери и принял мой саквояж.

Меня проводили в комнату месье Шабри, где было душно и пахло укропом — должно быть, больной принимал тот отвар, что прописал ему доктор.

— Простите, что потревожили вас ночью, мадемуазель, — голос хозяина дома был так слаб, что я едва расслышала слова.

— Всё в порядке, месье! — улыбнулась я. — Это моя работа.

— Кровопускания месье Вилара не помогли, мадемуазель, — мужчина облизал пересохшие, потрескавшиеся губы. — Боюсь, еще одного такого опыта я просто не выдержу. И я подумал, что, быть может, у вас есть другой способ лечения моей болезни.

Увы, но надежного способа лечения у меня не было. Я могла дать лишь некоторые рекомендации, которые могли помочь его сердцу. Но начать я решила с другого и попросила принести воды для питья, потому что в комнате больного ее не было.

И когда горничная принесла графин и стакан, я добавила в воду несколько капель настоя наперстянки.

— Это наперстянка, месье, — пояснила я. — Она ускоряет кровоток и снимает отеки. Но, разумеется, скорого эффекта ждать не стоит. Для того, чтобы ваше сердце стало работать лучше, придется приложить некоторые усилия, месье!

И я чуть приоткрыла окно, впуская в комнату свежий воздух.

— Если вам холодно, месье, то я попрошу служанку принести еще одно одеяло. Но вам непременно нужно проветривать спальню. Это улучшит ваш сон. Пожалуйста, мадам, проследите за этим, — обратилась я к его жене, что застыла у дверей. — А еще вашему мужу нужно есть больше овощей и фруктов и меньше жирной пищи. А также гулять на улице каждый день. Если пока это слишком тяжело, то пусть он выходит хотя бы на балкон. Я оставлю вам, мадам, пузырек с настойкой наперстянки. Но будьте с ней очень осторожны и строго отсчитывайте нужное количество капель.

— А сурьма? — спросила она. — Ее прописал Леону доктор Вилар. Должны ли мы продолжать ее принимать?

Я с трудом сдержала возглас изумления. Да, я знала, что многие доктора по старинке прописывали больным препараты, содержащие белену, ртуть, серу, сурьму, но полагала, что человек, преподававший в лучшем университете страны, должен был понимать, какой вред наносили организму столь токсичные вещества. Об этом нам рассказывали на первом курсе!

Да, провинциальная медицина отставала от столичной. Но ведь доктор Вилар прибыл как раз из столицы!

— Месье доктор сказал, что сурьма разбивает мокроту и гонит мочу, а это именно то, что и нужно сейчас Леону, — мадам Шабри бросила на меня полный растерянности взгляд.

— Ни в коем случае, мадам! — решительно сказала я. — Сурьма может вызвать отравление, а рвота и понос лишь повредят и без того ослабленному организму вашего мужа. И не беспокойтесь, вечером я навещу вас.

Я вернулась в больницу еще до того, как месье Вилар проснулся. И даже успела немного поспать.

Я боялась, что в течение дня, когда месье Шабри не придет к нему в больницу, он вспомнит о своем пациенте, решит справиться о его здоровье и обнаружит, что тот предпочел сменить врача. И даже подготовила несколько фраз для ответа на те обвинения, которые он мне наверняка предъявит.

Но нет, о месье Шабри он решительно не заговаривал. Конечно, он слишком хорошо понимал, что это тяжелый пациент и совсем не жаждал того, чтобы тому стало хуже прямо на приеме в больнице. Наверно, он предпочел бы вообще забыть о нём.

Зато он заговорил об Эсме и ее малыше.

— И мать, и ребенок уже чувствуют себя достаточно хорошо и должны отправиться домой. Городской бюджет не должен тратить средства на их питание в больнице лишь только потому, что вам, мадемуазель, вздумалось их сюда поместить.

Я уговорила его дать им возможность задержать тут еще на день. Ведь не могло быть и речи о том, чтобы они возвращались домой пешком. А через день в Тирелисе будет базарный день, на который непременно приедет и кто-то из родных Эсме.

Ближе к вечеру, когда Вилар отправился с визитом уже к доктору Валлен-Деламоту, я пошла навестить месье Шабри и застала его в чуточку лучшем состоянии, чем ночью. Его дыхание уже не было таким тяжелым и прерывистым, и он не лежал, а сидел в кровати.

— Я хорошо выспался днем, мадемуазель, — сказал он, — чего давно уже не бывало.

Конечно, его отечность никуда не делась, но меня порадовала даже столь малая перемена в его настроении. И я посоветовала ему пить чай с боярышником и валерианой — это должно было еще более поспособствовать его крепкому сну.

А вернувшись в больницу, я и сама последовала своему совету и попросила мадам Бернар заварить мне чай с успокаивающими травами. Моим нервам это было решительно необходимо.

Глава 29

На следующее утро месье Вилар вдруг вздумал присоединиться к общему завтраку. Мне показалось это странным, но вскоре секрет был раскрыт — доктору просто захотелось похвастаться тем, как легко он влился в местное высшее общество.