Пара для проклятого дракона (СИ) - Гераскина Екатерина

Оглушающая правда ударила по мне, как пощёчина.

Он — мой истинный.

Моя пара.

А потом ещё одно осознание. Он ведь проклят…

И моя ипостась видит это.

Я вижу — как едва заметная чёрная дымка обвивает его тело, окутывает его.

Это проклятие. Старое. Глубокое.

Он понял, что я его пара?

Или проклятие блокирует всё?

Он знал тогда в академии, что мы истинные?

Я ведь тогда не принимала себя. Не понимала. Я не знала, что я феникс. Я не чувствовала всей этой связи.

А он? Он ведь дракон.

Выходит, он просто бросил меня?

Оставил на съедение толпе своих дружков, перед этим поспорив на меня. Исчез. Оставил свою пару.

Но разве так бывает?

Разве для дракона пара не священна?

А как же тот самый дракон, что предал Лорану Дарк, м?

Значит… может предать.

И что теперь делать со всем этим?

А стоит ли вообще что-то делать?..

Столько вопрос. И нет ответов.

Я дождалась, пока Дориан войдёт, и закрыла за ним дверь.

Мои домашние уже были все на втором этаже. Они знали, что я буду ждать гостей допоздна, и с трудом, но я уговорила их оставить нас наедине.

Составлять мне компанию — было бы лишним. Им всем нужен был отдых: они впервые попали в магический мир.

Я молча указала рукой на кухню. Небольшое помещение было довольно уютным. Блэкбёрн прошёл внутрь и сел за стол. Я подошла к плите, взяла горячий чайник, аккуратно поставила две чашки и налила крепкий чай.

Затем села напротив.

Словно сама затягивала его присутствие здесь. Это была не только моя воля — моя ипостась тоже тянула время. Она желала, чтобы наши лёгкие наполнились кедровым ароматом. А я… злилась на себя. На собственную слабость.

Мне казалось, что будет лучше как можно скорее всё выяснить и выпроводить дракона.

Без лишних эмоций. Но с каждой секундой я ощущала, как эта холодная решимость тает.

Он снял кожаную куртку и небрежно повесил её на спинку стула.

Под ней была чёрная рубашка, плотно обтягивающая его мускулистые руки. Рукава были небрежно закатаны, открывая сильные предплечья, покрытые венами и… татуировкой дракона.

Я поймала себя на том, что смотрю. Смотрю слишком пристально.

На его руки.

На чёткие линии рисунка.

Потом — медленно — подняла глаза. И снова посмотрела на него.

У него никаких эмоций на лице. Холодное, закрытое выражение.

Как обычно.

Он сложил руки в замок и не притронулся к чаю.

И всё равно — я чувствовала. Он следил за мной. Цепко. Внимательно. Как-то маниакально. Даже не моргал. Это было дико жутко.

Я заложила прядь волос за ухо и заметила, как он проследил за этим жестом.

Выпрямилась. Словно возвращая себе равновесие. Я ощущала его внимание. Ощущала, как с каждым мгновением оно становится более напряжённым, более ощутимым. Будто он знал. Скорее всего, он и правда что-то чувствовал. Чувствовал во мне вторую суть.

Тишина затягивалась. Она была неловкая, вязкая.

Почти физически ощутимая. Наконец я нарушила её:

— Альберт сказал, что Арина у тебя. Я хочу видеть её, — Слова сорвались с губ почти шёпотом. — Как она?

Дориан Блэкбёрн

Я смотрел на нее и тонул в темной бездне ее глаз. Жадно вдыхал аромат фрезий и огненного цветка. И думал. Думал.

А ее вопрос едва ли вернул меня к реальности.

— Альберт сказал, что Арина у тебя. Я хочу видеть её, — Слова сорвались с губ почти шёпотом. — Как она?

Она выживала без меня, без своей пары.

Я должен был быть рядом.

Я должен был чувствовать.

Я должен был узнать.

Я должен был…

…но я всё упустил.

— Прости…

Хотя, может, и не простит.

Но я должен был это сказать.

Потому что именно сейчас, именно в эту секунду, я понял всю правду.

Всё было не так, как я думал. Не она предала. Не она отвернулась.

Это я…

Я не увидел. Я не услышал. Я не понял. Я поверил лжи.

И вот теперь — сижу перед ней.

И её глаза — чёрные, как бездна, — смотрят на меня. Без упрёка. Без эмоций. Просто… смотрят.

И в этом взгляде — всё.

Сила.

Боль.

Горечь

Решимость.

Она такая сильная, но такая хрупкая.

Сильнее, чем кто-либо.

Потому что она прошла через это всё и осталась собой.

Потому что она не сдалась, не сломалась.

Одно мое слово прости и она сжала зубы. Острые скулы стали еще острее. Лицо еще более хищным.

Она все слышала. И она молчала. Просо смотрела на меня.

И в этом молчании — больше, чем в любой исповеди.

Больше, чем в любой исповеди всей моей грёбаной жизни.

— Она ведь моя. Арина. Моя дочь.

Молчание. И потом всего одно слово.

— Да.

— Ты моя пара.

— Как давно ты это понял?

Не вопросы, а сплошное минное поле. Один неверный ответ и будет взрыв.

— Два дня назад.

Я слышал, как она втянула воздух сквозь сжатые губы.

— Как ты давно поняла, что мы истинные? — спросил я.

— Только что.

Мы были оголены друг перед другом.

— Я проклят. Ты знаешь это. И это мешает мне ощущать тебя в полной мере.

— И даже сейчас?

— И даже сейчас, — подтвердил я.

— Тогда как ты понял? — голос её был резкий, чуть дрогнувший.

— Селий рассказал.

Она усмехнулась горько, раздражённо.

— Как благородно с его стороны… Не понимаю только его мотивов. И при чём тут он, кстати?

— У него есть давно утерянный артефакт. Он позволяет «видеть» пары. Именно с его помощью он узнал… и рассказал мне это. Скажем так — на допросе.

— На допросе? — переспросила она, вскинув изящную бровь.

Я жадно поймал это движение взглядом. От неё ничего не ускользало.

— Не поверю, что ты вот так просто открыл глаза на своего друга. — В её голосе сквозила колкость.

— Что он тебе сделал? — спросил я, уже зная, что услышу, и всё равно не готовый к этому.

— Кроме того, что распускал обо мне слухи в академии, из-за которых все считали меня шлюхой? — Она пожала хрупкими плечами. — Он ещё и хотел переспать со мной.

Я сжал зубы так сильно, что хрустнула челюсть. Желваки заходили. Пальцы сами стиснулись в кулаки.

Тварь.

— Он устроил травлю. Организованно. Обдуманно. Системно. Ты мне веришь? Или мне лучше не рассказывать удобную правду, м? А, он еще угрожал мне совсем недавно.

— Я расскажу тебе всё, — проговорил я, едва справляясь с очередной волной ненависти к Селию, — Всё, что было после той ночи с тобой.

— Слушаю, — холодно, отстранённо ответила она.

Этот тон… Он разрывал грудную клетку изнутри. Разрывал сердце.

Сама она отвернулась в сторону. Словно узоры на короткой шторке были интереснее.

А я говорил. Говорил без остановки. Рассказывал всё.

О том, как поспорил, что уложу ее в постель. Как по глупости решил, что это просто способ развлечься, развеять скуку.

О том, как всё изменилось. О споре с Селием, который вскоре потерял для меня значение и я забыл о нем. Но не забыл «друг».

О том, как был наказан за драку с ним, отправлен в карцер, а потом и на практику на границу — в самую глушь.

О том, как провёл там слишком много времени. Как сдружился с Альбером и Робом. Как мы трое едва не погибли. Как долго потом восстанавливались.

А потом… вернулся в академию. Но Амелии уже не было. Как все твердили о том, что та пошла по рукам, продалась за дорогие подарки, а я верил. Потому что именно такие женщины и окружали меня. И как мне легко удалось во всем этом обмануться и вписать и ее в этот же круг.

Я излагал сдержанно, сжато, только суть, только факты.

Но она должна была знать правду. Должна.

Я очень рассчитывал, что она тоже откроется. Что поделится со мной. Расскажет всё.

Я рассказал ей о Вальдренах.

О том, как они из поколения в поколение стремились занять место Блэкбёрнов. Как были помешаны на женщинах, что боги даровали нашему роду.