Повелительница пустыни (СИ) - Рош Ярина

Чем дальше я нахожусь в чужих руках, тем меньше возможности вырваться на волю.

А если он «позаботился» о моей дальнейшей судьбе, то уповать на что-то хорошее не стоит.

Я слышала о жестокости работорговцев и о судьбах, которые уготованы невольникам.

Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди, когда Хазрим бесцеремонно схватил меня за руку и потащил к выходу.

Я попыталась сопротивляться, вырваться, но его хватка была железной.

На улице меня ждала крытая повозка, запряженная двумя мрачными конями.

Внутри повозки было тесно и душно, а на жёсткой скамье сидели еще несколько женщин, чьи лица выражали ту же смесь ужаса и отчаяния, что и я чувствовала в себе.

Никто из них не произнес ни слова, лишь в глазах плескалось общее горе.

Дорога была долгой и мучительной. Каждый толчок повозки отдавался болью в моем теле, а мысли о будущем не давали покоя.

Я не знала, куда меня везут, что меня ждет, но понимала, что меня впереди ждут новые испытания.

Теперь я была лишь собственностью, вещью, лишенной воли и права на выбор.

Нас укрыли от посторонних глаз в дальнем углу караван-сарая. Вопреки ожиданиям, в одном из углов расположились женщины с открытыми лицами.

Да и к чему прятать то, что все равно будет выставлено на обозрение? Ведь для покупателя наши лица — лишь товар, а мужчины рабы — безвольные вещи, лишенные собственной воли, так чего их бояться и стыдиться.

Мужчины находились в другой стороне. Наши руки, хотя и были связаны, давали нам жалкую возможность держать миску с жиденькой кашей — единственным утешением в этой забытой богом глуши.

И представить себе не могла, что мне уготована участь служанки для рабов, то есть, мне сразу показали мой самый низкий статус.

Мои дни пробуждались с первыми лучами солнца, окрашивая небо в нежные акварели рассвета.

Бесконечная вереница обязанностей выстраивалась предо мной: накормить жаждущие рты, напоить страждущие глотки, помыть посуду.

За водой приходилось брести к колодцу, и проделывал этот путь не единожды, унося в руках звенящую прохладу.

Хазрим и второй напарник Омир частенько утаскивали девушек к себе, чтобы насладиться телом несчастных. Ко мне же потеряли интерес после моего ожесточенного сопротивления: расцарапанные лица и кровавые укусы еще долго красовались на их телах.

Естественно мне пришлось туго после их показательного урока, но я отстояла свое маленькое право свободы.

Не раз слышала я от дев, что лучше покориться и стерпеть, но претила мне эта рабская философия.

Прятать взор, затуманенный слезами, после каждой мерзкой близости с этими смрадными псами?

Нет, увольте. Пусть лучше мой кровавый поцелуй останется клеймом на их гнусных телах.

Список мой рос, словно зловещий сорняк, пуская корни в самое сердце. Лишь бы судьба была бы ко мне милостива и подарила бы мне шанс вырваться на свободу.

А вот отсюда убежать не было возможности: псы хозяина верно служили ему и охраняли живой товар. А то, что его портили…, так это лишь была жестокая «школа», призванная научить юных пленниц угодливости и покорности в руках будущих владельцев.

Караван, наконец, тронулся в путь, словно змея, выползающая из логова. Девушек, как драгоценную добычу, все же водрузили на верблюдов, украшенных звенящими побрякушками.

Мужчины, сломленные и покорные, шли на привязи в хвосте процессии, а я, словно проклятая, замыкала шествие.

Я все еще отказывалась понимать причины этой чудовищной несправедливости, не могла даже представить, какая участь уготована мне впереди.

Все уже было решено, спланировано в коварном уме принца, а Абдул Рахим, бездушный исполнитель, лишь слепо следовал его злой воле.

Первые три дня меня кормили и поили, пусть и скудно, но хоть что-то. Потом же воду давали лишь на рассвете.

— Экономить нужно воду, — осклабился Абдул, когда я попросила глоток живительной влаги.

Силы таяли с каждым часом, и однажды я просто рухнула на раскаленный песок. Караван замер.

Сквозь мутную пелену в глазах я различила, как ко мне подошел Абдул. Он перерезал веревку, стягивавшую запястья, и наклонился, источая запах пота.

— Наш господин великодушен. Он дарует тебе шанс, — прошипел он, и мерзкий смех разорвал тишину пустыни.

— Вперед! — рявкнул он, и караван тронулся.

Я осталась лежать на испепеляющем солнце, осознавая, что меня бросили умирать. Вскоре меня поглотила темнота.

Время от времени исполины — тени барханов оживали, когда вдали возникали силуэты дюн, танцующих в ритме ветра.

Они сменяли друг друга, образовывая новые формы, как будто заигрывали со временем, не поддаваясь законам физики.

И если прислушаться, то можно было услышать, как песчинки шепчут друг другу древние истории, сохранившиеся в их мелодичном хоре.

Солнце, склонившись к закату, окрасило пустыню в теплые оттенки золотистого и оранжевого цветов.

На мгновение казалось, что вся эта безжизненная, строгая красота оживает, и сама пустота наполняется смыслом.

Ночь приходит как символ угасания сущего и наступает день, как символ его возрождения.

Светило солнце, но вокруг царила тоска. Утопая ногами в песке голыми ступнями, оставляя в своих следах капельки крови, я брела наугад.

Лохмотья ткани, когда-то бывшие красивым платьем, висели на моем худеньком теле, еле прикрывая его от солнечных лучей.

Черные волосы, сдобренные песком, свисали спутанными прядями на спине и плечах и прилипали к влажному лицу.

Каждый шаг давался мне с неимоверным трудом, и я едва могла различить линии горизонта.

Песок, горячий и знойный, прилипал к обожженной коже, проникая в раны и вызывая новые приливы боли.

Раскаленный воздух обжигал горло, не давая возможности вздохнуть полной грудью.

Везде были барханы. Я взбиралась на них с большим трудом и скатывалась вниз, падая от изнеможения.

Каждый шаг отнимал у меня последние силы и казалось, что пустыня не имела конца.

Горячий песок обжигал ноги, а ветер лишь подзадоривал, бросая в лицо мелкие крупицы.

Приходилось закрывать глаза, стараясь сосредоточиться на каждом усилии, но тщетно.

Каждый раз, когда думала, что достигла вершины, новый бархан поджидал меня снизу, готовый принять в объятия насыпанной мякоти.

И вдруг, когда последние силы истощились, я оказалась на вершине следующего бархана.

Неповторимый вид раскрылся передо мной: бескрайние просторы песков, отражающих закатное солнце.

К горизонтам, освещенным последними лучами, тянулись тени, словно желали запечатлеть этот миг вечности.

Ветер принёс с собой прохладные нотки, напоминая, что жизнь на краю пустыни всё же существует.

Изредка удаленный звук шороха мог указывать на присутствие жителей пустыни, стремящихся выбраться из своих укрытий.

Песок, казалось, хранил в себе множество тайн и загадок, которые лишь время сможет приоткрыть.

С приближением ночи звёзды начали медленно пробиваться сквозь завесу сумерек, словно искры на черном бархате неба.

Луна, поднимающаяся над горизонтом, отразила свою нежную светлость на песках, превращая безжизненные дюны в волшебные холмы, покрытые мягким сиянием.

Теперь, когда темнота обвивала землю, пустыня преобразилась, обретая новый облик и загадочную ауру.

Каждый звук был слышен отчетливее: тихий шёпот ветра, нежный стук сердца пустоты.

Под покровом ночи на поверхности песка оживали призраки древних караванов, их образы истончались в искрящихся вспышках, будто сами тени стремились продолжить свой путь.

Мистика ночи упивалась моментами, как будто сам воздух был прозрачен и ощутим, даруя каждому шагу новое значение.

Но пустыня никогда не теряла своей истинной сущности. На следующий день снова вспыхнет солнце в своём беспощадном великолепии, словно хранитель времени продолжит отсчитывать века.