* * *
— Ты так и не произнесла слов, которых я ждал долгие годы, — прохрипел Фартах, обессилено склонив голову мне на колени.
Я погрузила пальцы в его серебряные волосы, нежно массируя виски. Прильнув к его уху, прошептала:
— Я люблю тебя, Фартах. Просто моя любовь тиха, как шепот звезд.
Изведав горечь утраты, я приняла решение покинуть этот мир, с верой, что сыновья достойно продолжат наше дело. Дабы не оставлять их одних и сохранить возможность навещать, мы воздвигли храм, где застыли наши изваяния: мои и Фартаха.
В назначенный час я направилась к храму в сопровождении родных. Толпы людей заполонили дорогу, взбудораженные слухами о том, что сама богиня Алаиса все это время жила среди них.
Но в самом храме было немноголюдно. С теплой улыбкой в последний раз люди увидели Сурру. Внезапно вспыхнул ослепительный божественный свет, и моя статуя на постаменте озарилась неземным сиянием, которое, словно выдох, медленно угас, оставив после себя лишь тепло воспоминаний.
Послесловие
Не успели мы и рта раскрыть, как на нас обрушилась разъярённая лавина материнского гнева. Сама Немезида, казалось, пылала праведным возмущением.
— Как ты посмела отречься от дара? Как эта мысль вообще могла зародиться в твоей голове?
Голос матери, обычно мягкий и мелодичный, звенел, как натянутая струна. Ее глаза, всегда излучавшие тепло и любовь, теперь метали молнии. я съежилась под этим взглядом, словно провинившаяся школьница.
— Ты не посмела отвергать то, что ниспослано тебе свыше! Это не просто дар, это сама твоя судьба, вплетенная в нить мироздания! Ты хоть представляешь, что я пережила, когда узнала об этом? Мое сердце чуть не обратилось в пепел от боли, от осознания, что моя собственная дочь, по сути, отвернулась от нас. Видите ли, ей больно от потери детей… А обо мне, о моей боли ты подумала?
В моей памяти мать всегда представала воплощением рассудительности и строгости. Но в тот миг она преобразилась в разъяренную фурию. Обвинительный поток сорвался с её уст, словно она и сейчас взвешивала на невидимых весах все мои прегрешения, и это было лишь самое мягкое определение моему поступку.
Ей всегда удавалось безошибочно находить самые, единственно верные доводы, чтобы чаша весов склонялась в сторону вины. И лишь безграничная любовь к своим детям, скрытая за словесной завесой, удерживала эти весы в равновесии.
Раньше её безупречные речи пугали меня, заставляя съеживаться под бременем вины. Но теперь я видела сквозь этот грозный фасад её любовь, её трепетную заботу. Видимо, до Вахуса материнские наставления доходили с трудом, вот она и обрушивала на меня всю мощь своего красноречия.
Тогда я этого не понимала, но сейчас — да. Я стояла и улыбалась в ответ на бурную речь, что она, заметив её, остановилась и замолкла.
— Мама, Я люблю тебя. Прости меня, — произнесла я и обняла её, положив голову на грудь.
Она глубоко вздохнула и, словно шарик сдулась.
— Думаю, ты сделала выводы из своего длительного отсутствия, а ты, Сурра…. Не ожидала от тебя такого легкомысленного поступка.
— Мама, она не виновата. Вина только на мне.
Немезида посмотрела удивленно на свою дочь и произнесла:
— Ты повзрослела. У тебя даже взгляд изменился. В них вижу и нежность и решимость. Что же, с тобой я поговорила, а теперь предстоит разговор с Вахусом….
— Мам, я сама с ним разберусь.
— Нет, в этом случае я сама приму меры. Пусть развлекается на стороне, но семья — это святое.
Немезида одарила меня прощальным поцелуем и нежным взглядом, затем бросила испепеляющий взгляд на Сурру и растворилась в воздухе.
— Как думаешь, что мама уготовила Вахусу?
— Скоро узнаем.
* * *
Вахус знал: Алаиса вернулась. Он сбежал и теперь блаженствовал в одном из прекраснейших уголков Земли. Не просто так он выбрал не магический мир. Он полагал, что в этом месте его точно не найдут.
Развалившись в кресле, он с хищной улыбкой наблюдал, как одни с азартом рвутся к вершинам, а другие сокрушенно летят в пропасть. В этих стенах безумное богатство и тотальное разорение разделяет лишь тончайшая грань.
Казино "Золотой Дракон" манило к себе, словно омут, обещающий исполнение самых сокровенных желаний. Вахус знал истинную цену этим желаниям. Он видел, как люди теряют себя, отдавая взамен призрачную надежду на легкую наживу.
Легким движением брови, едва заметным жестом он мог подтолкнуть человека к неминуемому краху или, напротив, осыпать его золотом удачи. Но делал он это редко. Ему нравилось наблюдать за естественным ходом событий, за тем, как жадность и страх управляют людьми.
Внезапно перед ним возникла Немезида. Мир вокруг вспыхнул ослепительным светом, и время остановилось: капли коньяка, выплеснувшиеся из дрогнувшей руки, застыли в воздухе, словно янтарные бусины, подвешенные на невидимых нитях.
Его мать медленно обвела взглядом зал и произнесла ледяным голосом, словно вынесла свой вердикт.
— Наслаждаешься, — прозвучало это как приговор, не требующий ответа.
— Ты уже была у Алаисы? — попытался он отвести удар, переключить внимание с себя на сестру.
— Да, уже была.
— И как она… моими стараниями? — решил он подсластить пилюлю.
— Она меня удивила. Стала взрослой, понимающей… в отличие от тебя.
— ….
— Я решила пойти твоим путем. Дать тебе возможность пройти тот же путь, что ты уготовил ей. Алаисе это пошло на пользу, возможно, и тебе поможет.
— Мама! Нет…
— Я присмотрю за тобой.
И с материнской обманчиво нежной улыбкой, она растворилась в воздухе, оставив растерянного Вахуса там, где ему предстояло пройти путь простого смертного.
* * *
— Ты довольна решением матери? — спросила Сурра.
— Знаешь, мне его жалко…
— Жалко?
— Он же мой брат. Я ему немного буду помогать.
— Жалостливая ты моя, — рассмеялась Сурра, обвивая Алаису своим чешуйчатым хвостом.
Конец
