Ученица Волхва (СИ) - Тарасов Иван

— Теперь умрём оба, если не уйдём!

Они вырвались на поверхность, едва успев перед тем, как курган рухнул, похоронив жреца под тоннами камня. Печать в руках Радомира пульсировала, сдерживая гнев Чернобога, но ненадолго.

Арина упала на колени, её тело билось в конвульсиях. Изо рта вырвался крик — голос Михаила, смешанный с её собственным:

— Он придёт за своим сыном…

Радомир прижал её к себе, скрывая лицо в её волосах. Где-то вдали, за лесом, завыл ветер — первый зов пробуждающегося бога.

Они не говорили о ребёнке. Не говорили о том, как Печать треснула чуть сильнее, когда Арина коснулась её. Вернувшись в Чернобор, Радомир запер артефакт в железный ларец, а Арина ушла в святилище Макоши, где молилась до рассвета. Но даже сквозь толстые стены доносился шепот — то ли ветра, то ли чьих-то шагов, тяжелых и неторопливых. Михаил сдержал слово. Чернобог шевелился.

Где-то во мраке темных чертогов Нави хохотал Чернобог. Пусть не так как ему хотелось, но все пошло во его благо. Глупый призрак и раб креста. Она знал, что не может зачать. Он лишь пробил дорогу во чрево женщины. Кто знает, что за дух мог бы скользнуть в ее чрево и родится. Теперь же… Теперь же родится он сам. Со временем. А сейчас юную волхву надо обмануть.

Глава 15. В объятиях тьмы

Тепло печи и шепот ветра в соснах за окном убаюкали Арину. Она уснула, укрывшись платом, сотканным матушкой Ольгой, но сон ее был неспокоен. Вместо привычных дремучих лесов перед ней возникли стены древнего терема — черные, будто вырезанные из ночи. Каменные плиты пола холодом пробирались сквозь тонкие подошвы, а воздух пахнул дымом и медвяной горечью полыни.

В центре зала, на троне из переплетенных корней и костей, восседал Он. Чернобог.

Его облик заставил Арину замереть: высокий, как дуб, с кожей цвета воронова крыла, а из плеч росли ветвистые рога, словно у оленя, но черные, как смоль. Глаза — два уголька, тлеющих в глубине глазниц, а голос — словно шорох осенних листьев под сапогами воина.

— Пришла, волшбица, — произнес он, и уголки губ дрогнули в подобии улыбки. — Не бойся. Ты мне не враг.

Арина хотела отступить, но ноги будто вросли в камень. Чернобог поднял руку, и тени вокруг закрутились, сплетаясь в узоры, похожие на древние руны.

— Ты сняла печать, — продолжил он, и в его словах звенела сладкая благодарность. — Тысяча лет эти проклятые шаманы чуди держали меня прикованным к праху. Их страх был сильнее моей ярости… но теперь я свободен. Благодаря тебе.

— Я… не делала этого, — выдохнула Арина, вспоминая лишь смутные обряды прошлой ночи.

— Неведением своим помогла, — Чернобог махнул рукой, и у ее ног расцвел черный шиповник, шипы которого обвили ее лодыжки, но не кололи. — А за это я милостив. Твой город Чернобор останется нетронутым. И ребенка проклятого у тебя не будет — тот призрак, что взял тебя силой, я уничтожил. Его призрачное семя бессильно. Лишь живой может подарить женщине семя жизни.

Сердце Арины сжалось. Она помнила ту ночь: туман, огни костра, чужие губы… и страх, что в ней уже зреет нечто чужое.

— Зачем? — прошептала она.

— Жалость, — Чернобог наклонился, и его роза замерла в дюйме от ее лица. — Но если захочешь дитя — рожай. Сейчас звезды благоволят. Сын твой станет мечом, а дочь — щитом. Великими… — Он замолчал, будто передумал продолжать.

Тень скользнула по стене, и Арина заметила, как изгибы рогов Чернобога покрылись тонкими трещинами, будто старые раны.

— А еще… — его голос стал тише, почти нежным, — подумай о замужестве. Князья Руси ищут мудрых жен. Ты могла бы править рядом с одним из них. Опора мужу, мать героям…

В его словах была сладость, но Арина вдруг вспомнила предостережения Радомира: «Тьма льстит, чтобы зацепить сердце за крюк».

— Зачем тебе моя судьба? — спросила она, заставляя голос не дрожать.

Чернобог откинулся на трон, и тени за его спиной ожили, превратившись в стаю воронов.

— Мир меняется, волшбица. Старые боги просыпаются. Но я не спешу — у меня есть века, чтобы вернуть свое… исподволь. — Он щелкнул пальцами, и терем начал таять, как дым. — Спи. И помни: Радомир и Ольга — твои защитники. Жаль, их сердца мне не сломить…

Арина проснулась с криком. В избе пахло сушеными травами, а за окном уже серело утро. У груди дрожал оберег — деревянный знак Велеса, вырезанный Радомиром.

— Видела что-то? — раздался из угла голос матушки Ольги. Старица сидела у прялки, но кудель была порвана, будто ее рвали в спешке.

— Чернобог… Он говорил со мной, — Арина сжала оберег, чувствуя, как в горле комом встают слезы.

Ольга встала, и ее лицо стало жестким.

— Ложь. Старые боги не милуют, не требуя платы. Что он посулил?

— Чтобы я шла замуж…

Старица хмыкнула, бросив в печь пучок полыни. Дым заклубился горько.

— Чует, что Радомир научит тебя видеть его сети. Вот и спешит опутать тебя раньше.

Арина посмотрела на темнеющий лес за окном. Где-то там, в глубине, ей почудился смех — низкий, как гул земли перед грозой.

И в сердце, вопреки словам Чернобога, поселился холодок сомнения.

…

Тяжелые дубовые двери черноборского терема скрипнули, пропуская Арину и Радомира в советную палату. Князь Борислав Ярополкович сидел на резном троне, обложенном медвежьими шкурами, и щурился, разглядывая свиток с гербом — вороном, держащим меч. Его борода, рыжая с проседью, колыхалась в такт пальцам, барабанившим по подлокотнику.

— Ну? — князь откинулся, когда волхвы поклонились. — Где печать? Или опять одни россказни о богах?

Радомир выступил вперед, его плащ, расшитый обережными узорами, шуршал, будто шепча предостережение.

— Печать разрушена, княже. Но освободили мы не светлую силу…

— Чернобог, — перебила Арина, и в горле пересохло. — Он… благодарил.

Борислав замер. В его глазах мелькнуло то, что Арина видела у охотников перед выстрелом: расчет, смешанный со страхом.

— Благодарил? — князь усмехнулся. — Значит, не все вранье, что в старых свитках пишут. Говорят, он дарует силу тем, кто ему служит.

— Силу, которая сжигает, — прозвучал из угла хриплый голос матушки Ольги. Старица вошла беззвучно, как тень, и теперь опиралась на посох с волчьим черепом. — Ты хочешь быть игрушкой в лапах того, кто старше наших лесов?

Князь вскочил, ударив кулаком по столу.

— Я хочу, чтобы Москва наконец признала нас не «лесными дикарями», а княжеством! Иван Васильевич молод, но его бояре жаждут золота и чудес. — Он вытащил из-за пояса кинжал с черным лезвием — тот самый, что когда-то держал печать Чернобога. — Вот подарок: клинок, что синеет от яда. Пусть думают, что это наш дар… и наш щит.

Арина вздрогнула. Лезвие мерцало, будто в него вплели звездную пыль, но на рукояти она узнала узор — те самые трещины, что были на рогах Чернобога.

— Нельзя отдавать артефакты тьмы в чужие руки! — Радомир шагнул к трону, но Борислав взмахнул кинжалом, заставив его остановиться.

— Тьма? — князь рассмеялся. — Москва и так тонет в крови да интригах. Пусть их князь поиграет с игрушкой… пока мы получим ярлык.

Матушка Ольга зашипела, словно разъяренная рысь, но Арина уже не слышала их спора. Воздух вокруг сгустился, запахло полынью и инеем.

«Посмотри…»

Голос Чернобога проскользнул в сознание, как змея под листвой.

И она увидела.

Золото терема великого князя.

Позолота палат, парча на боярах, алые ковры. Рядом с Ариной стояли девушки в кокошниках, усыпанных жемчугом, но их лица были размыты, как в дымке. Сама она — в платье из серебряной парчи, а волосы, заплетенные с бирюзой, утягивали шею тяжестью.

— Смотрины, — прошептала она, узнав обряд.

По залу шел юноша в бармах и шапке Мономаха. Лицо худое, глаза слишком взрослые для шестнадцати лет. Иван Васильевич.

— Мне вот эта люба, — вдруг сказал он, останавливаясь перед Ариной. Его пальцы дрогнули, едва не коснувшись ее руки. — Как звать?