Ученица Волхва (СИ) - Тарасов Иван

Старик приложил лупу-«смарагдник» к глазу:

— С Урала? Или… — он вдруг присмотрелся к прожилкам в камне. — Не земные сии травки.

— Сихвинские болота, — соврал Финист. — Сам копал.

Пока они торговались, Арина, оставшись у соляного амбара, впитывала город. Напротив, у часовни Николы Мокрого, слепой нищий пел стихеры, тыча посохом в мостовую:

— «Спаси, Господи, люди Твоя…»

Но за его спиной, на бревенчатой стене, кто-то углем нарисовал знак — три переплетенных кольца. Знак Макоши. Арина потянулась к нему, забывшись, но вдруг —

— Ты чьих? — рыкнул стрелец в красном кафтане, хватая ее за плечо. — Чего у церкви шляешься?

— Я… жду брата, — выдохнула Арина, чувствуя, как в груди закипает знакомая теплота — сила, готовая ударить, сжечь…

— Какой брат? — стрелец придвинулся, пахну луком и хмелем. — Может, я тебе вместо брата…

— Сестренка! — Финист втиснулся между ними, звонко чмокнув Арину в щеку. — Прости, задержался! — Он сунул стрельцу серебряную деньгу. — На калачи, служивый.

Когда тот, бурча, отошел, Финист прошипел:

— Чуть не спалилась. Видела знак?

— Макоши…

— Не только. — Он указал на крышу часовни: среди резных «полотенец» под кровлей сидела деревянная фигурка — птица с человеческим лицом. Алконост. — Здесь наши есть. Но молчи пока.

Они двинулись к посаду, обходя лужи с радужными пятнами масла. Над городом зазвонили колокола — вечерний благовест, и вдруг Арина заметила: каждый удар словно выбивает из воздуха дрожащие волны. Силу. Но не ту, что у Чернобога — светлую, но чужую.

— Финист, — она остановилась. — Здесь… как будто сам город — оберег.

Гонец кивнул, поправляя кольцо Забвения, теперь спрятанное под перчаткой.

— Вологда — узел. Православие сверху, старина снизу. Только не дай этим стенам себя обмануть — под ними все еще течет кровь древних богов.

И когда они свернули к мосту через реку, Арина поклялась себе: найти того, кто нарисовал знак Макоши. Даже если для этого придется разбудить силы, которые лучше оставить спящими.

Дом Кузьмы Твердорука стоял в переулке за Пятницкой церковью, спрятавшись за палисадом из еловых кольев. Не дом — теремок: два этажа с галереей-гульбищем, а на коньке крыши — резной конь с раздутыми ноздрями, будто на весь город фыркал. Финист толкнул калитку с колокольчиком-«журавлем», и их встретил сам хозяин — плотник с окладистой бородой и руками, словно вытесанными топором.

— Финист-сокол! — Кузьма обнял гонца, пахнущий стружкой и дегтем. — Опять в переплетах?

— Гостью привел, Кузя. Спрячь на пару дней.

Жена Кузьмы, Матрена, оказалась круглолицей хлопотуньей в платке с вышитыми рябинами. Не спросив лишнего, она повела Арину в горницу, где на полатях уже лежала груда льняных рубах:

— Переоденься, краса, да в баньку сходи. Вон, Пелагеюшка дрова подбросила.

Баня Кузьмы стояла в глубине огорода, под кедром. Черная, курная, с трещиной над дверью — туда, по словам Матрены, «духи выходят, коли пар слишком лютый». Арина, скинув одежду, вздохнула, когда первый ковш березового настоя ударил по камням. Пар, как живой, обнял ее, смывая дорожную пыль и страх.

— На, дитятко, веничек, — через приоткрытую дверь протянула рука Пелагеи, служанки с лицом, изъеденным оспой. — Крапивный, с полынью. От сглазу.

Пока Арина парилась, выбивая из мышц усталость трех недель бегства, Финист, оставшийся на кухне, вертел в руках кольцо Забвения.

— Кузьма, слышал, кто до Ярославля с обозом идет?

— Спроси у Степана-скорняка. Он завтра шкурки везет. Только… — плотник понизил голос, — осторожней. Воевода с утра стрельцов гоняет — ищут кого-то.

Финист кивнул, пряча кольцо в карман. Через час он уже шагал по Торговой улице, где под вывеской «Серебряный рябчик» ютилась игорная луда.

— Ставка? — хрипло спросил банкомет, косясь на чужака.

Финист бросил на стол изумруд.

— В кости.

Кольцо на его пальце дрогнуло, и игроки вдруг замерли, будто туман заволок их разум. Когда кости остановились, никто не вспомнил, что юноша забрал втрое больше ставки.

Арина, выйдя из бани в новой рубахе, нашла во дворе Кузьмича-младшего — сына плотника, лет десяти, строгавшего деревянного коня.

— Тебе от кого? — мальчуган показал на ее шею, где виднелся след от оберега Макоши.

— От… от людей, которые помогают.

— А я видел знак, — он вытащил из-за пазухи обрывок бересты с тремя кругами. — На сарае нарисован. Мама говорит, это чтоб дом не сгорел.

Вечером, когда Финист вернулся с мешочком серебра и вестями об обозе скорняка, Арина сидела за столом с семьей Кузьмы. На столе дымилась уха с шафраном, а под лавкой сопел пес Барбос — помесь волкодава с дворнягой.

— Завтра двинемся, — шепнул Финист, отламывая краюху хлеба. — Степан берет попутчиков.

— А как Кузьма… — начала Арина, но гонец перебил:

— Он и не вспомнит, что мы здесь были. Кольцо работает.

Ночью, глядя на резного коня за окном, Арина думала о Светлояре. Вдруг за стеной послышался шорох — будто кто-то скреб когтем по бревнам. Но когда она прислушалась, завыл только ветер, гоняя по улице первый осенний лист. Постепенно усталость взяла свое и Арина заснула.

Сон начался с тишины. Арина стояла на пороге дома Кузьмы, но улица была пуста — ни криков торговцев, ни лая собак. Даже ветер не шелестел листвой. Только лунный свет лился серебром на бревенчатые стены, превращая резных коней на крышах в застывшие тени.

— Дитя… — голос прозвучал слева, мягкий, как шелк.

Женщина в белом плаще с вышитыми змеями-берегинями стояла под рябиной. Ее лицо было скрыто вуалью, но в глазах, серых как дождь, светилась знакомая мудрость. Макошь.

— Идем, — женщина повернулась, и Арина почувствовала, как земля под ногами стала мягкой, словно войлок.

— Это сон, — сказала себе Арина, сжимая кулаки. — Проснусь, когда захочу.

Но ноги сами понесли ее за призраком. Улицы Вологды изгибались, как в зеркальном лабиринте, пока они не вышли к окраине, где среди чахлых берез стоял терем. Не дом — кошмар плотника: стены из черного дерева с резными демонами, вместо коньков — фигуры воронов с горящими глазами из янтаря.

— Здесь, — «Макошь» указала на железную дверь в погреб. — Он ждет.

Лестница вниз скрипела, словно кости. Воздух густел от запаха сырости и полыни. Тумана (ибо это была она) провела Арину через лабиринт бочек, к стене, где призрачным светом сияла трещина — тайная дверь.

Внутри, на каменном полу, сидел юноша в порванной парче. Цепи впивались в запястья, но когда он поднял голову, Арина узнала глаза — слишком взрослые для шестнадцати лет. Иван Васильевич.

— Кто здесь? — голос князя дрожал, но в нем звенела сталь. — Будь ты хоть посланница Господа, хоть вестница бездны… помоги.

Арина шагнула вперед, но Тумана схватила ее за плечо. Вуаль упала, и вместо лица богини проступили черты, словно вылепленные из тумана — без рта, без носа, только два черных провала на месте глаз.

— Он будет твоим, если отдашь кольцо, — зашипело существо. — Сними защиту…

Сердце Арины рванулось в горло. Она вспомнила слова Радомира: «Тьма всегда требует платы».

— Нет! — крикнула она, вцепляясь в нить сна. Мир затрещал.

Арина проснулась на лавке у Кузьмы, обливаясь холодным потом. За окном било пятую стражу, но она уже знала: дом с воронами на крыше — не мираж. Он ждал ее у реки Шограш, там, где тропа к Ярославлю расходится на север.

— Финист, — тряся его за плечо, Арина шептала, — я знаю, где он. Чернобог взял князя…

Гонец, спавший сидя у печи, вздрогнул. В его глазах мелькнуло понимание — и страх.

— Это ловушка.

— Но он там! — Арина сжала кулаки, чувствуя, как сила Макоши бурлит в жилах. — Мы должны…

— Мы никуда не идем, — Финист вскочил, хватая мешок. — Ты везешь кольцо в Светлояр. Остальное — не наше дело.

— Я иду, — воскликнула Арина, топнув ногой, — с тобой или без тебя.