Слабость Берсерка (СИ) - Верескова Дарья

Эти желания были странными, дикими, будто чуждыми мне, но Касон говорил, что в Ашенхолде чувства берсерков сильнее, чем где бы то ни было. Не зря же это место притягивает их со всех концов Севера.

Как там сказал Иво? К полной луне он не будет таким терпеливым?

В день перед полнолунием, глубоко за полночь, я постучала в покои херсира, чувствуя, что я готова вышибить эту дверь если он не откроет.

А что если он там не один⁈

— Ора? Что ты здесь делаешь? — голос Иво прозвучал хрипло, надтреснуто. Увидев меня у двери, он шумно вздохнул и почти угрожающе процедил:

— У тебя есть ещё один день.

И что потом?.. Он так и не сказал, что произойдёт, когда взойдёт полная луна. Но мне уже было всё равно.

— Этот день мне не нужен, — ответила я и протянула вперёд свой подарок.

И будь что будет.

— Что это?.. — похоже, мне впервые удалось его по настоящему удивить.

— А ты сам не видишь? Кролик. Я сама его поймала, всю неделю мучилась, — выпалила я, всучивая ему свою добычу и без церемоний проталкивая мужчину внутрь спальни.

Эпилог 2

Архипелаг

Архипелаг встретил нас сыростью — вязкой, затхлой, пропитанной болотами, гниющими водорослями и неизменной солоноватой горечью. Земля под ногами дрожала, будто глубоко внутри что-то шевелилось. Редкие клочья травы с трудом пробивались сквозь глину — жёлтоватые, почти прозрачные на свету.

Покосившиеся домики лепились друг к другу, словно и они пытались согреться. Каждый был кривым, часто подгнившим у основания, с протекающей крышей и щелями. Большинство построены из одного и того же дерева — серого, выгоревшего, местами испещрённого солью и плесенью.

Иво шёл впереди, не торопясь, направляясь к домику, на который я указала. Я же оглядывалась по сторонам, едва удерживаясь от того, чтобы не вжимать плечи. Всё здесь казалось чужим — и в то же время ужасно знакомым. Низкие домики, тяжёлое серое небо, оседлые, усталые лица женщин — слишком худых, слишком молчаливых, с впалыми щеками и руками, на которых синели вены.

Шёл лёгкий дождик. На улицах я встретила лишь троих человек — и каждый провожал меня неверящим взглядом.

На фоне женщин архипелага я чувствовала себя настоящим гигантом. За последние месяцы я немного прибавила в весе, что сдержанно отмечали и Иво, и Касон, продолжая при этом твердить, что я всё ещё слишком худая. Просто они не видели тоненьких, хрупких девушек архипелага!

Семейный дом, к которому мы подошли, ничем не отличался от остальных — разве что выцвевшей белизной досок, когда-то покрытых известью. Сейчас краска облезла, оставляя зазубренные полосы, будто дом облупился от старости. У входа на верёвках сушилась одежда — явный признак того, что в доме живёт много людей. Рубашки и платья — латаные, выгоревшие, с заплатками. Один только их вид говорил, насколько бедна эта семья и сколько в ней детей.

Знакомые голоса послышались уже с порога. Голоса отца не было слышно, зато я различила голос мамы — мягкий, с той натужной лаской, что бывает у женщин, не умеющих по-настоящему разговаривать с сыновьями, но всё же пытающихся вложить в них то, чего когда-то ждали от своих мужей.

— Ты будешь главным в семье, не расстраивайся так. Ринна вовсе не это имела в виду. Я поговорю с ней — она извинится, — мягко убеждала мама моего младшего брата, Арни.

Такой мягкой она была только с ним — с долгожданным сыном, чудо-ребёнком, рождённым после восьмерых дочерей, каждой из которых быстро объяснили что нужды Арни важнее, чем нужды каждой из них.

Иво спокойно постучал в дверь, не тратя времени на сомнения и волнения, которые съедали меня изнутри, и голоса внутри тут же смолкли. Моё сердце бешено заколотилось, пока я наблюдала, как дверь медленно приоткрылась, и в проёме показалась голова моей матери.

— Ора?.. — она сразу узнала меня, и в её голосе прозвучал самый настоящий ужас.

Ещё бы. Не каждый день на пороге появляется дочь, которую ты продала в рабство.

Но уже в следующий миг её взгляд метнулся к Иво — к фигуре, нависшей над дверью тяжёлой тенью. На его лице застыло холодное, безразличное выражение.

— Чем я могу вам помочь? Вы от работорговцев? — её голос дрогнул, когда она подумала, что от неё потребуют денег, а меня возвращают домой.

И вроде бы я не ожидала ничего хорошего, придя сюда, но такой откровенный страх на лице моей матери ранил меня так сильно, что я не смогла произнести ни слова.

— Нет. Я муж Оры, — низко произнёс Иво, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть мою мать. — Впустите?

Я замерла, услышав его слова, и сглотнула. Вообще-то, женаты мы не были — ни по традициям архипелага, ни по законам Айзенвейла. Но эти слова… В груди потеплело и я едва смогла сдержать взволнованный вздох.

— Муж… — растерянно выдохнула мать, ещё раз окидывая Иво взглядом — с головы до пят.

Её прищуренные глаза подмечали мельчайшие детали: богатый плащ, массивную серебряную пряжку на поясе в форме головы волка, неброскую, но сложную вышивку на тунике, добротные сапоги, даже меч. Ручка, обмотанная тёмной кожей, выглядела потёрто, но ухоженно. Не декоративное оружие — настоящее, боевое и дорогое.

— Впустите? — повторил Иво равнодушно.

Мама чуть дёрнулась, вновь осматривая Иво, а затем бросила взгляд на меня, теперь уже отмечая мою одежду и внешний вид.

Она отступила, пропуская нас. Чтобы войти, Иво пришлось пригнуться, потому что потолок оказался для него слишком низким.

Почти вся жизнь здесь умещалась в одной комнате: шесть коек, на которых спали дети и циновка для родителей. Самая младшая из сестёр, Тевиль, вздрогнула и прикрылась одеялом, глядя на меня испуганно из-под него. На циновке у стены лежал отец — исхудавший, с обвисшими щеками и осунувшимся лицом. Выпивка давно иссушила его изнутри, лишив почти всех сил. Он спал с открытым ртом, уронив руку на пол.

Братик выглянул из-за занавеси, отделявшей крохотную личную комнатку. На нём был вышитый жилет и плотные штаны, ткань которых выглядела добротнее, чем у других. На ногах — мягкие кожаные башмаки. Его лицо выражало растерянность, страх и неуверенность.

Дом остался таким же, как и прежде — чистым, но очень бедным. Эта бедность ощущалась во всём: в запахе старого дерева, в пустых корзинах, в щелях, заклеенных рыбьей кожей.

— Простите… — начала мать неуверенно. — Мы не знали, что вы прибудете. У нас и стол не накрыт. Ора, дочка, как ты?

Она старалась говорить мягко, будто не она продала меня в рабство всего несколько месяцев назад, будто я просто покинула дом, выйдя замуж.

— Можно поговорить с остальными? — спросила я, заставляя себя не смотреть на отца.

— Конечно. Я сейчас… сейчас всех позову. Тевиль, выйди наружу! — поспешно ответила мать и выскочила за дверь.

Мы последовали за ней. Холодный воздух ударил в лицо, и я облегчённо вдохнула, чувствуя, как отступает тяжесть в груди. Но не успела я сделать и пары шагов, как за спиной раздался сиплый голос:

— Вонючее болото вас забери! Что вы тут делаете! — отец, едва держась на ногах, заорал, даже не сразу разглядев, кто перед ним. — Ты… посмела вернуться?

Тёмные глаза впились в меня с такой ненавистью, что я даже отшатнулась, не веря, что не замечала его отношения до этого. Как я могла быть такой слепой? Наверное, единственным объяснением служило то, что он почти так же сильно не любил и других моих сестёр.

Отец отошёл от двери. Сделав несколько шатких шагов ко мне, он скривился от ярости, но внезапно путь ему преградила огромная фигура.

Иво, выпрямившись в полный рост, навис над моим отцом. Ноздри его носа сердито раздувались, будто за одну секунду он сразу же впал в ярость. Лицо отца вытянулось, глаза метнулись к мечу на поясе Иво, потом к его плечам, к рукам — таким огромным, каких он, возможно, не видел никогда. Отец сразу поник, отступив на шаг, а я горько хмыкнула.

— Кто вы? — пробормотал он. — Что вы здесь делаете?