Игла - Кондрацкая Елена "MavkaShu"

— Я не позволю тебе умереть. Слышишь? Смотри на меня! Я не... Светозар? Светозар!

Его рука безвольно упала на пол, взгляд замер, остановившись на Игле, брови приподняты, а губы приоткрыты, будто он не успел сказать что-то важное.

— Светозар! — закричала Игла, срывая голос и погружая ладони в его так и не затянувшиеся раны. — Вернись! Вернись! Вернись!

Она закричала снова, громко, отчаянно, дико, будто раненное животное. Обняла мёртвое тело Светозара, завыла, трясясь всем своим хрупким телом. Её белая сорочка, рыжие волосы, кожа пропитались кровью, а она всё кричала, звала Светозара, не переставая, до тех пор, пока не потеряла голос. А Кощея вдруг накрыло осознанием того, что случилось с ней в гостевой избе, когда ему — дураку — хватило ума завалиться в светлицу в окровавленном платье. Какой же он дурак! Если б он только знал... то... что? Позаботился бы о её чувствах? Нет, конечно, нет. Он никогда ни о ком не заботился. Он попросту не способен на заботу, не способен думать и переживать о других. Он не способен на чувства. Ведь все знают, что у Кощея нет сердца.

Глава 15

Игла упала на пол, закрывая голову руками, зажмурилась, ожидая нестерпимой боли, но удара камней не последовало. Грохот прекратился, зазвенела тишина. С колотящимся от испуга сердцем, Игла распахнула глаза и села. Коридор выглядел совершенно целым, светящиеся колонны ровными рядами уходили вдаль. А вот Дара нигде не было. Игла позвала его, поднимаясь на ноги, но никто ей не ответил. Что за чертовщина? Магия заполняла коридор, иглами жгла кожу, кусала щёки подобно морозу. Игла втянула носом воздух, если прежде магии вокруг было много, то теперь... Всё окружающее пространство было буквально соткано из чар. Прежде Игла никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Значит, вот так выглядят иллюзии Тёмных? Игла осторожно коснулась колонны, и ровный низкий гул захватил всё тело. Интересно. Дом Кощея тоже был скрыт от глаз иллюзией, но ничего подобного там Игла не ощущала. Те чары были похожи на магию, которой дышал лес, которую творила самам Игла, эта же магия... Она была какой-то противоестественной, сладковато-приторной, мёртвой. Неужели таков результат того, что богиня Смерти родила от смертных? Что она родила. Остальные Тёмные тоже обладают подобной магией? И почему... почему с Кощеем всё иначе? Правда ли, всё дело в том, что, как сказал Дар, он был зачат и взращен в любви? Что случается, когда несущая смерть богиня влюбляется и по собственной воле созидает жизнь?

Колонна под ладонью Иглы треснула, будто противясь её мыслям. Игла вскрикнула и отдернула руку. Ладонь рассекал тонкий порез. Рубиновый росчерк остался на кристалле, но почти сразу впитался, жадно выпитый чарами и исчезнувший вместе с трещиной.

— Так ты живой? — прошептала Игла, глядя на порезанную руку. — Прости, я не хотела плохо думать о твоей хозяйке. Погоди, так может, и обвал... — вдруг осенило её и она вернула руку на колонну. Каменный цветок стал собирать её кровь на гладкие лепестки. — Тебе не понравилась история Дара? Славна ему не по душе, это правда. Но мы пришли сюда не для того, чтобы ей навредить, не бойся.

Игла прислушалась к гулу, пытаясь что-то в нём расслышать и угадать. Она с раннего детства общалась с лешим, лесным духом, который не владел человеческим языком. Со временем Игла научилась читать движение его магии, которое иногда было красноречивее любых слов. Возможно, поэтому она так остро чувствовала чары в воздухе — просто научила себя обращать на это пристальное внимание и наточила будто перо. Мёртвые чары, сотворившие это место, дали ему жизнь. Нет, подобие жизни. Отголоски чего-то, что когда-то было живым. Игла нахмурилась, она плохо понимала это место, но ей это было и не нужно. Не важно, что это такое, важно, что оно чувствует её так же отчётливо, как и она его.

— Мы ищем кое-что, ничего больше, мы не будем вредить, обещаю.

Гул прокатился по телу Иглы, принимая её слова. Каменный цветок продолжал пить её кровь. Он был голоден, очень голоден, тянулся к живому, будто оно могло дать жизнь и ему. Игла вздохнула, пытаясь уследить за ощущениями, но они смешивались друг с другом, напрыгивали на неё и исчезали прежде, чем она успевала их разобрать. Решив, что попробует разобраться по ходу «разговора», Игла задала вопрос, который беспокоил её всё это время больше остальных:

— Скажи, с Даром всё в порядке?

Гул на мгновение стих, а потом недовольно запульсировал. Дар в порядке — поняла Игла, — но он очень уж не нравился этому месту. Место очень хотело бы навредить Дару, но Славна установила правила, которые он не мог нарушать. По крайней мере, до поры до времени. Игла с облегчением выдохнула.

— Ты можешь отвести меня к нему? Пожалуйста.

Игла ощутила сопротивление. Это не по правилам, — догадалась она. Но почувствовала замешательство, будто его что-то беспокоило, но оно и само не до конца понимало, что именно. Игла сосредоточилась, закрыла глаза, ныряя в гул, надеясь помочь месту отыскать суть. Сперва ничего не происходило, а Игла перебирала чары, как перебирала шерсть, неторопливо сплетая ту в тугую нить. Определённость. Путь. Знание. Желание. Желание. Желание. Дыхание перехватило, когда на Иглу обрушился влажный запах летнего леса, шелест листвы, ощущение земли под босыми ногами, тёплый ветер, несущийся вслед за облаками так далеко, что его никогда не догнать. Но ты бежишь, бежишь, бежишь по залитому солнцем пшеничному полю, раскинув руки и, кажется, вот-вот взмоешь в небо и затеряешься в его бесконечной синеве.

— Ты хочешь свободы? — прошептала Игла, и гул волной пронёсся по телу, отвечая согласием. — Поможешь мне, если я пообещаю освободить тебя?

И снова гулкое, раскатистое «да», похожее на прибой. Игла покачала головой и печально вздохнула, поглаживая колонну, рана на ладони почти затянулась, но место было всё ещё голодно. Бесконечно голодно.

— Прости, я не могу обещать, что освобожу тебя, потому что не знаю, как тебе помочь. Но я обещаю, я сделаю всё, что в моих силах. Ты же чувствуешь меня? Знаешь, что это правда и я не пытаюсь тебя обмануть. Если ты хочешь выбраться, я постараюсь тебе помочь.

Колонны налились светом, потухли, гул исчез, и Игла испугалась, что место решило, что она ему не поможет, и бросило её. Но потом она оглянулась. В конце коридора светились две колонны, а за ними Игла разглядела залитый белым светом зал, из которого доносилась звонкая мелодия капель.

— Спасибо, — шепнула Игла, ласково погладила колонну и зашагала на свет.

Просторный круглый зал встретил её крудом из больших белый кристаллов, похожих на зеркала. В центре круга стояла полная воды малахитовая ваза с удивительной красоты малахитовым цветком, который собирал лепестками капли, падающие с потолка. Каждый лепесток, встречаясь с водой, издавал протяжный звон, каждый — своей высоты и протяжённости. Капли вырисовывали неровную, но зачаровывающе приятную мелодию. Какой бы мастер ни приложил руку к этому чуду, он был невероятно талантлив. Игла обошла зал кругом, к каменной двери, которая на первый взгляд казалась неотделимой частью стены: если бы не каменные узоры на створках, которые зажглись уже знакомым зелёным светом, Игла бы и не заметила прохода. Место, приняв сделку, направляло её. Игла толкнула дверь, но та не поддалась. Заперто.

— Что кроется в сердце у того, с которым ты сюда явилась? — раздался под сводами зала низкий женский голос. Игла обернулась, в поисках его источника, но никого не увидела. — Ждать тебе от него доброй помощи или острого ножа?

— Кто здесь?

Вместо ответа, один из кристаллов-зеркал засветился, и Игла разглядела в его глубине женщину с длинными, белыми как первый снег волосами. Одеждой ей служили бусы из ягод и чёрных перьев, юбкой — два алых лоскута ткани, которые кровавой рекой струились по полу. Женщина сидела на каменном троне, у подножия которого лежал, небрежно брошенный, серп. Неужто Морена? На коленях у неё сидел маленький мальчик лет пяти, с такими же длинными белыми волосами и огромными золотыми глазами. Он ёрзал и болтал босыми ногами, то засучивал, то одёргивал длинные рукава не по размеру большой косоворотки. Морена же напевала что-то себе под нос и расчёсывала его волосы.