Локки 10. Потомок бога (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

— Эх, девочки, я вам не соперница, даже не буду пытаться выиграть.

Другая, высокая и крепкая, вскинула надменно голову и проговорила:

— Верно подмечено. Да и никто из вас не сможет соревноваться со мной.

— Это потому что у тебя лапища сорок первого размера? Хотя у любой красотки она должна быть гораздо меньше, — язвительно бросила третья и продемонстрировала свою тоненькую ножку с чуть ли не детской стопой. — А вот это идеал красоты. За этими ножками бегали самые видные аристократы столицы.

— Ха! — насмешливо хмыкнула четвёртая, расплывшись в издевательской улыбке. — Да они бегали за этими ножками, потому что они раздвигались быстрее, чем двери в лифте.

— Ах ты сука! — окрысилась третья, сжав руки в кулаки.

— Тишина, — прозвенел голос женщины, после чего все мигом замолчали, напряжённо уставившись на неё. — Через три секунды приступаем. Один… два… три!

Участницы схватили подносы и быстро посеменили к женщине. Ширина коридора позволяла им идти в ряд, обмениваясь злыми взглядами.

— Маришка, берегись, сейчас на гвоздь наступишь! — внезапно в ужасе выпалила та самая хрупкая девица, прежде сказавшая, что не соперница другим.

Тотчас одна из душ рефлекторно качнулась вправо, глянув на грязный пол, ощетинившийся занозами и гнилыми щепками. Из-за этого движения бокал на её подносе завалился и с жалобным дребезгом разбился, разлив вино.

Девица яростно зарычала и вонзила бешеный взгляд в ту душу, что «предупредила» её:

— Ах ты тварь, ты специально сказала мне под руку, чтобы я всё пролила!

По синим губам хитрой души пробежала довольная улыбка, а потом её буркалы в страхе распахнулись, когда Маришка швырнула в неё поднос. Но тот не долетел до души, а ударился в невидимую стену и отскочил.

— Бросаться подносами нельзя, — холодно произнесла женщина, глядя на оставшихся пятерых участниц, идущих по полу босыми ногами. — Маришка, вернись в конец коридора, раз ты разлила содержимое фужера.

Выбывшая душа бессильно заскрипела остатками зубов, но молча застыла возле окна будто статуя.

Другие же девушки продолжили борьбу, смекнув, что в ход можно пустить самые грязные уловки.

И если кто-то вырывался вперёд, то её сразу же пытались задеть по ногам, толкнуть или сбить концентрацию какими-то обидными словами. В коридоре развернулась битва настоящих крабов, оказавшихся в одной бочке.

В какой-то миг Мия очутилась впереди всех. Она напряжённо глядела только на фужер, опасно подрагивающий на подносе, и старалась отрешиться от больно впивающихся в босые ступни неровностей пола, острых крошек и заноз.

— Стой, сука! — вылетел из-за её спины яростный возглас самой хрупкой девицы. — Стой! Тебе говорю, замарашка сраная! Ты недостойна победы! Я была самой красивой в своём городе, передо мной склонялись все мужчины. Я вертела ими как хотела, у меня были особняки, роскошные машины и внимание толпы, так что только я здесь достойна победы!

— Да пошла ты в жопу, сопля, недостойна ты победы! — крикнула ей другая душа. — У меня был титул графини.

— Графини? Да ты, тварь, безродная! — включилась третья. — Я была дочерью князя.

— Да вы все не стоите и моего ногтя! — разразилась воплями четвёртая. — Я за свою жизнь сотворила столько всего, что вам и не снилось! Мужчины разводились со своими жёнами, бросали детей, лишь бы быть рядом со мной. Я для смеха могла отбить чьего-то мужа, а потом так же бросить его прилюдно.

— Ну здравствуй, тварь живая, — раздался рядом с Мией желчный шёпот, вылетевший изо рта догнавшей её высокой девицы.

Она сразу же попыталась заплести ноги Мие, но та ловко увернулась, из-за чего душа потеряла равновесие и упала вместе с подносом, расплескав содержимое.

На грохнувшуюся девицу налетели ещё две души и тоже упали с гневными возгласами. Причем, одна из них в падении ткнулась головой прямо в спину Мие. Та покачнулась, едва не упав, и с ужасом уставилась на фужер. Он слетел с подноса и грохнулся на пол, разбившись на сотню кусочков, блеснувших будто слёзы отчаяния.

— Вот вы клуши! — победно взревела пятая, чей фужер продолжал стоять на подносе.

Однако она тут же разразилась яростным воплем, когда по её щиколотке ударила ногой та самая высокая девица. Душа не сумела удержаться и тоже упала, оказавшись на полу, после чего коридор огласила безобразная ругань душ, сцепившихся в воющий клубок.

Только Мия оказалась вне его. Она стояла и глядела на женщину. А та с грустной, разочарованной улыбкой вышла вон, оставив Мию с щемящим чувством гадливости к тем, что сейчас выли и орали, выдирая друг у друга остатки волос.

Когда наш квартет появился в Гар-Ног-Тоне, здесь уже был вечер и чадили огнём факелы. К слову, керосиновых ламп стало больше. Теперь они висели не только у входа во Дворец Совета, но и светились на кованых столбах, согнувшихся над главной площадью, где мы, собственно, и оказались.

— Неплохо прогулялись, — улыбнулся я и посмотрел на Тахрир.

— Я даже устала, — фыркнула она. — Доставай-ка моё жилище.

Я вытащил из кармана камень-артефакт, и она втянулась в него, бросив напоследок уничижительный взгляд на чёрта. А тот гордо вскинул голову, скрипнув доспехами.

— Так, дорогуша, ты пока осматривай мой славный город, — сказал я остроухой девице, растерянно глядящей по сторонам, как котёнок, которого впервые вытащили из коробки и показали другую комнату. — А мне нужно переброситься парой слов с Инварром.

Остроухая кивнула, словно мне нужно было её согласие.

Мы с чёртом отошли чуть в сторону от неё, ловя на себе любопытные взгляды зверолюдов, таращащихся на нас с приличного расстояния. Но по большей части их интересовала остроухая девица. Даже не припомню, есть ли у кого-то ещё в этом мире такие примечательные уши, как у меня и неё.

Девчонка, в свою очередь, тоже смотрела на зверолюдов. Но она явно была привычна к подобным разумным созданиям, так что её челюсть не упала от удивления на брусчатку.

— Вы недовольны мной, — произнёс Инварр, хмуря брови, но не опуская виновато плечи.

— Да нет, в целом ты справился, — сказал я, почесал висок и спросил: — Просто хотелось узнать твою историю. Что случилось с твоей матерью? Какие у вас были отношения?

Тот сглотнул и посмотрел в сторону, словно увидел там прошлое. Его лицо затвердело, а пятачок будто стал каменным.

— Как вы поняли, что дело именно в ней?

— Да это все психоаналитики знают. Скоро они здесь тоже появятся. Пройдёт лет десять-пятнадцать, а может, и двадцать, и все местные зверолюды бросятся к ним, рассказывая, как их психику в детстве травмировали родители.

— Но моя мать меня ни разу не травмировала, — глухо произнёс чёрт и переступил копытами. — Дело в её смерти. Сейчас я понимаю, что она сильно сказалась на моём характере. На всех этих моих… — он неопределённо покрутил лапой и объяснил: — проявлениях мягкотелости, так злящих Тахрир.

— И вероятно, именно из-за них ты пришёл под стены моего города. Хотел лучшей доли для своих соплеменников.

— Именно, — кивнул он, махнул хвостом и наморщил лоб, словно вспоминал не самые радостные моменты своей жизни. — На мою деревню напали, когда я был совсем маленьким. Помню, как рыдал возле нашего пылающего дома, глядя на мать и сестёр, прибитых к забору соседа. Их отрубленные хвосты покоились в сумке одного из извергов, напавших на нас. Помню крики боли и отчаяния, вспоротые тела моих знакомых и то, как стариков привязывали к коням, а те под весёлый хохот изуверов разрывали их на части, орошая землю кровью и внутренностями.

— Да, впечатляюще, наверное, было зрелище, — вставил я свой ценный комментарий.

— Не то слово, — буркнул Инварр. — Я на всю жизнь запомнил его. Повезло, что мне тогда удалось сбежать из деревни.

— Я это уже понял. Было бы странно, если бы ты тогда погиб и сейчас мне всё это рассказывал.

— Ну да, — брякнул тот, слегка смутившись. — И вот с тех пор я решил стать самым сильным и могучим воином. Мне даже удалось найти тех, кто разрушил нашу деревню, и жестоко покарать их. После этого я и получил славу среди чертей. А вскоре и возглавил их, но моя мягкотелость так и осталась со мной.