Искательница бед и приключений (СИ) - Корсарова Варвара

– Это защитные символы, – негромко сказала я Иверсу. – Печати, что удерживают зло внутри. Видимо, ущелье встретило прошлых путешественников негостеприимно.

– Я понял, – хмуро откликнулся Иверс и тут же ласково обратился к Эвите:

– У тебя зоркий глаз, моя дорогая. Продолжай в том же духе.

– Спасибо, что оценил мои усилия, – ответила Эвита с сарказмом. – А то мне показалось, что ты меня и вовсе перестал замечать. Ведь день мне пришлось довольствоваться лишь обществом несносного проводника.

– Ты всегда в моих глазах и в моем сердце, – заученно выдал Иверс и поспешил отойти.

Эвита перевела на меня полный подозрения взгляд.

Несмотря на то, что невеста Иверса целый день провела в седле, выглядела она прекрасно. Дорожный костюм не помялся, бант на шее кокетливо завязан, ни волосок не выбился из прически. Однако в ее глазах бушевала буря.

– О чем вы целый день шептались с Габриэлем? – резко спросила она, решив не ходить вокруг да около. – Он к вам словно приклеился.

– Мы с доктором Иверсом обсуждали рабочие моменты.

– Какие именно?

– Маршрут, план исследований и все такое прочее.

– Для этого вам нужно было уединиться в скалах?

– Позвольте, в чем вы меня обвиняете?!

– Думаю, вы догадываетесь, – ядовито улыбнулась Эвита.

– Не имею ни малейшего представления.

– Ох какая наивность! – Эвита поцокала языком. От потока направленной на меня неприязни даже кожа на щеках вспыхнула.

– Вам не о чем беспокоиться, госпожа Зильбер, – сухо сказала я. – Не надо ничего выдумывать. И интриги плести тоже не надо; это не на пользу общему делу.

– Нет, Джемма. Это вы плетете интриги, – бросила Эвита, задрав голову. – У вас, видать, в этом богатый опыт.

Ее уничижительная интонация сильно меня задела. Даже в глазах защипало от обиды, чего не случалось со школьных времен, когда меня дразнили одноклассницы.

Я сжала кулаки. Хотелось ответить едким оскорблением, но пришлось сдержаться из уважения к отцу Эвиты. Мне предстояло работать на Мидаса Зильбера, если он выполнит обещание и возьмет меня в свой музей.

Эвита шагнула к пещере и поскользнулась на размытой ручьем глине. Вздорная дамочка замахала руками и чуть не упала; я инстинктивно бросилась к ней, толком не осознав, что хочу сделать – помочь ей или толкнуть в грязь.

– Уберите от меня руки! – зашипела Эвита. – Вы вся в пыли, не хочу, чтобы вы меня испачкали!

Она поймала равновесие и осторожно, на цыпочках, стала пробираться прочь.

– Грязь, грязь, всюду грязь! – продолжала шипеть она. – Грязь и вонь! Господи, как я ненавижу этот ваш Афар! Дикая страна, дикие обычаи, дикие люди!

– Между прочим, эта грязь, которую вы презираете, высоко ценится в столичных салонах красоты, – сказала я наобум, просто потому, что захотелось защитить землю моей родины. – Из нее делают косметические маски, которые возвращают коже сияние и упругость. Видите, красноватый оттенок глины? Это благодаря ценным веществам.

– Ну надо же! – всплеснула Эвита руками. – Самое ценное в Афаре – это его грязь и древняя рухлядь. Больше-то ему нечего предложить цивилизованному миру.

Если бы Эвита задержалась, я бы точно спихнула ее в ручей. От ярости у меня даже в голове застучало. До чего гадкая особа! Ох и попортит же она крови Иверсу. Но что его жалеть – видел, кому предложение делал.

Быстро опустилась ночь, на небе высыпали крупные звезды, и температура тут же ощутимо упала.

Мы собрались возле костра и поужинали разогретыми консервами и сухими лепешками. В свое время подобная еда изрядно мне надоела. Когда я уехала из Афара, поклялась, что в жизни не открою ни одной жестянки с тушеным мясом, а хлеб буду покупать только мягкий, лучшей выпечки.

Но поди же ты; стоило зачерпнуть первую ложку, как непритязательная еда показалась вкуснее всех деликатесов, что я пробовала в Сен-Лютерне, даже в знаменитом ресторане «Золотой осьминог», куда меня водил Абеле Молинаро.

Я ела с таким аппетитом, что два раза брала добавки. Мужчины не отставали. А вот Эвита еле-еле ковыряла ложкой в миске и кривилась каждый раз, когда ей попадалась жилка.

От костра, где устроились рабочие, подошел Аджиб и вручил всем по палочке с нанизанными кусочками жареного мяса. Мне он выдал две палочки.

– Передай второй госпоже, – велел он, загадочно улыбаясь. – Надеюсь, это блюдо придется ей по вкусу.

– Аджиб смиренно просит принять угощение, – я сунула шашлык Эвите.

Та жадно потянула носом и украдкой сглотнула.

– Передайте проводнику «спасибо», – высокомерно кивнула наша привереда. Поколебалась, укусила мясо белыми зубками, прожевала и облизнулась. – Неплохо, – признала она благосклонно. – На вкус, как молодая курятина. Очень нежная.

Эвита впилась во второй кусок.

– Проводники подстрелили какую-то птицу? – спросила она с набитым ртом. – Я не слышала выстрела.

Аджиб молча пожал плечами, хитро сверкая в темноте глазами.

Пришлось мне просветить Эвиту.

– Это мясо пустынной ящерицы. Считается деликатесом.

Эвита выплюнула полупрожеванный кусок и брезгливо вытерла губы.

– Фу! Гадость какая! Зачем вы мне сказали! Лучше бы я не знала.

Она швырнула остатки шашлыка прямо в костер, поднялась и гневно удалилась в свою палатку.

Иверс только вздохнул.

Аджиб принялся лицемерно сокрушаться:

– Горе мне! Как я мог совершить подобную ошибку! Но я полагал, что вторая госпожа знала. Мы ловили и готовили ящериц у нее на глазах. Но вторая госпожа не замечает тех, кто ей служит. Не дело выбрасывать хорошее мясо; пустошь Афара не прощает презрения к своим дарам.

Один лишь Озия проявил сочувствие.

– Госпожа Зильбер легла спать голодной, – молвил он с упреком. – У меня есть медовое печенье. Пойду, отнесу ей.

Он порылся в мешке, выудил жестяную банку и побежал подлизываться к Эвите.

Иверс проводил аспиранта мрачным взглядом и проворчал:

– А нам Озия печенья не предложил.

– Доктор Иверс, что за нелепая претензия! Вы сами должны были позаботиться о своей невесте.

– У меня нет лакомств, чтобы поделиться с Эвитой. А в походе припасы общие. Так заведено. Сами знаете, как люди относятся к тем, что трескает вкусное в одиночку под одеялом.

– Не относитесь к Озии строго, доктор Иверс, и не дуйтесь. Завтра утром все будет иначе.

Мы почистили миски песком, сполоснули в ручье и начали готовиться ко сну.

Бигала оставили дозорным. Он зачерпнул пепла и насыпал тонкую окружность вокруг костра, рядом изобразил несколько защитных символов. После чего шагнул в круг и уселся у огня, хмуро поглядывая туда, где чернела расселина, как будто ожидая, что в любой миг из нее выползет демон.

Иверс тоже поглядывал в том направлении, только жадно.

– Жаль, что сегодня мы не успели зайти внутрь, – сокрушался он. – Впрочем, если взять хороший фонарь, можно выбраться на разведку.

– Потерпите до утра, Иверс. Я не суеверная, но все лезть ночью в ущелье – плохая идея. Кто знает, какой зверь мог устроить там логово? Мы видели реликтовые кактусы. А вдруг здесь сохранились и саблезубые львы, и пещерные медведи?

– Тому, кто схватывался в научной дискуссии с коллегами, никакие доисторические хищники не страшны.

– Откуда у вас только силы берутся, чтобы пускаться в новое приключение? После целого дня пути!

– Я неутомим, когда дело касается добычи знаний.

Иверс азартно спорил со мной, как подросток, которого взрослые отправляют спать.

– Делайте, что хотите! – махнула я рукой. – Я на боковую.

Я привела себя в порядок возле ручья. От ледяной воды ломило щеки, на зубах захрустели песчинки. Среди друзей в столице я прослыла как невероятная чистюля, но теперь о гигиене пришлось забыть. Однако липкая пленка пота на спине, грязь под ногтями и пыль в волосах меня не беспокоили; я легко смирилась с привычными неудобствами бродяжьей жизни.

В палатке было прохладно, я завернулась в плед, удобно устроилась, закрыла глаза и блаженно вытянула ноги. Где-то очень далеко скулил шакал, тихо бормотал ручей, потрескивали угли в костре. До боли знакомые звуки Афарской пустоши.