Волчья ягода (СИ) - Началова Екатерина

— Я травница, — поспешно сообщила, беспокойно теребя поясок юбки. — Понимаете, у нас много людей заболело этой хворью, она такие ногти синие дает. А ещё сильную температуру, потливость, боли в животе и...

— Была утром горячка, — удовлетворившись ответом, портная оборвала мою речь. — Но я пырея выпила и прошло. В пот бросило, конечно. Ерунда!

— Пырея? Ползучего?

— Его.

Ползучий пырей, о котором говорила портниха, я знала — это лекарственный сорняк с длинными как шнуры корнями, сверху жесткий как колосок. Рос он почти везде, давил любые полезные культуры как волк овец, но полезными свойствами обладал немалыми. Корни пырея мы применяли как мочегонное, как лёгкое слабительное средство. Обладал пырей и противовоспалительными, отхаркивающими свойствами, мог помочь при кожных болезнях, шел и как потогонное. Много свойств — и это в порядке вещей. Все растения — многогранны.

— Значит, сейчас вас ничего не беспокоит? — я не унималась, не могла уняться.

— Да что мне будет... — на лице Волчицы мелькнула снисходительная полуулыбка ко мне, как к человеку. — Я же великородная.

Не меняясь в лице, и не переставая заниматься юбкой, портниха без особого энтузиазма рассказала мне о волчьей медицине. Оказалось, что лекарственной лавки у рода нет, потому что им не нужно.

— А что тебе, миса? Мы же не люди, редко болеем, — щуря левый глаз, говорила портниха, ловко подшивая подол. — А если болеем, есть три основных средства: пырей, голод или нож. Все просто.

— А если жар?!

— Пырей пить да лежать. Ну мед, ягоды еще можно поесть. Почки пожевать. Видишь, мне помогло.

Словам Волчицы можно было бы поверить, действие болезни на великородных могло быть действительно иным, чем на людей, но меня смущали ногти... И температура. И глаза. И румянец.

— А если кашель начинается, что делаете? — я смотрела на синие ногти, терзаемая нехорошим, очень нехорошим предчувствием.

— Если кашель, прогревать надо. И пырей пить. Он всегда помогает.

Судя по всему, Волки лечили пыреем все. Такое положение у меня в голове не укладывалось.

— Но... Но... — я аж начала заикаться, думая о нескольких сотнях трав и о таком же количестве хворей. — А боль?

— Несколько капель беладонны или белены, небось знаешь... Все знают. Это если совсем худо. Боль часть жизни, сильные терпят. Это вы, люди, слабенькие. У нас в роду другие обычаи, мы сильнее, — портниха говорила мерно, а руки ее, ныряя иглой по ткани, работали как метроном. — На остальное есть лекари. Кости вправляют, режут, зашивают у нас как надо.

В последнее я верила, вспомнив стоны из-за закрытой двери.

— Вроде бы некоторые средства у рода Змей берем, — разговорившись, портниха не останавливалась. — Но то редко, дорого. Да и не порядок, Волки по своему порядку стараются жить, не по чужому. У нас принято...

— Пырей, голод, нож, — продолжила я, уже выучив волчью мантру.

— Да, — теперь портная посмотрела на меня одобрительно и протянула мне готовую юбку. — А ну-ка, миса, прикинь.

В смешанных чувствах, я опять ушла за ширму переодеваться. Юбка стала впору.

— Все хорошо, — подтвердила, выходя наружу.

— А что это Таор тебе юбки покупает? — внезапно спросила Волчица. — Что с прошлой стало? Порвал?

В ее черных глазах блестело какое-то подозрение, за которое я схватилась.

— Почему вы так думаете?

— Был за ним проступок, — Волчица облизала губы, как бы думая, говорить мне или нет. — Пытался он однажды... одну...

Замолчав на полуслове, она вдруг схватила мою синюю юбку, мирно лежащую на стуле, и быстро хватила ножницами ткань.

— Что вы делаете? — ахнула, пытаясь вытянуть свое у нее из рук.

— Крой неправильный! Нельзя такое носить, не порядок. Перекроить надо, перешить, — Волчица беспорядочно кромсала ножницами ткань, пока я повизгивала, дёргая юбку на себя. Затем приложила руку к виску, криво улыбнулась, вдруг обмякла и мешком упала со стула.

***

— Это точно синяя хворь, — утвердительно произнесла я, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу перед Таором. Он прибежал на мой крик, подхватил Волчицу и унёс ее на руках к лекарю — хорошо, что они соседствовали. Портниха все ещё была без сознания. Пытаясь протиснуться через мужские спины, я говорила, почти кричала лекарю про эускариот, но мужчина совсем не слушал и даже не делал вид, что слушает. А потом просто захлопнул перед носом дверь. Мое мнение и здесь практически не принимали всерьез, просто потому что человек.

Да кто я для них? Никто.

— Вероятно, — согласился Таор. Он не выглядел особо озабоченным. Сейчас мы с ним стояли аккурат под вывеской с белым черепом, которая тихо поскрипывала на весу. В отличие от Таора я практически подпрыгивала, то и дело поглядывая в окна лекарской и напряженно прислушиваясь.

— Что с ней будет? — судьба портнихи меня беспокоила не меньше, чем волчьи методы лечения.

— Грин приведет в чувство, домой пойдет, — Таор говорил спокойно, но чуть хмурился. — Отлежится, сколько нужно.

— Ага, и будет пить отвар пырея, знаю. Так начинается синяя хворь, Таор. Ты видел её ногти?

— Видел.

— Ну?!

— Синие.

— Да! И это опасно!

— Не обязательно, — теперь он не стал соглашаться. — Мы сильнее людей. Я не раз видел, как человек кашляет после ветерка, и неделю лежит, а у нас ни сопли. Или падает и не встаёт после лёгкого удара.

Я не стала уточнять, что он именует «лёгким ударом». Не до того.

— Какие сопли? — возмутилась, указав на дверь. — Вот же! Великородная волчица внезапно упала в обморок! Ее никто не бил! А она потеряла сознание! И юбку кромсала перед этим. Этого мало?

— Это подозрительно. Но ты не знаешь, из-за чего она упала. Если чуяла болезнь, то не ела несколько дней — мы голодаем, когда болеем, — Таор стоял на своем как каменная глыба. Не сдвинуть, не передвинуть, не повлиять.

— Знаю уже....

— ...лечится, не ест, переутомилась — вот и свалилась.

Я вспомнила, что портниха говорила про голод, и нехотя согласилась, что такое возможно.

— Но ногти-то у нее синие! — все равно возразила.

Мужчина продолжал смотреть меня свысока. По лицу я видела, что он не убежден.

— Синие. И? Что ты от меня хочешь? Чтобы я с криками бегал по улице? Старейшины в курсе — о тебе, о вашей болезни. Лекари тоже осведомлены, и, как видишь, не бегают. Будут смотреть.

— Вы должны серьезнее отнестись к синей хвори! Посчитать количество заболевших, следить за их состоянием... Надо донести до всех, что болезнь может быть опасна!

— Говорить об опасности для великородных рано, Аса. У нас свой порядок. Не смешивай с человеческим. Успокойся.

Сказал — как отрезал. Я замолчала, поняв, что говорить бессмысленно: меня не послушают просто потому что я — всего лишь человек, который понятия не имеет о болезнях великородных, да и ни о чем. Отвернулась, угрюмо сложив руки на груди.

И как я могла даже предположить о какой-то связи с ним? Я для него — блоха, с мнением которой он не особо считается. Гостья, которую ему навязали. Так, корень присунуть... А я уж расфантазировалась.

«Так тебе и надо, Аса. Думай больше о земном».

На этой мысли дверь лекарской открылась и оттуда вышла... портниха.

— Да ерунда! — вздернула она подбородок, завидев меня, кивнула Таору и уверенно направилась к своим дверям.

— Стойте! Как вы? — бросилась к ней. — Как себя чувствуете?

Мне даже удалось тронуть Волчицу за руку, за лоб, прежде чем она отмахнулась. Прохладная кожа, жара не заметно.

— Ой, что мне сделается? Не рассчитала малех. Не бойся, миса, — она не дала мне ещё сказать. — За юбку прости, исправлю. Нашло что-то... Полежу пока. Пырея ещё заварю. Все ерунда.

Глава 17. Тонкости охоты на куропаток

Когда за портнихой захлопнулась дверь, я хлопнула глазами. Надо сказать, наши больные с синими ногтями ходить уже не могли, и моя уверенность в опасности для великородных синей хвори поколебалась. Наблюдающий за сценой Таор приподнял брови с видом «я же говорил».