Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

Баню ждали долго — больше часа, не меньше. Наконец, Потапыч вернулся с каким-то здоровенным дружком, тот легко, как пушинку, закинул Даню себе на плечо и понес в сторону землянки с бревенчатой крышей. Из трубы валил дым. Поля было сунулась следом, но ее шуганули — куда девке с мужиками в баню, совсем нынешняя молодежь очумела.

Она осталась на полянке, тревожно вышагивая туда-сюда. Ее не трогали: все вокруг будто занялись неведомыми делами, и только Ворон бдительно стоял рядом, обнимая свое ружье.

Наконец, Даню выволокли наружу: распаренного, завернутого в чистую тряпицу, розового и совершенно определенно живого.

— Полюшка, — осоловело обрадовался он, когда его усадили на грубо сколоченную скамейку под березкой.

— Чайку теперь, — постановил Потапыч и направился к навесу, где было организовано что-то вроде полевой кухни.

— Ты как? — она села рядом, руки вдруг оказались лишними, и Поля не нашла им другого применения, кроме как гладить Даню по мокрым волосам, по горячим щекам, по узким плечам.

— Самый впечатляющий поцелуй в моей жизни, — он засмеялся, жизнерадостный, лукавый.

Да.

Был же поцелуй. Коротенькое прикосновение губ к губам — Поля даже ощутить толком ничего не успела.

— Никогда в жизни больше не буду ни с кем целоваться, — объявила Поля решительно, — хлопотное это дело.

Даня опять засмеялся.

— Нам просто не надо целоваться друг с другом, — заметил он, — а с другими — на здоровье, целуйся сколько хочешь.

— Но я не хочу, — честно призналась Поля. — Что в этом увлекательного?

— Однажды ты разберешься, — пообещал Даня, но теперь немного грустно. И тут же снова зазвенел весельем. — Но ты только представь! Прихожу я в себя — а надо мной голый мужик с веником. Ух, вот это история, а? Полюшка, а мы вообще где? А меня парил кто?

— Да шелупонистый какой-то народ, — объяснила Поля, — называют себя свободным братством. По мне — просто маются дурью.

— Ладно, — Даня беззаботно кивнул, — братство так братство. Слушай, а давай теперь ты меня поцелуешь, пока банька под боком.

— Зачем это? — оторопела Поля.

— Для эксперимента, — объяснил Даня, — надо же понять, как работает мое проклятие!

Поля молчала, изо всех сил стараясь удержаться от подзатыльника, она видела, как княжна Катя время от времени отвешивала их Егорке. Но Даня — не Егорка, а она — не его старшая сестра. Воспитание балбеса — не ее забота.

— Никаких поцелуев, — напомнила Поля, похвалив себя за терпение. — Никогда. Ни с кем. Ты чем вообще слушал?

— Ты скучная, — надулся он.

Второй раз за сегодня ее назвали этим словом.

— Скучной быть плохо? — спросила она нерешительно. — Это делает меня неприятным человеком?

Даня нахмурился — он явно не ожидал, что его трепотня заденет Полю за живое.

— Я вовсе… — начал было он, сбился, взмахнул ресницами, сжал Полину ладонь. — Я просто… В смысле ты… Ты меня не слушай, Полюшка, я иногда такую пургу несу, сам себя не одобряю.

И куда подевалось все его красноречие?

— Ворон предложил мне стать его зазнобой, а потом передумал, потому что я скучная, — объяснила Поля.

— Какой еще Ворон? — переполошился Даня. — Какой еще зазнобой? Да что же это такое, на пару часов впал в спячку, и нате вам!

— Ну я Ворон, — лохматый вальяжно подошел к ним с ружьем на плече. — Самый тут главный. А ты, задохлик, будешь меня во всем слушаться, потому как у меня есть оружие, а у тебя нет. И все твое моим будет: и тарантайка, и девушка.

Даня расправил плечи, что было смешно, учитывая, что он оставался только в тряпке на бедрах. Улыбнулся — без всякого высокомерия или неприязни, но и не испуганно. Упрямо, наверное.

— Спорим, нет? — задиристо и весело возразил он.

Глава 16

По Даниным прикидкам, лохматому парнишке с ружьем на плече было чуть больше двадцати лет, и выглядел он скорее потешно, чем грозно. По крайней мере, инстинкты, которые чаще служили поводырями, чем разум, никак не реагировали на… как его там? Сокола? Ворона? Птицу какую-то. Происходящее напоминало детскую игру, и Даня был готов с удовольствием в нее поиграть.

— Стало быть, — заговорил Птиц, супя брови. Примерно так выглядел бы птенчик, вздумай он запугать ленивого дворового пса. — Ты, парень, останешься в у нас. В заложниках, стало быть. А девка твоя съездит пока и привезет нам мно-о-о-ого-о-о бензина. Потом оставит здесь тарантайку и заберет тебя. Как вам такой расклад? — и он самодовольно ухмыльнулся, явно гордясь своей затеей.

— Хотите оставить Даню себе? Забирайте, — легко согласилась Поля, ничуть не впечатлившись.

— Никогда не был заложником, — поделился с ней Даня. — Должно быть, это увлекательно. Новый опыт, опять же, новые байки.

Тут он вспомнил, что не обзавелся пока по эту сторону гор приятелями, которым было бы так приятно рассказать хорошую историю, и немного приуныл. Пригляделся придирчиво к Птицу — а ну как тот любит послушать про вьеров и анков, — и остался довольным. Лохматик производил впечатление человека, способного оценить хорошую небылицу.

— Кстати, когда сюда придет Арра со своими ребятами, передайте ей пожалуйста, — смиренно попросила Поля, — что с торговлей придется повременить до тех пор, пока я не разберусь с вашим бензином.

— Арра? — забеспокоился Птиц. — Арра из Сытоглотки?

— Она самая.

— И с чего бы это охотникам лезть в наши болота?

— Так из-за Дани же, — объяснила Поля. — Сытоглотка в долгу перед ним — он только что остановил огромный лесной пожар. И как только вездесущие мунны донесут до них весть о том, что их спасителя взяли в заложники… Даже не знаю, что сделают тогда эти суровые, вооруженные до зубов, люди? А ты как думаешь? — и она с наивным видом посмотрела на Птица.

— Я слышал про пожар в Сытоглотке, — проговорил он, супясь еще пуще, но теперь с искренней растерянностью, а не показной устрашимостью. — Но как этот задохлик смог встать на пути анков?

— Разговаривающий с духами, — пояснила Поля. — Кому хочешь зубы заговорит.

Даня откинулся на ствол дерева, служившего спинкой кособокой скамейке, позволяя Поле заговаривать зубы самой. Девчонка перенимала у него некоторые привычки и навыки на лету, отзывчиво впитывая все новое. Наверное, это потому, что ее память была пустой и в голове все еще оставалось слишком много свободного места.

Порой он ощущал, что судьба предоставила ему шанс стать Полиным проводником — он вывел ее из леса, а теперь знакомил с миром вокруг. Но порой он казался себе сущим ребенком рядом с ней, — было в этой девочке какое-то непоколебимое спокойствие. Как будто все происходящее не имело особого значения, как будто она уже повидала столь многое, что всякие мелкие события не могли ее впечатлить.

А Даня хотел впечатлить Полю — очень. Только не понимал, как. Привычные способы — болтовня, улыбки — не больно-то на нее действовали. А поцелуй и вовсе лишил его сознания.

По какой-то причине проклятие именно на Поле выкинуло новый трюк, и с этим еще предстояло разбираться. Лучше всего, на практике.

— Ладно, — после долгого раздумья, от которого его энергичное лицо приняло какое-то сложносочиненное выражение, снова заговорил Птиц. — Не надо нам Арры, не надо нам охотников Сытоглотки. А сможешь ли ты, разговаривающий с духами, помочь мне завести горта в шалаше?

Даня от неожиданности прыснул, а потом призадумался.

— Горты не живут где попало, — сказал он, посерьезнев. — Они страсть как не любят перемены, намертво прикипают душой к дому и его обитателям. А шалаш — это и не дом никакой вовсе.

— Ну, будет горт — появится дом, — возразил Птиц.

— Обычно, конечно, наоборот. Сначала — дом, потом — горт. Но…

Даня вскочил на ноги, чуть не уронив тряпицу со своих бедер. Силы мгновенно вернулись к нему, то ли после хорошей бани, а то ли от столь необыкновенной задачи.