Плюсик в карму. Книга четвертая (СИ) - Штефан Елена

Особенно активно защита увлекшегося атакой противника истончалась в районе ног. А нечего так широко шагать, и руками так энергично не надо… Для Косты все происходило невероятно медленно, он ждал свой момент. Когда гибкие плети превратились в лезвия, не то что публика, Коста сам не заметил. Соперник припал на одно колено, разбрызгивая кровь по песку. Кто бы устоял, если ахиллово сухожилие утратило целостность?

То, что лезвие вскроет сапог от защитного костюма, Коста не сомневался. Проверено, и не раз. На то, что поддастся защитный кокон, Коста только надеялся. Потому и рубанул по выставленной в фехтовальном выпаде ноге. Прямо в кувырке рубанул. Только кувыркнулся не в сторону и назад, а в сторону и вперед, и успел нанести косой секущий удар. Это было нетрудно. Тяжелее угадать короткий миг, когда защита в районе ног ослабнет из-за чрезмерного растяжения на широком шаге.

Стоя на одном колене Коста, пристально наблюдал за противником. Стоял в такой же позе столичный, опираясь на воткнутый в песок палаш и пытаясь встать.

Все же столичный был отменным бойцом. Если бы не это удивительное состояние замедленности, Коста пропустил бы атаку. Как явно страдающий от сильной боли противник исхитрился выдернуть из песка свой меч и сильно ткнуть им в сторону Косты? Как⁈ Магия, оплетавшая клинок, собралась в сгусток и ринулась в атаку, подобно шаровой молнии. Коста не разгибая колен опрокинулся на спину, пропуская ком плазмы над собой. Щит частично прогорел, но справился. Потом публика будет спорить: что же все-таки произошло?

Тренировки с Павлом не прошли даром — Коста выметнулся прямо из положения лежа, немного помогая себе воздухом. А потом он промахнулся… и этот промах потряс всех! Если честно, в порыве гнева он пытался отрубить руку, держащую меч. Скрещенным ударом с двух рук. Но вместо обрубка руки на песок шлепнулся обрубок меча. Даже выдержанный лавэ Шенол выглянул из ложи, чтобы лучше видеть.

Ошарашенный столичный тупо пялился на пустую гарду в своей руке. Он с ужасом переводил взгляд то на Косту, то на меч-инвалид и понимал, что руку не потерял чудом. Да лучше бы потерял, чем утратить семейную реликвию — клинок-артефакт, в который силу вливали все маги его рода из поколение в поколение. А Коста улыбался совершенно неприлично — его водяные лезвия перерубили сталь! У него получилась эта шельмова молекулярная заточка, про которую как-то упоминала госпожа Ольга! Упоминала в ироничном контексте — прикалывалась над Пашкой, который все лелеял свой засапожник, но Косте запало в душу.

Публика ревела. Коста обернулся к королевской ложе, ожидая вердикта. И вердикт воспоследовал. Первый день соревнований закончился тремя победами Восточного корпуса из четырех.

Глава 13

Столичная эпопея. День первый. После ристалища. Все сложно

Ольга стояла под обжигающими струями душа и тихо поругивала себя за беспечность. Забыла, что нужно переодется в мундир, поперлась в одном платье. Привыкла через подпространство прыгать, на Свапе-то не холодно. Миг и на месте. А на дворе то ли конец октября, то ли начало ноября по земным меркам. Это в мундире климат-контроль. На трибунах дамы кутались в стеганые пиджачки-болеро и утепленные пелерины. Впрочем, на соревнованиях было сносно — кипел в крови адреналин пополам с эндорфином, а ристалище и трибуны накрывал защитный купол.

Оля сделала воду еще горячее — живительные капли вымывали напряжение и ласкали усталое тело, не мешая ещё раз, но уже вдумчиво и без особых эмоций, переживать окончание трудного дня.

После финального выступления короля был трактир и путь до него. Оля зябла, но приходилось терпеть и держать фасон, пока возвращали на постой нгурулов и отбрехивались от приглашения на совместную попойку от коллег-соперников.

Пашка сразу сказал — не пойдет! Тихонько, только своим. Он тоже человек, и нервы на пределе: вобьет какому-нибудь поддатому пи… пардон, балаболу зубы в пищевод — расхлебывай потом неприятности. А то, что балабол найдется, не сомневался никто.

Даже первая тройка старших, имевшая среди столичных наездников приятелей, не возражала. Что-то изменилось в их отношении к землянам с того памятного пикника на озере. Даже не к землянам, а к понятию «свои», которое эти иномирцы проповедовали. Не словами проповедовали, а поступками. Потому оскорбления в сторону уютной и со всех сторон полезной госпожи Ольги им не понравились. А еще был лавэ Шенол, всегда безупречный и прохладно-отстраненный, который едва уловимо теплел, стоило неприметной, в общем-то, женщине появиться рядом. И было уже не так стремно попробовать отпроситься на пару часов, чтобы навестить родные кланы, проживающие в столице. И получить не только разрешение, но и пропуск на трибуны для всей семьи. На трибуны, куда пускали исключительно представителей родов первой волны переселения. Ну, изредка второй из самых заслуженных перед троном…

Западники настаивали на приглашении и даже со столичным снобизмом обещали оплатить банкет. Восточные напряглись, почувствовав завуалированную подначку, а Ольга постепенно сатанела. Можно было сжать зубы и не замечать нападки лично на нее, но за мальчиков было обидно. Они с Симой из-под себя вывернулись с мясной торговлей, но жалованье личному составу было выплачено полностью! Уж обед в ресторане все могли себе позволить.

— Предпочитаю отдыхать на свои, — тихо, но внятно произнес интеллигентный Коста. — И со своими. Позвольте пройти, господа. Дама замерзла.

— Так это из-за старухи? — озвучил кто-то из столичных гениальную догадку. Без малого десяток пар глаз вперились в единственную женщину, оказывая почти материальное давление: мол, все из-за тебя, соглашайся на ресторан, не лишай мужчин мужских удовольствий.

Ольга из периода спасения хутора наверняка уступила бы, но эта Ольга слишком хорошо осознавала свою ответственность за людей, которые приняли ее в «свои». Если она позволит унижать себя, хотя ей, по большому счету, плевать, то Семёныча и Серафиму не примут, их просто размажут, и Пашка с пацанами ринется в неравный бой. А там и Раим за подчиненных впишется. Тем более, что между ним и коллегой Метóком явно произошел конфликт. Иначе бы Рэм сейчас со всем почтением стоял бы рядом с учителем, а не наблюдал переговоры младшего состава со стороны. Ольга вздохнула, принимая неприятное решение. Набралась мужества — знала, что будет неприятно, и чуть ослабила фильтры. Горло тут же перехватило от фронтальной атаки из презрения, брезгливости и желания прихлопнуть противную престарелую тетку. И это только процентов десять от шквала эмоций, которыми в нее долбили эти элитные аристо.

С женщинами они не воюют, ага-ага. Зря вы так, деточки.

Скрутить полученные эмоции в обойму векторов, добавить своей обиды и готовности рвать глотки, крушить черепа за каждое поганое слово, неважно кому сказанное было делом пары волевых усилий. И пустить этот заряд по надменным рожам, как очередь из пулемета. Одной «пули» на особь достаточно. Прицельно и последовательно. Главное — не увлечься и не передержать. Передоз чреват, случались эксцессы. Ольга давно осознала, каким страшным оружием обладает, но не вполне владеет.

Как-то, будучи в городе по делам, решили они с Симой и Юрной перекусить в хорошем ресторане. Метрдотель попался с принципами и попытался Симу не впустить, безошибочно определив среди трех очень хорошо одетых женщин «не магичку» и «не барыню». Оля тогда устала и переживала об оставленной на хуторе щеночке. Ну и психанула. Хорошо, что молча, а то пришлось бы оплачивать халдею целителя. Деньги, благодаря мясным доходам с хутора, были, но не столько, чтобы благотворительностью заниматься.

В ресторане они тогда пообедали, но скорее из принципа, чем в удовольствие. Юрна, светлая душа, так и не поняла подоплеку произошедшего. Просто удивилась неприятно. Вот метрдотель, цветущего вида крепышок, заступает дорогу Серафиме, говорит гадость, хватает за руку. А вот кулем валится ей под ноги, пугая бледностью и синюшными губами — все признаки сердечного приступа. Ольга тогда была как не в себе. Крикнула охраннику: