Вечное Царствие (СИ) - Грэнди С

— За комплимент спасибо, но руки больше не распускайте, а иначе мигом вылетите из окна головой вниз.

— Есть, сударыня!

— Вы голодны с дороги? Не хотите пообедать?

— Ой, да… Жрать хочется ваще. Настька-то всю дорогу нас с Гришей голодом морила. Ни водочки те, ни селедочки. Она седня злая какая.

— Ну-ну, не беспокойтесь, я смогу ее убедить накормить вас. Пройдемте? — Василиса жестом пригласила деда пойти за ней. Тот вприпрыжку двинулся прочь из игральной. Лешие расстроенно улюлюкали.

— Ниче, мужики! Я скоро вернусь!

«Я бы на твоем месте на это не рассчитывала», — подумала Василиса.

В столовой уже была Настенька. Вот только занималась она странным делом: терла стол тряпкой с такой силой, что запросто могла проделать в нем дырку. При этом бурчала себе под носом. Слов Василиса не разобрала, впрочем, не очень-то хотела.

— Здравствуй, Настя, накрой нам на стол.

Реакция девчонки удивила. Обычно она резко выпрямлялась и прятала руки, когда Василиса ловила ее на безделии и жестким тоном отдавала приказы. Но в этот раз Настя бросила взгляд полный ненависти.

— О-о-о, как прикажете, госпожа-а-а, — она поклонилась, но не почтенно, а дерзко… словно бы посылая Василису к черту. Но несмотря на странности, кушанья она из рукава все же достала. Однако после раскалывания деда, Василиса обязательно вернется к обсуждению поведения Настеньки.

— Ну хозяйка! — старик хлопнул в ладоши и с наслаждением потер одну руку об другую. — А водочка-то буит?

— Заткнулся бы, алкаш позорный, — Настя дала деду оплеуху.

— Ай-ой-ай! — он потер затылок и состроил грустную рожицу.

— Настя, как ты ведешь себя, — одернула ее Василиса, но Настеньке казалось абсолютно плевать на недовольство хозяйки.

— Ага, ща бы с ним ишо церемониться. Ну я пошла. Если захотите меня грязью облить иль скормить какому страшиле, ищите в покоях, — она снова нелепо поклонилась и ушла.

— И что же с ней случилось в дороге? — действительно искренне удивилась Василиса.

— Нежное девичье сердце очень просто разбить одним лишь неласковым словом, — сказал дед, заставив Василису приклеить к нему любопытный взгляд.

Все-таки он только притворяется дурачком. Намеренно сейчас сказал это, чтобы привлечь внимание и разоблачить себя? Ай интересен Дед Мороз. Впрочем, на стороне Василисы власть и сила, поэтому нечего опасаться старика.

— Вам, наверное, интересно, зачем Григорий и Настенька привезли вас сюда?

— Не-а, — дед засунул указательный палец в нос, достал зеленющую козявку и сунул ее прямо в рот. Василиса поморщилась. Быть может, старик блаженный. Такие порой случайно выдают мудрые мысли за свои, часто не понимая их смысл.

— Тогда приятного аппетита, — Василиса принялась накладывать себе в тарелку кушанье. Она делала вид, что дальнейшие разговоры ни к чему, надеялась тем привести деда в замешательство.

— От оно по-нашему! — дед первым делом разломал курицу на части.

— Она горячая.

— Ниче! Нормально! — распотрошив несчастную птицу, старик забрал себе всю ее заднюю часть. — Самое вкусное — самое жирное. У куры эт жопка!

Нет, он точно блаженный… Дед с наслаждением вгрызался в куриные кости и походил на дикого зверя.

— Надолго, думаете, у нас? — Василиса была не на шутку обескуражена.

— Так это же завтра мы, наверн, и выдвигаемся, — дед слизывал с пальцев мясной сок.

— Мы?

— Ну кого вы там пошлете? Гриша, поди, меня довезет. Настяха с нами, наверн, захочет. Ну ниче. С ней-то веселее.

— И куда поедете? — Василиса даже слегка отпрянула, разговор казался слишком уж странным.

— Знамо куда. К Кощею.

Василиса подскочила, не сумев сдержать эмоций. Сила забурлила в ней — аж волосы встали дыбом.

— К Кощею? И зачем?

— Внуча-то моя шатается где-то. Я ее подожду у Кощея. Нагрянет туды наверняка.

— Зачем же ей к Кощею?

— Как зачема? Меня вызволять, конечно.

— Добровольно сдадитесь Кощею? Так он вас и сожрать может. Вы святой, Дед Мороз. Полагаю сила у вас какая-то должна быть да не слабая.

— Я с нима договорюсь, — он подмигнул Василисе. — Вы, барышня, обо мне не думайте. Уж два старика найдут об чем поговорить.

И Дед Мороз продолжать есть как ни в чем не бывало. Мало того, что он как будто наперед знал все планы Василисы, так еще и собирался «договориться» с самым опасным злодеем Вечного Царствия. О чем же интересно? Василиса вновь присмотрелась: на вид самый обычный дед. Седые волосы и борода, познавшие тяжелый труд большие руки и долгие запои, опухшие щеки. Не было в нем глубины… Так почему же у Василисы внутри такое чувство, словно ее обобрали до нитки?

Глава 19. Настенька

Настя усердно намывала пол вонючей тряпкой. Хотя избушка была вполне чистой. Отсутствие главной по порядку не расслабило леших: не то чтобы они надраивали комнаты, но не испортили стараний Настеньки (и слава богу). Еще бы! Хана им иначе! Василиса не терпела грязи, хотя сама, конечно, ручки никогда не марала. В общем-то проходилась тряпкой Настенька по всему, что попадалось на глаза: пол, стены, косяки, печи, стулья, подоконники. Обычно уборка ее успокаивала. Надраишь хату, и мысли как-то посвежеют. Дышать приятнее! А от усталости и думать перестаешь о всяких неприятностях.

Но сегодня… Она терла-терла-терла, почти до дыр все дерево натерла. По три раза на дню перемывала… Да только в голову тряпку не засунешь. И тут, и там в мысли лез Гриша. И Настя понять не могла, то ли ей хотелось немедленно сейчас его увидеть, то ли чтобы он исчез из ее жизни навсегда. После той ночи, когда он чуть ей не овладел, Настя ни слова ему не сказала. Нет а что, спрашивается, говорить? Он предельно ясно дал понять, что такая ему не нужна. Ему нужна растакая Василиса. Пошел к черту!

Настенька с размаху бросила тряпку наугад и случайно зарядила в рожу какому-то лешему.

— Совсем долбанулась!

— Еще одно слово мне поганое скажи, я тя так отделаю, что ты жрать неделю не сможешь, — Настя почувствовала, как наливается яростью и превращается в чистую ненависть. Если бы грех мог иметь плоть, то сейчас принял бы форму Настеньки.

— Ну тя… тама у нас беда приключилась. Мужики, сказали тя позвать.

— Че такое?

— Ды…ну… Короче…

— Так и давай короче! Че телишься!

— Нам это… Василиса сказала лапы у избушки помыть, так мы и пошли. И че-то неправильно… Ну мы вродь мыли той водой, которой ты обычно всяко моешь.

— Вы совсем тупицы?! У избушки лапки нежные, а я водки капаю, шо бы заразу после вас отмыть! Горе мне!

Бросив все, Настенька помчалась наружу. Как же можно было додуматься причинить боль избушке. Она служит вернее и честнее всякого: от дождя укрывает всех, кто под крышей ее живет. Она не делит на нечестивых и святых. Несчастная стояла на дрожащих лапках, держась из последних сил. У избушки нет лица, и Настенька не смогла бы увидеть ее слез, но почувствовала их сердцем.

— Чтоб вы все сдохли. Да мучительно! — ругалась Настя, попутно второпях доставая из рукавов мед. — Потерпи, моя красавица. Крепись, милая.

Доски скрипели, точно рыдали. Такой ответ только сильнее разволновал Настю. Она зачерпнула мед рукой и аккуратно намазывала слой за слоем. Ноги у избушки были высушены, словно долго пролежали на солнце. Кожа огрубела — наждачка одним словом. Но, не взирая на боль своих ладоней, Настенька продолжала накладывать мед слой за слоем и успокаивала избушку:

— Ничего-ничего. Мед тебе поможет. Он тебя так напитает, слышишь. Ножечки у тебя еще и помолодеют. Вообще красивушная станешь. Хотя куда больше то, да?

Избушка нервно постукивала когтями. Терпела. Любое касание к обожженным лапам причиняло боль. Но она стойкая. Со всем всегда справляется. Многие и не думали о том, что только благодаря избушке жили припеваюче. Принимали заботу как должное. Укрывает от дождя и недругов — правильно, иначе зачем ей башка, ой то есть крыша. Цепляется в землю при сильном ветре — могла бы и покрепче стоять, а то шатает. Присаживается на землю во время жары — нужно опахала вообще отрастить, чтобы домочадцев обмахивать.