Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Не надо, — оборвал его я. — Я отвезу ей. А ещё мне нужен доступ к вашему личному архиву. Полагаю, он у вас имеется?

Желание солгать ясно отразилось на его лице, но, несмотря на всю свою надменность, глупцом он не был, и желание держалось недолго.

— Имеется. — От этого поражения его плечи чуть опустились. — Хотя в последнее время у меня было мало свободного времени для личных увлечений.

— Исидорский кодекс. Он ведь в числе ваших увлечений?

Покорность на его лице сменилась настороженностью, и он сложил руки вместе — как я предположил, чтобы скрыть нервное подёргивание.

— Да, я… уже некоторое время пытаюсь его перевести.

— Перевести? — нахмурился я. — Вы имели в виду расшифровать.

В изгибе его рта мелькнуло прежнее превосходство, но он достаточно мудро подавил это чувство.

— Да, оригинал был зашифрован. Но после расшифровки выяснилось, что написан он на урмейском — на языке первых мучеников. Это письмо общеизвестно трудно переводить на альбермайнский. Боюсь, я недалеко продвинулся…

— Покажите мне.

Я надеялся, что Гилберт соврал, но с одного взгляда на тексты, которые он положил передо мной в маленькой библиотеке святилища стало ясно, что это не так. Оригинальная книга из библиотеки Ковенанта — тоже копия более древнего тома — представляла собой грубый коричневый пергамент, густо исписанный каракулями. Расшифрованный текст Гилберта состоял из стопки отдельных страниц, исписанные его нетвёрдой рукой. Он был учёным, но не писарем.

— Это всё? — спросил я, перебирая несколько десятков листов, составлявших его перевод урмейского текста.

— Как я и говорил, время нынче летит быстро.

Краткое изучение переведённых страниц выявило в основном бессвязный и загадочный монолог, изобилующий намёками на незнакомые мне имена, и на верования до Ковенанта, мало что для меня значившие. Один отрывок привлёк моё внимание из-за многочисленных исправлений, которыми был замаран текст. Одно слово было подчёркнуто несколько раз, пергамент вокруг него заполняли другие слова, и все они были перечёркнуты.

— Видимо, это слово представляло собой особую трудность, — сказал я, указывая на мешанину каракулей.

— Да, — раздражённо поморщился Гилберт. — Метревеус. В урмейском у него несколько значений. Все отрицательные по смыслу, но точную параллель подобрать сложно.

— Что ближе всего?

Он в раздумье поджал губы, а потом ответил:

— «Тиран», наверное. Но ещё это можно перевести как «великий» и «гонитель».

— Гонитель кого?

— Позвольте? — Гилберт протянул руку, и я передал ему страницы. — Вот, — сказал он, указывая на другой отрывок через несколько страниц. — В оригинале это плотный стих, и потому перевод может быть неточным. Дословный перевод звучит как: «И Метревеус очистит земли за горами с такой яростью, что ни одна жизнь не уцелеет. Будет снова бичевать их. Знайте же, что только пепел и руины станут наследием Метревеуса».

«Земли за горами... снова бичевать». Это Арнабус хотел, чтобы я увидел? Он представлял, что Эвадина и есть этот Метревеус? Если да, то мне не нужны были новые подсказки, чтобы вычислить, что это за земли за горами.

— А она оказалась права во всём? — спросил я Гилберта. — Мученица Исидора. — Сбылось ли какое-нибудь из её пророчеств?

— Предположительно, она была самой точной пророчицей в известной истории. Однако события, которые она, как говорят, предвидела, происходили в античности, в тёмных веках между возвышением первых мучеников и расцветом Ковенанта. Современные отчёты тех дней скудны, но некоторые из них согласуются с её записанными заявлениями, особенно те, что касаются чумы или стихийных бедствий.

— Арнабус. — Я пристально посмотрел на лицо Гильберта. — Приходил ли Великий Еретик сюда посмотреть на этот труд?

Гилберт напрягся, его снова охватила настороженность. Я видел, как он хотел было солгать, но потом осмотрительно передумал.

— Да, — сказал он, стеснённо закашлявшись. — Приходил. Любопытно, что он читал расшифрованный текст, не прибегая к переводу, и не демонстрируя никаких трудностей в прочтении. В то время я подумал, что он притворяется. Даже тогда я мог отличить двуличную душу с первого взгляда.

Я снова сосредоточился на документах, размышляя, не забрать ли их с собой. Я предполагал, что старший библиотекарь Корлина возьмётся за выполнение перевода с искренним жаром, но сомневался, что в таком юном возрасте человек обладает необходимыми знаниями.

— Помазанная Леди желает, чтобы вы продолжали работу над этим документом, — сказал я, возвращая страницы Гилберту. — Теперь это будет ваша главная задача. По завершении поручите более аккуратному писцу его скопировать и отправьте мне в Атильтор. Кроме того… — Я многозначительно осмотрел помещение. Как и везде внутри здания, здесь было полно клубов пыли и стоял затхлый запах. — Это святилище стало позором. Пусть его подметут и вычистят как можно скорее.

— Все искатели, выполнявшие эти работы, ушли, — запротестовал Гилберт. — А те, что остались, нужны для работ на полях.

— Тогда займитесь этим сами. Метла — не сложное устройство, брат. А теперь, прежде чем я уеду, мне нужен от вас ещё один документ.

К моему большому облегчению мастера Арнильда не было среди тех, кто решил сбежать из священного города. Его, и ещё полудюжину его коллег я нашёл за работой в скриптории. Их согбенные спины и шишковатые пальцы привели меня к немилосердному, быть может, заключению, что их решение остаться связано, скорее, с немощью, чем с преданностью.

— Свиток мученика Айландера, — проговорил Арнильд, отступив назад, чтобы я посмотрел на его последнюю работу. Мускулистый Айландер, первый король-ковенантер Альбермайна, возвышался с топором в руках над потоком еретиков, а его корона сияла, как солнце, благодаря золоту, которое Арнильд на ней вытеснил.

— Как обычно, изысканная работа, мастер, — сказал я ему, с признательным поклоном. — Она настолько прекрасна, что я с большой грустью попрошу вас отложить её. — Я передал ему переплетённый пергамент, который получил от Гильберта.

— «Завещание восходящей Сильды Дойселль», — прочитал он, разворачивая свёрток.

— «Свиток мученицы Сильды», — мягко поправил я. — Текст неполный, но я внёс необходимые дополнения и поправки.

Арнильд изогнул морщинистую бровь, читая первые отрывки.

— Кое-что из этого знакомо по проповедям восходящего — то есть просящего Гилберта.

— Неудивительно. Мне нужны копии, мастер Арнильд. Одну со всеми вашими украшениями, а остальные должны быть изготовлены так быстро, как только смогут ваши коллеги-писари.

— Сколько?

— Сколько есть пергамента и чернил. И я оставлю денег, чтобы вы купили ещё. Как только копии будут сделаны, их нужно отправить в святилища вместе с письмом от Помазанной Леди. — Я передал ему другой документ, который написал тем утром и подписал именем Эвадины. Получателю предписывалось сделать свиток мученицы Сильды основным источником вдохновения для будущих проповедей до дальнейшего уведомления. Это было не первое послание, которое я сам подписал приличной копией подписи Эвадины, и она только порадовалась, поскольку находила утомительной работу с корреспонденцией.

— Продолжайте делать копии, пока каждое святилище в Альбермайне не получит «Свиток мученицы Сильды», — сказал я. — А ещё этот скрипторий теперь под вашим единоличным руководством. Просящий Гилберт будет занят другими вопросами.

— Красивая, да? — спросила Эйн, подняв брошь на свет полуденного солнца, высунувшегося из-за гряды зловещих туч. Мы ехали во главе группы по Королевскому тракту в Атильтор. Брошь представляла собой композицию из дубовых листьев, и, на мой разбойничий взгляд, была сделана из настоящего золота. Посреди листьев ярко сиял либо настоящий рубин, либо одна из лучших подделок, которые я когда-либо видел.

— Красивая, — согласился я. — Где ты её взяла?