И никого не стало. Зачем миру дети? - Морланд Пол

Все мы знаем о китайской политике одного ребенка [16], но сейчас становится ясно, что, даже когда коммунистическая партия разрешает людям иметь больше детей, сами жители страны этого не хотят. То же самое можно сказать об этнических китайцах тех мест, где никогда не было коммунистического режима (например, на Тайване и в Малайзии), а также о других народах Восточной Азии, от Кореи до Таиланда. Во второй половине XX века размеры их семей резко сократились – даже без принуждения, практиковавшегося в Китайской Народной Республике.

Столетие с небольшим назад люди европейского происхождения (в то время самая быстрорастущая и политически доминирующая группа населения) осознавали демографический вес Азии и нервно обсуждали «желтую опасность». Позднее жители развитых стран боялись потерять работу из-за Китая с его огромным количеством дешевой рабочей силы. Но европейцы и североамериканцы привыкли к тому, что сотни миллионов китайских рабочих удовлетворяют все их потребности в производстве, и, возможно, вскоре они начнут ностальгировать по изобилию и дешевизне их труда. Впервые в истории Китай перестал быть самой населенной страной мира. Теперь это звание перешло к Индии, однако и к югу от Гималаев тоже не все благополучно. Для многих станет сюрпризом тот факт, что средняя женщина в Калькутте имеет всего одного ребенка. Коэффициент фертильности в Западной Бенгалии в целом ниже, чем в Великобритании. Эта тенденция распространяется по всей Индии. По сути, единственная разница между двумя демографическими гигантами, Китаем и Индией, – это время: Индия с отставанием всего на несколько десятилетий тоже движется в сторону дефицита населения. Сейчас страна вступает в первую стадию сокращения численности населения (рождаемость ниже уровня воспроизводства), в то время как Китай уже входит в третью (абсолютное сокращение численности). Обе страны слишком бедны, чтобы привлечь массовую иммиграцию, и в любом случае слишком велики, чтобы иммиграция могла обеспечить существенные изменения.

Сначала старение, затем исчезновение

Во многих странах мира будущее рисуется мрачным в демографическом аспекте. Лучше всего это иллюстрируют данные о старении населения. В Европе особенно ярким примером является Италия. В 1950 году в стране на одного человека в возрасте старше 80 лет приходилось около 17 детей до 10 лет. Сегодня эти две группы сопоставимы по величине. Причем это происходит не только в относительно богатых развитых государствах вроде Италии. Это касается и тех стран, которые находятся на пути к процветанию и уже добились больших успехов, но которым еще предстоит пройти долгий путь. Если Италия служит типичным представителем для Европы, то Таиланд – для развивающейся Азии. В 1950 году в Таиланде на одного человека старше 80 лет приходилось более 70 детей младше 10 лет. Сегодня это соотношение упало до одного к 3–4. Еще поколение – и людей старше восьмидесяти окажется больше, чем людей младше десяти [17].

Старение населения дает определенные преимущества: снижается общий уровень преступности и уменьшается вероятность вступления в войну. Однако это также означает сокращение рабочей силы и снижение налоговой базы, а также повышение требований к государству в сфере пенсий и здравоохранения. Расходы системы здравоохранения на людей старше 80 лет в 6–7 раз выше, чем на людей в расцвете сил.

Когда в Великобритании появилась Национальная служба здравоохранения (NHS), в стране насчитывалось 200–300 тыс. таких пожилых людей. Сегодня их более 1,5 млн, а к концу века их количество приблизится к 6 млн [18]. Неудивительно, что постоянно растущие расходы на здравоохранение не приносят ощутимых улучшений.

Именно поэтому в таких странах, как Япония и Италия, где население является старым, отношение государственного долга к ВВП самое высокое [19] среди развитых стран [20]. Последствия социального, экономического и налогового напряжения очевидны. Весьма заметна вялость роста японской экономики после того, как ее трудовые ресурсы достигли своего пика три с лишним десятилетия назад – причем речь не только об относительном спаде экономики в целом, но и в пересчете на душу населения. По мере старения страны ее население становится относительно беднее. В 1990 году ВВП на душу населения в Японии был всего на 18 % ниже, чем в Соединенных Штатах, а сегодня он меньше почти на 40 % [21].

Это не просто социальные сдвиги. Это масштабные общественные преобразования. Такой процесс влияет на все – от преступлений и наказаний до войны и мира, экономических бумов и спадов. Учитывая общий переход к низкой рождаемости, который, похоже, происходит почти повсеместно, мы, возможно, увидим быстрое сокращение численности населения до четверти от нынешних 8 млрд, а то и ниже. Когда мы после этого оглянемся назад, то период, когда численность человечества превышала 2 млрд человек, возможно, покажется относительно коротким с точки зрения истории – своеобразным выбросом [22].

По самым оптимистичным оценкам, к концу текущего столетия Япония потеряет более 40 % своего населения. Возможно, то же произойдет с Китаем. После этого убыль может замедлиться, но не исключено, что она будет продолжаться до тех пор, пока не останутся все более сокращающиеся, изолированные сообщества, неспособные поддерживать сильные государства и все хуже функционирующие. В Южной Корее при нынешнем уровне рождаемости каждая когорта составляет около 40 % от размера предыдущей. Продлите этот процесс всего на три поколения вперед, и вы недосчитаетесь 90 % населения. Именно это произойдет, хотя и немного медленнее, в таких разных странах, как Малайзия и Македония, если уровень рождаемости сохранится на нынешнем уровне еще в нескольких поколениях.

Если некоторые страны (такие как Китай) стабилизируют нынешний уровень рождаемости и не позволят ему снижаться дальше, то процесс сокращения численности населения станет более мягким. Для того чтобы не случилось вечного падения, необходимо, чтобы коэффициент фертильности значительно вырос и снова превысил уровень воспроизводства населения – но прецедентов для такого развития событий практически не было. Наблюдаемое сегодня сокращение численности населения еще никогда не происходило в истории человечества. Настало время беспокоиться об этом. Настало время говорить об этом.

Но должно ли население расти вечно?

Можно заявить, что мир являлся замечательным местом и с одним миллиардом (около 1800 года), и с двумя миллиардами (в 1920-х годах), и с четырьмя миллиардами человек (в 1970-х годах). Какая разница, вернемся ли мы к подобным показателям? Какова идеальная численность населения? Следует ли продолжать наращивать ее вечно?

Разумеется, мир в 1800, 1920 и даже в 1970 году был гораздо беднее, чем сейчас. Гораздо более значительная часть населения жила в нищете и голоде. Это может показаться парадоксальным: в конце концов, при меньшем числе людей на каждого человека приходится больше пространства и больше ресурсов. Но, как отметил американский экономист XIX века Генри Джордж, и ястребы, и люди любят цыплят, но чем больше ястребов, тем цыплят меньше, а чем больше людей, тем цыплят больше. Человеческая изобретательность – ключ к дополнительным ресурсам, будь то более грамотные способы производства пищи или более эффективные формы улавливания солнечного света и ветра для получения дешевой энергии. Мир с большим количеством людей, а особенно с большим количеством образованных людей, к которому мы и стремимся, – это более богатый мир. Если бы для процветания человечества требовалось только много пространства и потенциальных ресурсов на душу населения, то наши предки были бы материально богаче нас, а не существенно беднее. Сингапур, плотность населения которого в сотни раз больше, чем в Буркина-Фасо, был бы намного беднее, а не богаче этой африканской страны. Аналогично и Бангладеш, население которого с момента обретения независимости более 50 лет назад увеличилось в два с лишним раза, стал бы намного беднее, а не богаче.