Поскольку за последние несколько десятилетий коэффициент рождаемости снизился и на горизонте не намечается общего подъема (скорее наоборот), а новорожденные смогут работать только через два десятка лет, ситуация может разве что ухудшаться. Дефицит рабочей силы проявляется во всех сферах: рестораны и пабы сокращают время работы из-за нехватки персонала, детей учат неквалифицированные учителя из-за недостатка педагогов, строительные проекты забрасывают или даже не начинают из-за отсутствия рабочей силы. В ближайшие десятилетия данная ситуация сохранится и даже усугубится, потому что основная причина – слишком мало людей – заложена в самой системе. И в той степени, в которой можно судить о родительских намерениях поколения Z [41], дальше будет еще хуже.
Впрочем, у нехватки рабочей силы есть свои плюсы. Те из нас, кто помнит годы массовой безработицы 1980-х годов, не хотели бы их возвращения. К тому же нехватка работников создает давление в сторону повышения заработной платы. Было бы неплохо, если бы рабочим во многих странах индустриального мира доставалась увеличенная доля пирога, тогда как сейчас основную часть дополнительного продукта съедают топ-менеджмент и акционеры. Но в условиях инфляции нет никакой гарантии, что реальная заработная плата будет повышаться (то есть что она растет быстрее инфляции). Компаниям зачастую проще повысить цены, чем зарплату работникам. Кроме того, дефицит рабочих рук означает, что многие важные задачи просто не будут выполняться, а это отразится на всех. В условиях сложного рынка труда обеспеченные слои населения по-прежнему смогут оплачивать необходимые им услуги, а вот люди, имеющие более низкий уровень достатка, обнаружат, что не могут позволить себе сантехника или сиделку в старости.
В странах с низкой рождаемостью (таких как Япония) проявления нехватки рабочей силы можно наблюдать уже сейчас. Согласно оценкам, каждую неделю в Японии в одиночестве умирают 4 тыс. пожилых людей, и в государстве возникла целая индустрия, связанная с необходимостью дезинфицировать квартиры, в которых тела обнаруживали значительно позднее момента смерти. Этот печальный финал неизбежно наступает в конце долгих лет одиночества и борьбы. «То, как мы умираем, – зеркало того, как мы живем», – сетует председатель совета жильцов одного крупного жилого комплекса под Токио [42].
Что касается экономического роста, то действительно верно, что во многих странах с низким уровнем доходов снижение численности населения в какой-то степени компенсируется повышением квалификации населения и ростом производительности труда. Но напрасно думать, что это возможно в таких странах, как Германия, Италия и Япония, где огромная доля населения и так имеет высшее образование. Даже в Китае уже сочтены дни, когда экономический рост можно стимулировать за счет повышения квалификации населения: почти 60 % нынешней когорты в Китае и так посещают университет или аналогичное учебное заведение [43]. Для развитых стран ключевым фактором, определяющим экономический рост, похоже, является численность населения трудоспособного возраста [44]. А поскольку регионов, где она падает, становится все больше, ухудшаются и перспективы экономического роста.
Можем ли мы как-нибудь перебиться?
Тех, кто беспокоится о нехватке детей, можно обвинить в разжигании «моральной паники». Да, коэффициент рождаемости мал, а число стран, где он снижается, становится все больше, но так ли это плохо? Общества вроде еще функционируют.
Свет пока не погас. Может, мы суетимся из-за пустяков? Нам рассказывают, что еще вчера специалисты нервничали из-за того, что у нас слишком много людей. Теперь они нервничают из-за того, что их слишком мало.
Британская организация под названием Population Watch [45], осуждая одного политика за то, что он обеспокоился низким уровнем рождаемости, говорит об «определенной доле истерии вокруг этих вопросов». Она настаивает на том, что «нам нужно искать позитивные, творческие пути решения проблемы старения населения» [46]. Недавно на заседании аналитического центра я слушал одного из чиновников Евросоюза, и у меня сложилось впечатление, что цель любой демографической стратегии ЕС – управлять сокращением численности населения, а не обращать эту тенденцию вспять.
Высказывается также аргумент, что можно рассмотреть проблему низких показателей рождаемости в историческом контексте и убедиться, что они на самом деле не так уж плохи. В 1920-х и 1930-х годах коэффициент фертильности снизился по всей Европе, упав, например, в Германии и Соединенном Королевстве с 3 до 2. Экономист Джон Мейнард Кейнс выражал глубокую обеспокоенность таким снижением рождаемости и переживал, что падение численности населения окажется «серьезной катастрофой» [47]. Но к всеобщему удивлению, после Второй мировой войны коэффициент подпрыгнул как раз в тех регионах, где в 1930-е годы он был наиболее низким, и в большинстве из них в течение нескольких десятилетий рождаемость сохранялась на достаточно высоком уровне. Возможно, это снова произойдет – без переполоха, озабоченности, обсуждения или политики.
Во-первых, нынешнюю ситуацию отличает глубина падения коэффициента фертильности [48]. В межвоенный период даже в самых развитых и урбанизированных странах он не опускался ниже двух детей на женщину, а это гораздо выше наблюдаемого сегодня во многих странах уровня рождаемости менее 1,5, а то и ниже 1.
Во-вторых, депрессивные показатели рождаемости в наши дни распространены гораздо шире, чем тогда. В мире существовало лишь немного стран, которые пережили быстрый рост и первые демографические переходы, – США, Великобритания и Германия; в целом же на планете уровень рождаемости оставался очень высоким. В менее развитых странах Европы и в большинстве неевропейских стран женщины по-прежнему рожали много детей. Однако сегодня доля государств с уровнем рождаемости ниже 1,5 постоянно растет, включая такие разные и далекие друг от друга страны, как Сент-Люсия, Испания и Сингапур. (Возможности аллитерации при выборе территорий с низким уровнем рождаемости безграничны; с таким же успехом можно было бы выбрать Пуэрто-Рико, Португалию и Польшу, или Ямайку, Джерси и Японию [49].)
В-третьих, нынешний демографический спад длится намного дольше по сравнению с относительно коротким межвоенным периодом. Действительно низкие показатели рождаемости в начале и середине 1930-х годов, вероятно, в значительной степени отражали сложные экономические условия того времени, когда индустриальный мир переживал величайший экономический кризис. Удивительно, но в Великобритании к 1943 году уровень рождаемости вновь превысил 2 [50]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
