Письмо на берегу - Каретникова Екатерина

Это оказалось непривычно и почти больно. Нужно было что-то сделать, а не валяться на казённом бельё и то ли думать, то ли бредить. Она же не в психушке лежала и не в неврологии, чтобы нервы вели себя вот так. Это там, наверное, уместно, а в обычном терапевтическом отделении трястись от непонятных страхов – ни к чему и не с чего.

Алина попыталась считать баранов, но те не считались. Зато вместо баранов она начала думать о людях, и ладно бы обо всех подряд – нет, только о самых-самых. Тех, из-за которых оказалась в больнице. От этого сон если и приближался, то теперь улетел совсем далеко, и Алина вспомнила о последнем средстве – старой-старой игре. Сначала они играли в неё с мамой (тогда мама была ещё прежней и играла с Алиной), а потом Алина одна, про себя, когда не могла успокоиться или заснуть.

Всё было очень просто – лежишь с закрытыми глазами и вспоминаешь названия фильмов на каждую букву алфавита. Самые редкие, вроде Ы, конечно, пропускались, а остальные – ни-ни, даже если ни одно название не шло на ум.

Алина закрыла глаза и осторожно поправила одеяло. Одеяло и то от усталости и бессонницы превратилось в источник тревоги. Алине казалось, что оно обязательно свалится на пол, и тогда придётся шуршать в темноте, подбирая его, а от шуршания могут проснуться соседки. Плохо же, если так.

Одеяло не свалилось. Соседка слева закашлялась, но легко, и опять наступила тишина, только щёлкало в темноте что-то непонятное, как будто отсчитывал время невидимый метроном. Время, оставшееся до. До рассвета, например, или до первого визита лечащего врача. Алина почему-то очень боялась его. В смысле и врача, и визита. Ей не сказали даже его фамилию. Когда в приёмном покое заявили со всей уверенностью, что в больницу её положат и зря доктор из неотложки сомневался, Алину пронзил такой внезапный и такой острый страх, что она забыла даже заплакать, а не то что спросить фамилию лечащего врача.

Товарищи дорогие! Она за свои шестнадцать лет ни разу не лежала в больнице. И в санатории не была, и даже в загородном лагере, как лучшая подруга Аннушка. Только на той несчастной Аннушкиной даче, на которой начались все неприятности. Если сломанную жизнь кто-нибудь отважился бы назвать неприятностью.

Глава 2

И позвони!

А всё началось так красиво и так легко, что Алина почти поверила – это судьба. Ну должна же судьба быть справедливой. Если дома у Алины плохо, то может быть хоть в школе хорошо? Или не совсем в школе, а вот так – в личной жизни?

Сначала ни о какой личной жизни Алина не думала. У неё хватало других мыслей и дел. Не слишком весёлых, прямо скажем. Нужно было ходить с мамой в магазин. И помогать на кухне. И убирать квартиру. Алина и раньше, конечно, помогала, но раньше её помощь была не обязательной, мама справилась бы и без неё. А теперь Алина всерьёз сомневалась, что мама справится.

Однажды Алине было совсем тоскливо. Она проснулась в воскресенье утром и вдруг подумала, что так просто нечестно. Девчонки-одноклассницы сейчас ещё спят, а когда проснутся, начнут завтракать чем-нибудь вкусным. Блинчиками, например. Или омлетом. Или творожной запеканкой с изюмом и орехами. А верх у запеканки будет золотистый, и по всей квартире запахнет ванилином и корицей. А может быть, даже немножко кардамоном. Алина не очень любила кардамон, но его запах напоминал о праздниках и домашней выпечке. А если в доме пекут что-то вкусное, значит, там всё хорошо. Никто не болеет, ну, если только лёгкой простудой. Никто не сидит в комнате с отсутствующим видом и не пытается вязать носок.

Мама сидела и пыталась. Сначала петли соскальзывали со спиц, раз, другой, третий. Мама осторожно и неуклюже надевала их обратно, а они опять соскальзывали. Алина бы плюнула и выбросила в мусорное ведро и спицы, и нитки. Но мама не выбрасывала. Она очень старалась, и в конце концов у неё получилось. Петли набрались, носок начал расти.

С тех пор мама чаще всего вязала. А вот завтрак приходилось готовить Алине.

В то утро Алина думала, что сейчас она сварит пельмени и уйдёт куда-нибудь до вечера. Например, в гости. Ну и что, что никто не звал? К лучшей подруге можно и так, без приглашения. А можно пойти в ближайший торговый центр у метро и там побродить по магазинам. А потом зайти в кафе. И ещё, например, в парикмахерскую и на маникюр. Деньги у Алины давно лежали в старом кошельке. Не слишком много, но ей бы хватило. Это были подаренные отцом и бабушкой на день рождения деньги, их Алина имела полное право потратить как угодно.

Пельмени расползлись – мясо отдельно, тесто отдельно, – и есть их могли только очень выносливые люди. Такие, как мама с папой. Они и ели. И честно не замечали, что Алина переварила пельмени минимум на полчаса. А Алина это есть не могла. Она даже пробовать не стала. Выпила какао с молоком, съела хлебец с сыром и отпросилась до вечера.

– Я гулять. А потом подстричься. А потом к Аннушке в гости. Да, телефон заряжен. Да, я всегда на связи. Да, в восемь точно буду дома.

Алину отпустили. Родителям было жалко её, наверное. А может, и себя тоже.

В торговом центре Алина сразу почувствовала себя неуютно. Было слишком рано, магазины только открылись, и заходить в них не хотелось. Сомнительное удовольствие – бродить одной среди вешалок с одеждой и витрин с бижутерией под недовольными взглядами невыспавшихся продавщиц.

Алина прошла мимо нескольких секций с платьями, пальто и обувью и почти ткнулась лбом в прозрачную стену с высокими стеллажами с той стороны. К счастью, всё-таки не ткнулась, а вовремя остановилась и сообразила, что пришла к книжному магазину. Большому, с несколькими залами, игровой комнатой и диванчиками, чтоб можно было посмотреть книги или просто отдохнуть. Алина когда-то заходила сюда и вспомнила, что магазин работает двадцать четыре часа в сутки и что там присутствие утреннего посетителя никого не смутит. Продавцам будет всё равно.

Алина зашла в отдел с художественной литературой и начала рассматривать стеллаж за стеллажом. Ей больше всего нравились книжки про любовь. Нет, не дурацкие истории, в которых бедная, но прекрасная девица, продав дом за долги родителей, приезжала в незнакомую местность и там встречала мрачного незнакомца, который через пару страниц спасал её собачку от неминуемой гибели, а ещё через пару страниц от такой же гибели и её саму. Ну и потом ещё девица могла вылечить его от тяжёлой болезни. И выйти замуж. Выйти замуж – непременно! А Алине про замуж было неинтересно. Ей нравилось читать про девчонок – таких, как она.

Книжки про обычных девчонок тоже, к счастью, попадались не очень редко. И Алина встала около стеллажа, чтобы посмотреть повнимательней. А потом выбрать и прочитать по несколько страниц из каждой. Этого Алине обычно хватало, чтобы решить – интересна ей книжка или нет.

Она вытащила одну в обложке с белым корешком и села на специальный диванчик. На обложке Алина увидела картинку: темноволосого мальчика на катере и рыжую девчонку на берегу. У мальчика были синие глаза, и он так улыбался, что у Алины замерло что-то внутри. А потом отмерло, и она вдруг подумала, что он на кого-то похож.

Алина ещё немножко посмотрела на обложку, и её осенило. Мальчик не то чтобы как две капли воды, но всё же достаточно сильно напоминал Матвея из параллельного класса. Алина знала его не очень хорошо, вернее, почти совсем не знала. Он перевёлся к ним в школу недавно из какой-то гимназии, но сразу нашёл себе компанию и всегда ходил в окружении и мальчишек, и девчонок. Девчонки, кстати, ловили каждое его слово. Ни стыда ни совести!

Алина подумала, что если бы встретилась с этим Матвеем один на один, то, может быть, он бы ей и понравился. Потому что симпатичный. Да что там, красивый. И высокий. И не толстый совсем. А запястья узкие, как у девчонки, и пальцы длинные и тонкие. И ещё глаза – может, и не совсем синие, как в книжке, но всё равно на такие посмотришь и сразу точно не забудешь. Не зря же за этим Матвеем бегает столько одноклассниц. Но шансов на такую встречу практически нет. Да и не надо. Алина прекрасно обойдётся без всех мальчишек вместе взятых. И без каждого в отдельности тоже.