Островский. Вызов принят! (СИ) - Котович Виктор

Улыбаюсь собственным мыслям и продолжаю, пока вдохновение не ушло:

— Так что чем больше людей затронет твой голос, тем слабее станут те, кто желает причинить вред одной славно поющей девушке и всему миру вокруг.

Елизавета отнимает мокрое полотенце от лица, недоверчиво глядя на меня.

— Знаете, Кирилл, я в первый раз смогла проговорить то, что меня мучило почти всю жизнь. Действительно, силы порой покидают, но теперь понятно…

Она встаёт со стула и подступает вплотную, не отводя взгляд. Её голос становится ниже и проникновеннее:

— Даже проза жизни порой может стать музыкой для уставшей певицы.

Долгий поцелуй, последовавший за этим признанием, не даёт мне ничего ответить. А после слова просто становятся не нужны.

Глава 15

— Лариса Ивановна, вы же понимаете, как важен для нас этот поход!

Чернявый мужчина с гладко зачёсанными назад волосами и аккуратными усиками вскакивает из-за стола и начинает мерять шагами комнату. Останавливается, в сердцах топает:

— Так скажите мне: какого чёрта вы до сих пор не приступили к выполнению ключевого пункта нашего плана?!

И, не дожидаясь ответа, возобновляет движение.

— Всё просто, Герман Игоревич, — миниатюрная блондинка в кирпично-красном водительском комбинезоне закидывает ногу на ногу, глядя на мельтешащего перед ней заказчика, словно на раздражающее насекомое. — Я категорически не желаю, чтобы такое важное дело оказалось запорото из-за сиюминутной импульсивности.

Мужчина открывает рот, чтобы что-то возразить, но блондинка продолжает непререкаемым тоном:

— Именно поэтому разработка операций лежит на вас, а их претворение в жизнь наилучшим образом — на тех, кто идеально для такой работы подходит. Так что перестаньте носиться туда-сюда: голова закружится.

Герман Игоревич в ярости разворачивается к женщине — и видит лишь пустое кресло, где недавно сидела своенравная особа. Сжимает кулаки до хруста — и в этот момент тонкий палец касается его щеки, двигаясь к горлу.

— Вы поступили максимально благоразумно, обратившись ко мне для выполнения деликатных поручений, — почти мурлычет ему на ухо блондинка. — Так не дайте своему благоразумию разрушить всё в шаге от цели.

Хозяин кабинета резко оборачивается — но рядом никого нет.

— Я узнала всё, что необходимо для следующей фазы, — снова раздаётся голос Ларисы Ивановны со стороны кресла. — Завтра приготовления завершатся. Мы завладеем всей нужной информацией. После чего операция «Путеводный свет» придёт к своему логическому завершению.

Герман Игоревич выдыхает.

Перед глазами и вправду всё немного плывёт. Максимально непринуждённо, стараясь не показать слабости, он опирается нижней частью спины о столешницу.

Нужно владеть ситуацией, иначе ни о каком подчинении не может быть и речи.

— Что ж, будь по вашему, — тяжко роняет он каждое слово. — Но если всё пойдёт не по плану — вытаскивать вас никто не будет. Таково наказание для бездарей что пытаются меня провести.

— И в мыслях не было, — женщина расстёгивает ворот комбинезона, отчего молния сама разъезжается при первом же вдохе.

Глаза мужчины жадно шарят по небольшому участку обнажённой молочно-белой кожи.

Но собеседница продолжает, словно не замечая его интереса:

— Вы сами прекрасно знаете, что для меня результат важен ещё больше. Увы, в моём деле никто не работает с неудачниками. Потому что, — влажный язык скользит по нижней губе, скрываясь за жемчужно-белыми зубками, — мертвецы не могут заключить договор с живыми.

Герман Игоревич с трудом воспринимает смысл сказанного.

Его мозг помимо воли дорисовывает расстёгивающуюся молнию, падающую на пол одежду, беспорядок на рабочем столе, громкие вздохи, переходящие в протяжные стоны…

Он может сделать всё, что хочет с ней в любую секунду. Он распоряжается ею полностью.

Он здесь главный.

— Я жду от вас результат не позже, чем через три дня, — брови мужчины грозно съезжаются на переносице. — Не получится — буду искать другого специалиста.

— Не стоит беспокоиться, — женщина плавно поднимается с кресла и направляется на выход.

Уже у самой двери оборачивается и бросает на хозяина кабинета красноречивый взгляд:

— Всё получится именно так, как вы себе и представляли.

***

Елизавета упорхнула, пока я спал.

Постель ещё хранит едва заметный запах духов и остатки тепла женского тела. Но они постепенно исчезают. Остаётся только воспоминание: легче птичьего пёрышка, слаще трели весенней…

Процесс стихосложения прерывает настойчивое пищание из кармана моей куртки. Номер моего мобилета сейчас знает один-единственный человек, так что гадать, кто это, долго не приходится.

— Надеюсь, ты отлично выспался? — голос Скороходова бодр и задорен, несмотря на поздний, скорее всего, отход ко сну. — Я заказал нам экипаж до академии, он прибудет через час. Так что самое время как следует подкрепиться.

— И тебе доброе утро, — зеваю я, едва не выворачивая челюсть. — Далеко идти придётся?

— Тебе нет, а мне на этаж выше подняться, — судя по голосу, напарник шкодливо усмехается. — Я в твою комнату пельмени из вчерашнего ресторана заказал.

Пять минут спустя сияющий, словно медный чайник, Глеб с тёмными кругами под глазами от второй за три дня бессонной ночи, появляется на пороге моего номера.

И тут же радует новостью о том, что ректор звонил ему лично и ждёт нашего прибытия в первой половине дня.

— Я клятвенно заверил его, что мы прибудем, как только закончим с прочими делами, — с невероятно честным выражением лица рапортует напарник.

— И какие у нас дела? Компенсировать отсутствие сна обильным завтраком? — иронично вскидываю брови

— В точку. И мне докладывают, что он уже прибыл в холл. Не будешь ли ты так любезен спуститься за ним? — невинно предлагает мой товарищ.

А после объясняет, уловив моё недоумение:

— А то боюсь, что вчерашние дамы меня ещё на день здесь задержать попытаются.

— Так понравился? — усмехаюсь, вспоминая как они липли к Глебу вчера.

— Ага. Кошелёк мой. Я за их столик вчера, между прочим, заплатил. А сегодня, — Скороходов корчит страшное лицо, — они собирались посетить «пару дамских магазинов в сопровождении такого галантного кавалера».

От вида и тона оскорблённого в лучших чувствах приятеля меня разбирает смех. Глеб тоже фыркает:

— Посему вышеупомянутый кавалер подпоясался и официально съехал из гостиницы, инкогнито переселившись в твой номер. Давай скорее вниз, еда стынет.

Выйдя в коридор, замечаю горничную, запирающую бывшую комнату Елизаветы. Значит, девушка уже отбыла. Надеюсь, теперь у неё достанет сил, чтобы перепеть любые невзгоды.

Улыбаюсь краешком губ, вспоминая её нежное дыхание на своей щеке.

И отправляюсь на первый этаж, где получаю приличных размеров деревянный короб, который приходится тащить наверх. Но запах изнутри доносится такой, что отбивает всякое желание возмущаться.

Минут через сорок, наевшись до отвала, мы оставляем короб портье у стойки и возвращаем ключи от номера на третьем этаже. Вскоре прибывает наш экипаж, что должен доставить к порталу на нулевой уровень.

Глеб с облегчением ныряет внутрь первым, и мы отправляемся в путь.

Добираемся до портала безо всяких проблем. По пути я с интересом разглядываю проплывающие мимо дома и прохожих. Проходим привычную уже процедуру регистрации у портала — и здравствуй, нулевой уровень.

— Даже дышится здесь легче, — радуется напарник знакомым местам. — Давай за мной, тут недалеко.

— Угу, — морщусь, будто лимон целиком прожевал.

Меньше всего, честно говоря, хочется сейчас связывать себя обязательствами обучаться. Будто без того проблем недостаточно. Но другого способа попасть на работу к Сорокину нет, так что придётся потерпеть.

«Вс-сегда можно найти утеш-шение в крас-сивой татуировке», — злорадно шипит якул.

Чёрт, умеет он мотивировать!