Соломенное сердце (СИ) - Алатова Тата

— Вдохнуть жизнь? — спросила хозяйка.

Ворон тоже крутился рядом, но мысли его, к счастью, были далеки от желания что-то стащить. Все его внимание тоже было приковано к печи.

— Да-да, — Даня безмятежно улыбнулся, — сейчас я вытащу колобки, и каждый из вас возьмет по одному в ладони…

— Горячо же, — испугался Ворон.

— Горячо, — согласился Даня, — но если горт вас примет, то ожогов не будет. А если не примет… то залечите, что делать.

Хозяйка слушала внимательно и сосредоточенно. А вот Ворон, который так рьяно рвался через Гиблый перевал свергать князя, явно был близок к смятению. Судя по всему, боль он не особо жаловал.

Поля представила себе, как берет в ладони только вытащенный из печи комок теста, как ее кожа нестерпимо нагревается, как распускаются ожоги, и вдруг словно разделилась надвое. Одна ее часть, та, которая не помнила этот мир молодым, но знала, что когда-то он таким был, радовалась теплу, радовалась огню. Он был способен защитить от морозов, отогнать хищников и подарить горячую сытную пищу. А вот другая ее часть, та, которая норовила оскалить зубы, огонь люто ненавидела.

Замерев, чтобы не вспугнуть этот ворох чувств, Поля почти не слушала Даню, который всё продолжал объяснять:

— Вы должны нашептать… найти слова, убедить духов прийти именно к вам, поселиться именно в вашем доме. Но не вздумайте врать и преувеличивать, а то схлопочете. Готовы?

На какое-то мгновение Поля почти подчинилась порыву выхватить из печи колобок, сжать его обеими руками. Дом! Ей нужен надежный дом с толстыми стенами, дом, где ее дети были бы в безопасности, дом, куда не пробьются враги.

Красным заволокло все вокруг, и Поля на всякий случай оперлась спиной об стену. Прикрыла глаза.

Лязгнул ухват, негромко охнула, принимая колобок, хозяйка, плаксиво вскрикнул Ворон.

— У меня много еды и много молока, — шептал женский голос, — мои сыновья работящие и покладистые. Здесь тебе будет хорошо и спокойно.

— Ты станешь первым гортом, у которого вместо крыши будет небо, — вторил ей мужской голос, — свободным гортом, презревшем замшелые устои… Да все духи Верхогорья будут тебе завидовать!

Поля невольно улыбнулась — неужели такое сработает? Но в то же время сварливый голос в ее голосе проворчал что-то неодобрительное. Правила есть правила, нельзя же их нарушать, когда вздумается.

— Что случилось? — раздался рядом тихий, чтобы не помешать уговорам, Данин голос.

— Что-то, — также негромко ответила она, — не могу понять.

— Где-то болит?

— Нет-нет, — она слепо подалась на Данин голос и с облегчением опустила голову на его плечо. — Внутри меня… слишком много всего разного. Иногда это сбивает с толка.

Даня помолчал, обнимая ее, потом радостно воскликнул:

— Посмотри-ка на это!

Поля разлепила тяжелые веки и увидела как пульсируют, подобно сердцу, два колобка в руках хозяйки и Ворона.

— Ну надо же, — от восхищения у Дани даже голос осип, — я помог прийти первому в мире горту-непоседе. Кто знает, сколько столетий он ждал вот такого вот Птица, чтобы ожить именно от его слов!

Невероятно взволнованный, растроганный и одновременно кичливый Ворон нежно дышал на свой колобок и, вроде как, едва удерживался от слез.

Даня решил отправиться вместе со счастливым Вороном на болота, чтобы дождаться возвращения Поли там. Они даже немного поспорили: на ее взгляд было куда разумнее остаться в спокойной Заградыне, чем отдать себя на милость какому-то сброду. Но куда там! Разве безопасность могла соперничать с возможным любовным гнездышком вассы и вьера, о которых говорил давеча Ворон. Поняв, что Даня уперся, как упрямый осел, Поля оставила уговоры, отвезла их обратно на болота, правда, через деревья решила больше не продираться и притормозила на перекрестке. Ни на кого не глядя, она принялась сердито выгружать из багажника все снаряжение, которое запасла для похода в Костяное ущелье и без которого легко могла обойтись в Плоскогорье. Палатки, запасы еды, не портившейся благодаря специальным рунам, лекарства, теплую одежду, ножи, туристические фонарики и прочее, прочее.

Ворон смотрел на гору вещей, которая росла посреди дороги, с благоговением. Чуть подросший колобок в его пазухе энергично шевелился.

— Ну чего ты, — виновато проговорил Даня, помогая ей.

Она не удостоила его и взглядом.

И правда, чего это она?

При мысли о том, сколько раз в ближайшие дни ей придется преодолеть Гиблый перевал, гоняя туда-сюда тяжелые фуры, чтобы наверстать упущенное, сводило желудок. Даже среди разбойников, которые норовили отобрать у нее Даню и автомобиль, было спокойнее, чем среди духов, которые прилагали все силы, чтобы завлечь ее к обрыву.

Князь и Постельный будут недовольны тем, что она так и не доставила Даню в Лунноярск.

А этот бестолковый княжич еще невесть чего натворит в ее отсутствие.

Да ее же снедает зависть, — осознала вдруг Поля. Самая обычная, злая зависть к чужой свободе.

Еще совсем недавно собственные будни казались вполне сносными. Поля понимала, что она делает и для чего: возит товары оторванным от мира людям, снабжает их самым необходимым, тем, без чего так сложно выживать. А теперь ее подгрызало недовольство. Почему она просто не может остаться здесь, с Даней, идти от одного селения к другому, от одних людей к другим? Почему именно ей выпало снова и снова петь смертельно опасным духам колыбельные, и нет никого, на чьи плечи можно переложить эту ношу?

— Поль, — снова обеспокоенно позвал ее Даня. Ворон, не обращая на них внимания, дегустировал блюда из княжеской кухни, явно не собираясь делиться ими с товарищами.

— Ничего, — ответила она, пытаясь скрыть уныние. — Просто мне всегда грустно покидать Верхогорье. Здесь все настоящее, честное, понимаешь?

— Начинаю понимать, — кивнул Даня, испытующе заглядывая в ее лицо. — Поленька, Полюшка, не суйся на перевал в растрепанных чувствах, это делает тебя более уязвимой.

— Какая разница, — она отвернулась, резко захлопнула багажник.

— Ну, есть разница, — Даня, как привязанный, следовал за ней шаг в шаг. — Нам обязательно надо еще раз поцеловаться, например.

От неожиданности Поля прыснула и упала на водительское сидение.

— Данила Андреевич, а более разумные мысли в вашей голове появляются?

— Дмитриевич я, — мимолетно насупился Даня, наклонился к ней, опираясь о распахнутую дверцу и коснулся ее волос, забытого венка на голове. — Возвращайся ко мне быстрее, пожалуйста, — серьезно попросил он.

К нему?

— Это не от меня зависит, ты же знаешь, — отрывисто бросила Поля, твердо оттолкнула его, чтобы закрыть дверь, и сорвалась с места, не сказав больше ни слова.

В зеркалах она видела, как Даня одиноко остается позади, глядя ей вслед.

Поля мчалась вперед, почти ничего не разбирая перед собой. И почему она не попрощалась, как человек? «Потому что ты вовсе не человек», — шепнул в голове скрипучий старушечий голос, и она сжала зубы, борясь с желанием развернуть внедорожник.

Пора было возвращаться в свою обычность-привычность, и нечего было грустить по тому, чего никогда не случится. Это Дане предстоит вольно петлять по дорогам-тропинкам, а у Поли один маршрут.

Глава 18

Птиц все ворковал и ворковал с новорожденным гортом, отгоняя от своего шалаша излишне любопытствующих болотно-лесных товарищей, и про Даню все забыли.

Он сидел на пенечке под березкой и гадал: проехала Поля перевал? Или все еще в дороге? Каково это — так часто следовать по пути, который в любой момент может обернуться для тебя гибелью? Боится ли эта девочка смерти или не успела понять, что это такое?

А может, наоборот, хранит в себе память столь длинную, что смерть по сравнению с ней не больше, чем взмах ресниц.

Эх, снова загрустил Даня, вот бы сюда батюшку Леньку, ведро холодной окрошки, да и забыться до утра в философских беседах. Кто древнее богов? И куда те слиняли, лентяи этакие, бросив людей без пригляда?