Искательница бед и приключений (СИ) - Корсарова Варвара

Эвита продолжала возмущаться.

– А местные дикари? Грубые, невоспитанные, хитрые! Взять этого проводника, Аджиба... – она презрительно повела плечом. – Вылитый головорез. Вы видите, как он ко мне относится? Смотрит на меня, как на... лошадиный навоз! Да как он смеет! Грубый, необразованный, только из драного шатра вылез, а уже показывает гонор!

Эвита разливалась так пылко, что даже покраснела, а ее глаза заблестели.

Я мысленно усмехнулась. Ох с какой страстью она говорит о проводнике! С какой жаркой ненавистью! С трепетом, с придыханием! Любопытно, очень любопытно. Аджиб весьма хорош собой, хотя и не по светским меркам.

– Бедная его жена! Как она только живет с таким грубияном, да с повадками средневекового неуча!

– Аджиб не женат.

– Вот как? – тут Эвита и вовсе покраснела как помидор. Облизала губы и небрежно добавила: – Понятно. Кто же за него пойдет, за нищего бродягу, лошадиного пастуха... Только, наверное, совсем уж отчаявшаяся девушка. Он ведь и выглядит ужасно! Глаза у него какие – черные, наглые! И эти патлы до плеч! А кожа какая темная!

– Как и у меня. У всех афарцев такая, – прервала я ее, решив, что с меня достаточно. – Зато под жарким солнцем мы не обгораем. А у вас уже нос покраснел. Скоро начнет шелушиться.

Эвита с ужасом провела рукой по лицу и сморщилась.

– Где вы там застряли? – донесся до нас нетерпеливый оклик Иверса. – Эвита, Джемма? Если вы сейчас же не покажетесь, я приду к вам, и плевать я хотел на приличия.

– Вернемся, – я встала. – Ваш жених негодует. Он у вас настоящий тиран.

Эвита вздохнула и поднялась.

Иверс зря времени не терял. На берегу красовались две легкие лодки, готовые к спуску на воду. Профессор успел их накачать, на тугих боках поблескивали отражения костра.

Кроме того, он приготовил для Эвиты удобный лежак. Подал ей кружку с чаем, поднес кусок дымящейся рыбы и даже выбрал косточки.

Эвита принимала ухаживания с благосклонной улыбкой. Когда Эвита расправилась с ужином, Иверс помыл за нее посуду, а потом вручил ей пару портянок – он умудрился соорудить их из своего шейного платка, чтобы невеста не натирала ноги в легких ботинках.

Он показывал Эвите, как их наматывать, и заодно размял ей усталые голени.

Я с некоторой завистью поглядывала, как его крупные руки осторожно растирают ее тонкие, жилистые ноги. В его движениях не было ничего чувственного. Иверс делал свое дело сосредоточенно и вдумчиво, как ухаживал бы за лошадью или за любым другим существом, кому требовалась помощь.

Обо мне никто и никогда так не заботился, вдруг осознала я. Даже в детстве. Отец научил меня, как выживать в пустоши, но большую часть я усвоила сама. После, в Сен-Лютерне, я так и не встретила мужчину, кто захотел бы окружить меня заботой. Я считала, что мне это и не нужно; покровители необходимы лишь слабым и избалованным.

И тут вдруг подумала: как, должно быть, приятно иметь рядом того, кто будет делать за тебя неприятные вещи, ограждать тебя от забот не из одолжения, а потому, что ему нравится тебя баловать! Но при этом не считает тебя слабой и бесполезной. Он просто полагает, что так правильно. Потому что твое благополучие для него – важная вещь.

Но, видимо, не все заслуживают подобного отношения.

Я выбросила чепуху из головы и начала готовиться ко сну.

Дело это требовало сноровки. Палатки в ущелье мы с собой не взяли, решили обойтись одеялами. Ночью будет прохладно. Поэтому я выбрала место недалеко от костра, на возвышении, подальше от кустов. Расчистила его от камней, внимательно осмотрела – нет ли поблизости кого-нибудь ползающего. Скорпионы в ущелье нам пока не попадались, но кто знает.

Вокруг уложила веревку из овечьей шерсти. Многие насекомые и змеи опасаются переползать через подобное препятствие – их отпугивает запах овец, да и ворсинки мешают. Не стопроцентная защита, но сойдет.

Постелила коврик, свернула запасное одеяло и устроила из него подушку.

– Вижу, город тебя не испортил и ты не забыла уроков пустоши, – сказал Аджиб, наблюдая за моими приготовлениями. – Рада вернуться домой, Джа-Му?

– Не сказать, что рада.

– Ты выглядишь иначе, чем несколько дней назад, в Хефате. Лицо налилось красками. Глаза заблестели. Спина распрямилась. Ты ожила.

– Надо же, – буркнула я, потому что была не в настроении вести пустую беседу.

Аджиб зевнул и потянулся.

– Дома всегда хорошо, – философски заметил он и вытянулся на лежанке. – Даже если твой дом – пески и камни.

– Дом там, где ты чувствуешь себя безопасно, – возразила я. – Прости, но это не про пустоши Афара. И не про ущелье с его чертовщиной.

– Одним людям нужно укрытие и безопасность, а другим нужно всегда бороться, двигаться и искать. Мы с тобой такие, Джа-Му. И профессор такой же. Когда-нибудь мы найдем место, где захотим отдохнуть, прежде чем отправиться в новое путешествие. И когда-нибудь мы пожелаем остаться в этом месте навсегда. С кем-то еще. Но всему свое время, Джа-Му. Не нужно торопиться устать.

– Оставь свое красноречие для туристов, – посоветовала я раздраженно. – Уж я-то знаю, что за нашей афарской философией прячутся обыкновенная лень, страх скуки и нежелание нести ответственность.

Аджиб ухмыльнулся, но совету внял и заговорил как нормальный человек:

– А все-таки интересно, что мы найдем в ущелье. Я с детства слышал сказки о затерянном городе и святилище.

– И я слышала.

– Но ведь тебе хочется, чтобы они оказались правдой, и ты стала первой, кто эту правду узнает? А если мы ничего не найдем, тебе захочется вернуться, чтобы искать дальше. Уж себе-то не ври, Джемма.

Я притворилась, что уже уснула. Уткнулась лицом в импровизированную подушку, но уши рассказывали мне обо всем, что происходило вокруг.

Вот Иверс поднялся и отошел от лежанки Эвиты. Не спеша обошел лагерь и задержался возле меня.

Я затаила дыхание. Куда он смотрит? Наблюдает, как я сплю? Я слышала его мерное дыхание и чувствовал его присутствие.

Потом шаги удалились. Иверс тихо обменялся парой слов с Озией, который вызвался нести первое дежурство у костра. Затем отошел к себе, зашуршали камни – Иверс расположился на лежанке. Аджиб уже похрапывал во всю. Бормотал ручей, потрескивали ветки в костре.

Я открыла глаза. В ущелье было темно, отблески умирающего костра плясали на каменных стенах. Устав сидеть без дела, Озия порылся в вещевом мешке, достал бумагу и фонарик, оглянулся на спящего Иверса, бесшумно отошел к стене и продолжил зарисовывать петроглифы, подсвечивая их зажатым в зубах фонариком. Как бы не ушел далеко от лагеря, забыв обо всем, кроме науки! С Озии станется.

Я перевернулась на спину и продолжила размышлять о последних словах Аджиба.

Воображение рисовало гробницы забытых царей, величественные развалины и тайны, от которых захватывает дух. Несметные сокровища... древняя магия... загадочные манускрипты. Мне и правда хотелось, чтобы сказка оказалась реальностью. И я точно знала – что-то мы все же найдем.

Потому что весь день я ощущала легкую дрожь в груди и зуд в сердце. Мой Дар еще не проснулся, но уже слышал зов тайны.

Под мерный скрежет карандаша Озии я незаметно уснула.

.Проснулась раньше всех. В ущелье стоялаа темень, потому что солнце проникало сюда лишь в полдень, а до этого было еще ой как далеко.

Сейчас еще и шести нет – вон и Аджиб сидит у костра и что-то строгает, несет утреннее дежурство. Иверс, стало быть, отдежурил после Озии, передал ночной пост и завалился отдохнуть.

Я села и огляделась. Эвита сладко спала и посапывала во сне.

Иверс устроился у стены, лежал на спине, прикрыв лицо локтем, одеяло сползло до пояса, в расстегнутом вороте рубашки темнела поросшая густым волосом грудь.

Я торопливо перевела глаза на лежанку Озии. Она пустовала.

– Где Озия? – спросила я тихо Аджиба, присев у костра.

– Там, – флегматично махнул проводник в сторону выхода. – Все не может угомониться, исследует. Еще одна беспокойная душа.