Генерал темной властелины (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"

Но, обогнув её, Алёнова внезапно наклонилась, вцепилась пальцами, будто клещами, в закрывавшую пульт сбоку панель, с противным скрипом её оторвала и, запустив руку в образовавшийся проём, выдрала один за другим два каких-то блока.

— Пока обойдётесь без радиобуя с радиостанцией, — произнесла она.

А Аксёнова только вновь застонала:

— Гюрза, ну зачем было ломать? Сказала бы, мы бы сами демонтировали. Аккуратно. А теперь? Тут же на полдня работы, не меньше.

— Всё, не нуди.

Воевода ещё раз оглядела рубку, затем кивнула мне:

— Пойдёмте, господин. Здесь я закончила.

— А с этой что? — я показал на продолжавшую лежать в позе эмбриона женщину.

— Одарённая, — фыркнула воевода, не удостоив ту и взглядом, — решила, что сможет со мной справиться.

— Нда… — протянул я, — фатальная ошибка.

Если мотористка одарённая, значит служила. Пять лет минимум в одном из гарнизонов. Боевой опыт точно есть. Только невдомёк ей было, что моя сопровождающая, а теперь, похоже, ещё и похитительница, как раз против таких одарённых и училась работать.

— Только зачем? — испытующе взглянул я на женщину.

— Пойдёмте в каюту, — снова настоятельно произнесла та, — я всё объясню.

Стоило нам оказаться там, как я, убрав револьвер обратно в кобуру, повернулся к женщине и сходу поинтересовался:

— Почему Гюрза?

— Мой позывной, ещё со службы, — пожала плечами воевода, — Аксёнова тогда тоже в 12-й воздухоплавательной служила, именно они осуществляли переброску наших групп.

С этим стало понятно, значит я правильно ещё при заходе на борт определил, что они знакомы, после чего уже задал вполне закономерный в сложившейся ситуации вопрос:

— Ну, так что всё это значит?

Та посмотрела на меня, а затем, слабо улыбнувшись, ответила:

— Я знаю, что тебе нельзя в Пажеский корпус. Они сломают тебя, или ты сломаешься сам.

— Но почему? Тебе-то какое до этого дело?

Мы перешли на «ты», как тогда, во время нашей тренировки. Мне действительно хотелось знать причину её изменившегося поведения, потому что до последнего не мог представить, что она действительно пошла против воли матери.

— Почему?

Она замолчала ненадолго, затем, облизав пересохшие губы, хрипло ответила:

— Потому что я люблю тебя.

Да уж, я только и смог, что удивлённо вздёрнуть брови. Вот чего не ожидал от суровой командиры родовых гвардеек, так подобного признания. Мне казалось, что эта железная женщина всецело посвятила себя служению роду и тренировкам родовой гвардии. И тут вдруг такое… А та, словно сломав этим признанием давно возведённую внутри себя стену, продолжила:

— Ты совсем не похож на других парней, даже на тех, кто работал в охранке. Хоть у вас и есть нечто общее, но ты всё равно другой. Рос у меня на глазах, взрослел, становясь из непосредственного мальчика, из забавного сорванца, красивым юношей, мужчиной. И чем больше я на тебя смотрела, тем сильнее влюблялась.

— И давно? — поинтересовался я, обдумывая новую проблему.

— Уже три года, — ответила та.

— Поверь, — поспешно вновь произнесла воевода, видя, что я продолжаю молчать, — я знаю, что тебе нужно. Я слышала твой разговор с сестрой и её сослуживицами. Тебе нужна та, кто будет воспринимать тебя, как равного, уважать тебя, считаться с твоим мнением. Я знаю тебя, как не знает даже твоя мать. И искренне восхищаюсь тем, каким ты стал, и обещаю, что буду любить и уважать всегда. Ты сильный мужчина, и никто не поймёт тебя так, как понимаю я.

Да уж, такое я слышал впервые и даже не нашёл, что ответить. Правда, быстро придя в себя, всё-таки поинтересовался:

— Но какой у тебя план? Что ты хочешь делать?

— В Империи нам нельзя оставаться, — убеждённо ответила она. — И вас, и меня будут искать, в том числе мои бывшие коллеги. Поэтому лучший выход — нам через юг уйти в Персию, а оттуда кораблём в одну из Америк. В Европу рискованно, там тоже могут достать. А вот из Североамериканских Штатов это будет уже сложнее.

О да, я слышал про САСШ немало разговоров. Место, куда стремилось множество предприимчивых людей, а также преступников всех мастей и прочих деятелей, любящих себя называть деловыми людьми, часто грезящих американской мечтой стать богатым и знаменитым.

Глупость, как по мне. Там богатых и знаменитых в процентном соотношении ничуть не больше, чем в любой другой стране. Просто САСШ смогли предложить себя или, если использовать английское слово, прорекламировать себя во всём мире.

Нет, если подумать, это тоже был вариант. Вот только что делать с влюблённой в меня женщиной, я пока не представлял. Обременять себя подобными связями не хотелось. Даже зная, что без женщины рядом многое станет сложнее. Манипулировать ею, используя любовь ко мне? Она не дура и быстро это поймёт. Как и поймёт, что сам я к ней равнодушен. И это проблема. Нет женщины страшнее той, что была отвергнута. Да и покидать страну не то чтобы хотелось.

Не скажу, что я был большим патриотом моей новой родины. Всё же большую часть своей жизни прожил совсем в другом мире, но там верность моя распространялась исключительно на мою госпожу и её идеалы. Только ради неё я воевал, только ради неё проливал свою кровь. Но здесь, в этом мире, Россия мне нравилась, с её централизованной властью и крепкой управляющей силой. Мне нравилась чёткая иерархия и структура Империи, за одним исключением, что я пока в эту иерархию не вписывался. Но даже так, менять это на непонятные перспективы в стране жуликов, воров и бандитов, нацепивших на себя маски законопослушных граждан, но внутри, под ней, оставшихся точно такими же беспринципными дельцами, я не слишком хотел.

Впрочем, ситуация требовала сначала оценить все риски и уж точно не совершать каких-то поспешных действий.

— Хорошо, — наконец произнёс я, ответив жадно ждущей моих слов воеводе. — Я пойду с тобой.

— Я докажу… — женщина умолкла, проглотив ком в горле, затем, с жаром, продолжила, — докажу, что достойна тебя.

Она замерла, а затем, сделав шаг навстречу, потянулась ко мне, от волнения чуть приоткрыв пухлые губы. Её желание нетрудно было угадать, и я качнулся навстречу, мягко коснувшись её губ своими. Мы застыли в коротком поцелуе, и сердце женщины быстро-быстро забилось, а ладони мягко и осторожно легли на мою талию, словно боясь нечаянно сломать. Но, взяв себя в руки, Алёнова отстранилась, продолжая, впрочем, жадно на меня смотреть, так, будто готова была наброситься дикой кошкой, срывая одежду. Затем прошептала:

— Спасибо, — и, развернувшись, немедленно из каюты выбежала.

А я, проследив за захлопнувшейся вслед за ней дверью, только покачал головой и пробормотал:

— Во дела.

Появившаяся прямо в разгар занятий взвода дневальная застыла на пороге и, встретившись глазами с кураторой взвода, подполковницей Жаковой, отрапортовала:

— Госпожа подполковница, кадету Иванову к начальнице училища!

Подполковница недобро нахмурилась, но возражать не стала. Гаркнула:

— Иванова!

Лика тут же подскочила с места.

— Я!

— Бегом! И сразу назад.

— Есть!

Девушка мгновенно сорвалась с места, одновременно недоумевая такому срочному вызову и тревожась, что он может быть как-то связан с той историей, когда она познакомилась со Святославом, княжичем Деевым.

Всё же, не смотря на его слова, что всё улеглось, и поводов для беспокойства нет, она продолжала опасаться, что их связь могут раскрыть. А ещё ей очень хотелось верить, что она ему не безразлична. Сама она вполне отдавала себе отчёт, что влюбилась в юного аристократа по уши. И дело было вовсе не в титуле или богатстве его рода. Он был парнем, каких прежде ей встречать не доводилось. Что-то в нём было от, как говорят французы — «хом фаталь» — рокового мужчины. Его красота заставляла других женщин оглядываться. Но он не пользовался этим, наоборот, будто не обращал на эту мелочь внимания. Умный, серьёзный, рассудительный, сильный. Пусть не телом, но духом. Впрочем, он был достаточно крепок, в сравнении с другими мужчинами. Тогда, в переулке, он смог победить одну из бандиток без всякой магии.