Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

Я прислоняюсь к дереву напротив, на приличном расстоянии, и начинаю их рассматривать. Делаю вид, что пью. На самом деле даже не подношу стакан ко рту. Один запах вызывает тошноту.

Первым меня замечает Гермес. Осматривает с ног до головы, облизывает губы. Потом едва склоняет голову, будто молчаливо делает комплимент. И толкает Хайдеса локтем в бок.

Мои мышцы каменеют. Я задерживаю дыхание, пока смотрю, как он поворачивается. Серые глаза врезаются в меня. И первое, что он отмечает, — вовсе не моё лицо, а чёрный корсет. Его взгляд скользит выше, к шее, избегает моих глаз и останавливается на короне с красными камнями. Потом спускается по лифу, вдоль юбки, останавливается на разрезе. Я выставляю ногу — и его взгляд замирает на ней слишком долго. Когда он, наконец, вспоминает, что у меня есть лицо, наши глаза встречаются. Настолько близко, насколько позволяет расстояние.

Я не знаю, что он чувствует. Но вижу, как его пальцы сжимают стакан всё сильнее, пока не мнут его в бесформенный комок. Жидкость заливает ему ладонь и стекает по предплечью.

Афродита что-то говорит. Хайдес не реагирует. Даже когда она трогает его за плечо. Она вырывает стакан у него из руки и уносит к ближайшей урне.

Я сделала это? Довела его? Понял, что я — Персефона, и готов обрушить на меня весь запас оскорблений? Отлично. Пусть попробует.

Но вместо этого он отворачивается и исчезает в толпе. Я морщу лоб, жду, что вернётся. Но он не возвращается. Всё пошло совсем не так, как я планировала. Исподтишка оглядываюсь — и не вижу его нигде.

Проглатываю разочарование, как горький ком. Перевожу взгляд на остальных Лайвли. Теперь это Аполлон смотрит на меня. Застыл, будто статуя, глаза чуть расширены, губы приоткрыты.

Я поднимаю руку в приветствии. Замираю на его пальцах, висящих вдоль бедра, и замечаю тот миг, когда они дрогнули — и он почти ответил. Но тут Гермес громко и мерзко расхохотался и хлопнул его по плечу. Аполлон сбился, и я осталась с рукой в воздухе. Как идиотка.

Всё, хватит. Надо валить с этой вечеринки. Я здесь двадцать минут, и этого с лихвой достаточно.

Разворачиваюсь и швыряю стакан в первую попавшуюся урну. Обхожу Перси, болтающего с каким-то незнакомым парнем. В толпе нахожу Ньюта: он всё ещё говорит с Лиззи. Джек и след простыл — может, она уже ушла.

— Хейвен! — орёт знакомый голос.

Лиам машет мне от стола с закусками, обняв за плечи девушку в костюме… прокладка, измазанная «кровью». Его глаза сияют.

— Нашёл прокладку Беллы Свон! Круть, да? — И к девушке: — Слушай, а ты свободна? Познакомимся?

Та выглядит не в восторге. Можно поклясться, что её взгляд кричит о помощи.

Я уже мысленно взвешиваю «за» (мало) и «против» (много), когда взгляд скользит за спину Лиама — и замирает. У боковой двери Йеля стоит Хайдес. Смотрит прямо на меня. Кивает головой в сторону, приглашая следовать.

«Да ни за что», — шепчу беззвучно.

Он ухмыляется. Указывает на дверь. И исчезает.

Если он думает, что я побегу за ним — ошибается. Хотя… я ведь должна пойти, только чтобы сказать, что не собираюсь идти за ним. Точно. И заодно напомню, что я его игнорирую.

Отмахиваюсь от Лиама, не реагирую на знак Перси и быстро возвращаюсь в здание. В конце коридора стоит Хайдес. Улыбается, довольный. Я начинаю говорить, но он уже отворачивается и идёт дальше.

— Стой! — кричу я ему вслед.

Двое студентов, которые слились в поцелуе у стены, отрываются друг от друга и уставились на меня.

Я раздражённо фыркаю и ускоряю шаг, пока не оказываюсь перед дверями кафетерия. По идее, во время вечеринки он должен быть закрыт, и правда — изнутри не пробивается ни огонька.

Толкаю ручки, и меня окутывает темнота. Исключение — тусклая лампочка за барной стойкой. Там сидит Хайдес, болтая ногами.

— Что ты делаешь? — спрашиваю.

Он даже не оборачивается:

— Голоден. А ты что делаешь?

Я медленно приближаюсь. Заглядываю через его плечо — и у меня глаза лезут на лоб. Он ест гранат. Длинные пальцы Хайдеса выщипывают зёрнышко за зёрнышком. Я даже слов не нахожу. Просто молчу, жду, пока он заговорит первым.

И он меня не разочаровывает:

— Твой друг был прав.

— Кто прав и насчёт чего?

Хайдес разворачивается на три четверти. Его взгляд скользит по моему платью, задерживается на разрезе. Я понимаю, что именно там он остановился.

— Платье красивое. А разрез слишком отвлекает.

Я с трудом сглатываю. Он кивает мне — мол, обходи стойку. И почему-то мои ноги слушаются. Хайдес постукивает ладонью по свободному месту рядом с собой, и я без слов забираюсь наверх. Его поведение сбивает с толку.

Он снова берёт зерно граната. Потом протягивает одно мне:

— Хочешь?

— Думала, ты меня игнорируешь, — бурчу я.

Он издаёт завораживающий смешок:

— А я думал, что это ты меня игнорируешь.

— Да, но ты игнорируешь тот факт, что я тебя игнорирую, — уточняю я.

Он задумывается. Я пользуюсь моментом и слегка отворачиваюсь. Его лицо совсем близко, наклонено ко мне, губы тронуты странной ухмылкой. В пальцах всё ещё зерно граната.

— Может быть. А что сделала бы ты?

— Ничего. Но ведь это ты позвал меня сюда.

Он кивает:

— Мне стало жаль тебя. Ну правда, какие у тебя варианты? Тот унылый Перси, который только и умеет комментировать твой наряд? Или Лиам, который вывалялся в блёстках? — морщится. — Или это жалкое шоу с Аполлоном?

Я едва сдерживаю смешок:

— Но ведь и ты прокомментировал платье.

— Разница в том, что он комментирует, но никогда ничего не делает. Последнюю вагину он видел, наверное, в день своего рождения.

Я каменею и молюсь, чтобы он не заметил. Перси бы и правда ничего не сделал… А вот Хайдес?.. Но я отбрасываю его провокацию:

— Значит, ты решил сделать мне одолжение, заговорив со мной? Ты моя лучшая компания на этот вечер?

Он накручивает на палец прядь моих волос, снова и снова, так что мне хочется одёрнуть его и напомнить, что вообще-то мы разговариваем.

— Я твой лучший выбор в любом случае, Хейвен.

По спине пробегает дрожь и поднимается к шее. Его палец скользит по коже, будто он знает, что сам вызвал этот озноб.

— Ты конченый псих, — шиплю я.

Хайдес взрывается смехом и убирает руку. Спрыгивает со стойки и встаёт передо мной. На нём чёрная атласная рубашка, расстёгнутая почти до пупка. На груди поблёскивает подвеска с алым камнем. Глаза подведены красным лайнером. Но сильнее всего врезается в память его шрам: теперь он выведен красной линией, к краям которой расходятся чёрные кончики. От него тянутся тонкие тёмные штрихи, завершающиеся розами, вырисованными с филигранной точностью. Розами в шипах.

— Впечатлила твоя выдержка, — говорит он, глядя странно. Я что, сбила его с толку?

— Правда?

— Я думал, ты заявишься ко мне в комнату уже через час после нашей ссоры в саду, — признаётся он.

Я была на грани… но лучше не говорить.

— Напрасно ждал.

Он поднимает бровь, уголки губ поднимаются в усмешке:

— Ну, поздравляю, Хейвен. Ты смогла три недели держаться подальше от моих дел. Какой у тебя был прежний рекорд? Две минуты?

Я выдавливаю кривую усмешку:

— Так зачем я тебе? Ты злишься, что я нарядилась Персефоной?

Его выражение меняется резко. Сначала растерянность, потом шок, и в конце… злость? Хотя кажется, что и веселье.

— Ты нарядилась Персефоной? — произносит он медленно, выговаривая каждое слово.

Я пожимаю плечами, уже не столь уверенно:

— Да. Думала, поэтому ты смял стакан в саду.

Его глаза снова скользят по моему корсету и разрезу. Он подходит ближе, и мои ноги едва касаются его бёдер. В этой позиции разрез открывает ещё больше кожи. Хайдес ставит ладони на стойку по обе стороны от моих бёдер.

— На самом деле, я этого не понял. Просто решил, что платье чертовски красивое, — шепчет он.

— Это не похоже на «игнорировать меня», — напоминаю я едва слышно.