Повелительница пустыни (СИ) - Рош Ярина

Максум все озирался и кого-то искал, пока мне на глаза не попались трое таких же подростков.

Я притворилась, что на мгновение отвлеклась, но краем глаза уловила лишь беспомощный взлет его плеч.

Этот жест, такой мимолетный и неуловимый, выдал его с головой: Максум показал друзьям свою растерянность.

И его друзья, заметив меня, застыли вдалеке, не смея подойти.

— Пошли, — проговорила я и дотронулась его плеча.

Однако пройдоха оказался не так прост: непринужденно болтая и расхваливая товар, он исподволь завел меня совсем в другую часть рынка.

Место, где торговали живым товаром. Три небольших помоста теснились у самой стены, и два из них уже были заняты: хитрые торговцы выставляли напоказ своих рабов.

От духоты и специфичных запахов крови и навоза было трудно дышать. Мой взгляд цепко выхватывал изможденные лица, затравленные глаза, тела, покрытые шрамами.

Товар здесь был живой и безмолвный, ждущий своей участи, как скот перед бойней.

На ближайшем помосте под навесом из грубой мешковины возвышался тучный мужчина в расшитом халате.

Он с довольным видом похлопывал плетью по сапогу, окидывая взглядом свой «ассортимент»: тщедушного юнца со смущенным взглядом, дородную женщину с заплаканными глазами и двух юных девушек, испуганно жавшихся друг к другу.

Торговец что-то кричал хриплым голосом, выставляя напоказ достоинства каждой «единицы». Зрелище было настолько отвратительным, что захотелось немедленно покинуть это проклятое место.

Максум наоборот с каким-то маниакальным взглядом разглядывал голых женщин, выставленных на торг.

Наклонив голову, увидела, что и его друзья стоят в толпе: то ли зевак, то ли потенциальных покупателей.

Впрочем, где еще можно увидеть голые тела и потешить свое воображение.

«Похотливые юнцы….»

Окинув взглядом пеструю толпу купцов, я с разочарованием отметила отсутствие тех, кого искала.

Мелькнувшая мысль вернуться вечером и попытаться выкупить у работорговцев жалкие остатки живого товара вдруг оборвалась, столкнувшись с удручающей реальностью: сраженная солнечным ударом, безжизненно распласталась одна из рабынь.

Она могла не дожить до вечера.

Вопросы, терзавшие душу, не давали покоя: неужели алчность настолько ослепила этих торговцев, что они готовы загубить свой товар, не заботясь о его выживании? Неужели им было все равно?

Зной навис, словно пропитанная смолой ткань, обволакивая и сдавливая, превращая воздух в липкий удушающий кокон.

— Возьми, — Максуму протянула платок.

— Зачем? — вырвалось удивленно.

— Подбери слюни. Попросил бы лучше отца купить рабыню или сходил бы в дом утех. Там и утолишь свое любопытство. Здесь же лишь боль, отчаяние и стыд. Нельзя на это смотреть.

Его голова поникла, а брови, словно встревоженные бабочки, затрепетали от внезапно нахлынувших чувств.

Впервые, наверное, пелена спала с его глаз, и он увидел неприкрытую, грязную изнанку этого места, о которой прежде даже не задумывался. Возможно, кто-то и бросал намеки на неприглядность его поступка на эту бесстыдную жажду обнаженных тел, но лишь сейчас мои слова обрели вес и с силой ударили в самое сердце.

Он поднял голову и встретился с взглядом мужчины.

— Что ты видишь в его глазах?

— Пустоту…

— Пойдем отсюда, — тихо прозвучало от Максума.

— Подожди.

Я прошла сквозь толпу, где люди в принципе просто смотрели и чего-то ждали. Покупать никто уже не хотел рабов стоящих на возвышении. Женщину привели давно в чувства, выплеснув на неё воду, и сейчас она сидела на корточках, обхватив себя руками.

Вода со спутанных волос капала на её голые ноги.

Я подошла к торговцу.

— Это у тебя все рабы?

— Нет, шан… господин. Есть еще.

— Покажи всех, — мой голос был холоден.

Он повел меня в обветшалый шатер, где в затхлом полумраке ютились рабы, словно забытый товар, не нашедший своего покупателя.

Несколько измученных мужчин и женщин, словно загнанные звери, настороженно вскинули головы, изучая нас испуганными взглядами.

— Сколько за всех? И не вздумай набивать цену. Ты все равно оставишь их гнить в песках, как ненужный хлам, — мой голос острым лезвием полоснул тишину шатра.

— Я сейчас, — и он выбежал наружу, чтобы через несколько минут войти с другим торговцем.

Он смотрел на меня, и в его взгляде сквозило сомнение — неужели шанар покупает рабов?

О, этот взгляд я узнала бы из тысячи. Хазрим. Один из тех, кто бросил меня умирать в раскаленных песках.

Он, видимо, собирался поторговаться, но, поймав в моем взгляде отблеск смертельной опасности, без лишних слов назвал цену, с которой я без колебаний согласилась.

Вскоре получив документы, я договорилась о размещении моих людей в караван-сарае.

Предстояло собрать караван и отвести людей в город Авалон.

— Иди домой, — приказала я Максуму, который все это время стоял и ждал меня.

На его лице сквозило непонимание. Он не понимал всех моих действий: для чего я купила рабов, и что я с ними буду делать?

— А ты?

— Мне надо позаботиться о них. Накормить и напоить. Теперь ты чувствуешь, каково это стоять обнаженным под пристальными, оценивающими взглядами чужих глаз?

— Можно… я помогу тебе?

Я взглянула на поникшего юношу, в чьей душе бушевала настоящая буря, и едва заметно кивнула. Пусть помогает, даже если он просто сейчас хочет оправдать свои поступки хорошим делом.

Открыв помещение, где расположились люди, мы занесли еду и воду. Им предстоит пробыть тут некоторое время, и мне пришлось нанять слугу, который будет приносить им еду три раза в сутки.

Под черным покровом ночи я бесшумно выскользнула из дома Фардина Наизира.

Вначале я наивно полагала, что найду Хазрима в шумной чайхане или пыльном караван-сарае, но его там не оказалось.

Пришлось плутать лабиринтом узких городских переулков. Обоняние Сурры улавливал едва различимый аромат Хазрима, плывущий в ночном воздухе.

Я кралась в тенях, стараясь не привлекать внимания редких прохожих, то и дело возникавших на моем пути. Вскоре я нашла их убежище.

Двор встретил меня тишиной, лишь скрипнула под рукой незапертая дверь. В окне дома мерцал слабый призрачный свет. Заглянув осторожно внутрь, я увидела двоих: они сидели за столом и, судя по всему, предавались утехам вина.

Тихо извлекла сюрикены и решительно распахнула дверь, впуская внутрь ночной воздух, настоянный на запахе полыни.

Не давая врагам и мгновения на размышление, метнула смертоносные звёзды, целясь так, чтобы не оборвать их жизни сразу, а подарить им мучительное предвкушение неминуемой гибели.

Они вскочили, выхватили мечи, но тут же выпустили их из рук: яд, которым были пропитаны сюрикены, начал своё тёмное дело.

В глазах, полных застывшего ужаса, плескалось отчаяние. Омир судорожно попытался выхватить меч, но сталь, словно предав, выскользнула из ослабевших пальцев, глухо звякнув о каменный пол.

— А вот и второй. Помнишь меня?

Движением руки сорвала с головы куфию, позволяя тусклому свету факела выхватить из темноты черты моего лица.

На его лице, словно на пергаменте, проступила вся гамма чувств: недоумение, перерастающее в ошеломляющее неверие, а затем в животный, первобытный ужас.

— Вспомнил, наконец, — усмехнулась я, смакуя каждую секунду его агонии. — Я выжила вопреки вашим стараниям и теперь пришла собирать долги. Вы будете умирать медленно, в муках, захлёбываясь в собственном яде, и никто, слышите, никто не придёт вам на помощь. Так где твой хозяин, Абдул Рахим? Впрочем, к чему вопросы? Жаль не можешь говорить, но это и к лучшему. Никто не услышит ваши вопли.

Вдруг тишину разорвал приглушённый стон. В тёмном углу, съёжившись от боли, полусидел окровавленный человек.

Жестом освободив его от пут, поднесла к иссохшим губам кувшин с водой. Ещё одна жертва, угодившая в лапы безжалостных работорговцев.