Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия

Но все же Чернобог не требовал подчинения, не давил волей на ее волю. Он просто стоял рядом, и даже не он, а лишь часть его, воплощенный в чужом сне образ.

— Я… — вымолвила наконец Мера, — благодарна тебе за это. Никогда прежде мне не доводилось испытывать подобного.

— То ли ещё будет! — тихо рассмеялся бог. — Знаю, ты способна на большее, куда большее, чем можешь представить.

Чернобог смотрел ей в глаза, а его мягкий вкрадчивый голос заставлял позабыть обо всем. Хотелось только слушать его и верить, верить каждому слову.

— Да, но как… как мне добиться этого? Как раскрыть силу?

С трудом Мера отвела взгляд от его лица и пригляделась к тьме, что клубилась за его плечами — иначе на собственных мыслях сосредоточиться не получалось.

— Подумай, откуда нечисть черпает силы?

— Из Нави?

— Навь ее суть, но почему же все они так стремятся в Явь?

Мера нахмурилась в задумчивости. Одни духи возвращаются, потому что хотят отомстить за несправедливую смерть. Другие просто пытаются вернуть себе подобие утерянной жизни. Третьи — те, кто никогда не был людьми — призваны приносить болезни и несчастья. Но всех их объединяет одно — необходимость питаться.

— Человеческие жизни? Горести? Кровь?

— Правильно. Все это питает душу нечисти. И душу колдуньи тоже.

— Понимаю.

Чернобог улыбнулся шире. Должно быть, его забавляло отчаянное нежелание Меры вредить живым, даже теперь, когда она стала колдуньей.

— Хорошо. Мне понравилось, как ты в первую же ночь подчинила себе столько духов. Не побоялась новой силы, будто она всегда у тебя была. Только вот, сдается мне, не только духов ты должна подчинять.

— Нет, я не стану… — тут же возразила Мера, но бог с нотками веселья в голосе оборвал ее:

— Это ты сейчас так говоришь! Но я-то вижу — да и ты сама видишь — несмотря на все твои добрые намерения, бояре по-прежнему не желают принимать тебя. Не желают подчиняться. Когда-нибудь это станет проблемой. Что будешь делать, если они подговорят народ избрать на вече другого князя?

— Сейчас для меня не это главное.

Чернобог развел руками и с иронией произнес:

— О, конечно! Подчинить нечисть, чтобы люди были в безопасности. Бескорыстно и тайно. — Склонился к ней и тише добавил: — Неужели, тебе не хочется, чтобы они знали, кого благодарить? Ведь для всех ты так и останешься Стужей, которая поднимает налоги, которая забирает последних мужчин на войну.

Мера опустила взгляд к полу. Конечно, ей хотелось, чтобы люди думали о ней лучше, чем сейчас, чтобы не винили ее в том, на что она повлиять не может. Но это невозможно. С печалью она ответила:

— Знаю. И пусть. Все равно никогда мне не снискать такого почета, какой был у отца.

— Все на отца равняешься, — укорил ее Чернобог. — Но ведь ты совсем другая. — Его голос был тихим, но таким убежденным, что не осталось сомнений в его искренности. — Ты могущественней него, ты лучше. Когда-нибудь ты превзойдешь его славу. Но для начала хорошо бы тебе стать жёстче. И выжить.

— Что?

Мера изумлённо вскинула на него взгляд. Лицо Чернобога оказалось вдруг прямо перед ней, так близко, что в его глазах она видела собственное перевернутое отражение, а его морозное дыхание холодило кожу.

— Не позволяй никому убить твою нечисть, — проговорил он. — Проснись!

Резко Меру выдернуло из сна, и пару мгновений она пролежала, пытаясь унять дрожь и успокоить колотящееся сердце.

А потом услышала шорох.

Сердце вновь забилось быстрее, а в мыслях тут же пронеслось множество вопросов и предположений, но ни одно не задержалось надолго. Только слова Чернобога все ещё слышались ясно, будто звучали прямо сейчас в ее голове. Только их ещё не скрыл черный морок страха, что быстро затмил собой все прочие мысли.

Выжить, сказал Чернобог, и у Меры не было времени думать ни о чем другом.

Тихо скрипнула дверь. Кто-то шагнул почти неслышно, словно обувь была обмотана тканью. Мера же откинула покрывало и вскочила с постели, попятились спиной к стене. В мыслях было пусто, они словно все разом стали медленными, вязкими — не ухватиться. И даже вспомнить о том, что она колдунья, Мера не могла. Только прижималась спиной к стене и глядела широко распахнутыми глазами на темный силуэт, что показался в дверном проеме.

На длинный нож, что тускло блестел в его руке.

Неизвестный сразу заметил Меру и без промедления кинулся к ней. Девушка инстинктивно закрылась руками и попыталась дернуться в сторону, сбежать, но противник тяжёлой грубой ладонью больно вцепился в ее запястье, не позволил сдвинуться с места.

А в следующий миг она почувствовала холод и чуть с запозданием следующую за ним боль. Опустила взгляд.

Нож по рукоять погрузился в ее живот, проткнул насквозь тело. На белой ночной рубахе тут же расцвело кровавое пятно.

Убийца медленно выдернул нож и воткнул снова. Из груди Меры вырвался сдавленный всхлип, от боли на миг потемнело в глазах и нестерпимо захотелось опуститься на пол. Второе красное пятно слилось с первым, Мера пошатнулась, и только лишь стена за спиной не давала ей упасть. Она все глядела на собственную кровь — та уже раскрасила подол, будто не кровь это была, а лишь причудливая понева. Она капала на пол с тихим шелестом, и с каждой каплей понемногу утекала сила.

Убийца отпустил ее, отступил, видно, посчитав, что дело сделано. В несколько тихих шагов добрался до двери. Мера по-прежнему не могла ясно думать, но гнев, что зажёгся в груди, вывел ее из оцепенения. Она зажала рану рукой, вскинула взгляд в спину убийце. Тут же прямо перед ним возник бледный силуэт Любавы. Мужчина отшатнулся, опешил от неожиданности. И в миг его замешательства, до того, как он попытался что-нибудь предпринять, Мера схватила со стола ножницы для шитья, подступила к напавшему сзади и резко воткнула их в шею.

Мужчина пошатнулся, выронил нож, попытался схватить Меру за руку. Но она вытащила из раны ножницы и отступила, и ладонь его смогла схватить лишь пустоту. Тогда он зажал шею рукой. Меж пальцев вниз по плечу и груди текла кровь, быстро текла, гораздо быстрее, чем из ран Меры. Он метнулся к двери на нетвердых ногах, но на его пути снова возникла нечисть, заставив попятиться. Попытался пробиться к окну, но Мера шагнула ему наперерез, выставив перед собой окровавленные ножницы. Рука ее была скользкой от чужой крови, а вторая — от собственной, и кружилась голова, и казалось, что вот-вот ускользнет сознание, но сдаваться она не собиралась.

Наконец, дико озираясь вокруг, мужчина рухнул на колени. Урывками он пытался вздохнуть, из широко раскрытого рта слышалось бульканье. Потом повалился на пол. Видно было, что он стремительно слабеет, глаза его закрываются, а крови на полу становится все больше. Мера смотрела на него, на эту кровь, на последние мгновения чужой жизни — и гнев внутри потихоньку таял.

Вдруг на лестнице послышались торопливые шаги. В следующий миг в темном дверном проеме показалась высокая фигура. Мера напряглась, направила в сторону нового гостя ножницы.

— Мера! — с волнением воскликнул знакомый голос, низкий и хриплый, и девушка, наконец, опустила ножницы. — Ты ранена?

— Все хорошо, — так же хрипло отозвалась она. — Меня не так просто убить.

Мера положила ножницы на стол и взглянула на руку, обагренную чужой кровью, дрожащую. Медленно перевела взгляд на тело на полу. Лицо его казалось незнакомым — точно не из дружины, и это наблюдение принесло слабое облегчение.

— А он..?

— Мертв. Что ты здесь делаешь?

Ингвар переступил через тело и оказался непозволительно близко. Однако то, что княгиня предстала перед едва знакомым мужчиной в одной нижней рубахе вовсе ее не волновало. Ни о чем другом, кроме мертвеца и лужи теплой крови у ног она думать не могла.

— Я увидел сон и просто почувствовал… Решил проверить. — Ингвар потянулся к ране на ее животе, которую она прикрывала рукой, поддержал за плечо, когда Мера покачнулась от слабости. — Позволь, помогу тебе. Нужно остановить кровь.