Громов: Хозяин теней 4 (СИ) - Демина Карина

Уж не тех ли? Хотя… я дальше слушать не стал. Совет-то дельный. И спать охота.

— … её аккурат той неделей в храм доставили. Свет в ней крепкий, и если объявить…

Я тихонько вышел, кивнул паре казаков, застывших у дверей палаты, и отправился к своей. Метельку вот разбудил.

— Чего? — вскинулся тот и опять кашлять начал.

— Ничего. Вроде вышло, только… опять через задницу.

— А… — Метелька сплюнул комок слизи. — У тебя всё через задницу…

А может, не на Алексея Михайловича надо было тратить кровь ангельскую? Или хотя бы малую частицу Метельке отщипнуть? Чтоб его изнутри светом тоже так прожарило. Правда, кажется, Алексею Михайловичу процедура удовольствия не доставила. Да и… вот не факт, что то, что очнётся, будет прошлым Алексеем Михайловичем.

Как-то они, крылатые, не больно на людей похожи.

И жаль, если так. Хороший ведь мужик. Был. Надеюсь, что и остался.

— На от, попей, — я налил воды в кружку, благо, графин и кружки в палате имелись. — Отпустит. Как ты…

— Николушка сказал, что ещё пару дней и забуду, что такое болезнь. Правда, прописал творог есть. А я его не особо-то люблю…

— Раз прописал, значит, будешь есть.

Метелька воду допил.

И хотелось поверить этому вот пухлому целителю. Но я молча забрался в свою постель и глаза закрыл. А утром нас разбудили с известием, что выгонять-то не выгоняют, раз уж мы крепко больные и почти при смерти, но переводят в другое место.

Только для начала целитель самолично замотал мне голову. Потом попрыскал бинты чем-то, отчего запахло ядрёной химией. Потом также замотали и руку, чтобы красиво сунуть её, негнущуюся, в повязку. В общем, вид стал вполне себе героически-поверженный. Ну а там уж и на каталке вывезли.

Лежать.

Я и лежал. Вообще, говоря по правде, отрубился сразу. Ночь бессонная, да и до неё высыпаться не доводилось. А тут одеялком прикрыли, со стены тепло идёт, ну и сморило.

Проснулся уже от голоса.

И ладно бы сестрицы, так нет же ж.

— А как ты узнала, где нас искать? — Метелька молодец, правильные вопросы задаёт.

— Так… в газетах же писали.

— Про нас?

— Про то, что всех пострадавших доставят в Жандармский… то есть… в госпиталь святого Варфоломея, — она чуть сбилась и смутилась. — А он совсем-совсем ничего не слышит?

— Так, в беспамятстве. Сперва ещё в своём уме был, а потом, как второй раз рвануло, то и засыпало. Этот, который из жандармов, вроде щита поднял, поэтому и вовсе выжили. Но пока копали, так Савка и выдохся. Ему вон тоже по башке прилетело.

Врать мы решили в меру. Звучало, как по мне, вполне правдоподобно.

— И что целитель? — выдыхает Светочка.

— А чего? Поглядел. Сказал, что мозги отшибленные и лежать надобно. Вот и лежим. Сперва там были, со всеми, а тепериче вот сюда перекатили. Как надолго, не понятно. Ну, раз не гонят, то и хорошо.

— А прогнозы?

— Чего?

— Что целитель обещает?

— Ну… обещает, что поправится. Вроде как. Потом.

— А ты?

— А у меня чахотка, — произнёс Метелька преисполненным печали голосом. — Тут выявили. Вот и лечат. Свезло.

— В чём свезло⁈

Если она и дальше так орать станет, я точно не улежу. Она что, не знает, что раненым покой рекомендован?

— Так ить… выявили. Вылечат тепериче. Задарма.

— Это они от страха!

— Я их не пугал.

— Светлана имеет в виду страх перед общественным осуждением. Происшествие на фабрике попало во все газеты, — ага, стало быть, явилась она не одна, но с Симеоном. Я, чуть помаявшись сомнениями, выпустил Призрака. Но велел далеко не отходить. Всё-таки видеть и слышать куда приятнее, чем просто слышать.

А от палаты Алексея Михайловича мы теперь далеко. Глядишь, и обойдётся.

— И чего пишуть? — уточнил Метелька.

— Пишут, что из-за наплевательского отношения к рабочим случился взрыв в цеху. Многие пострадали.

— Чего? — Метелька аж сел в кровати.

— Машину сорвало с места, она придавила троих. Ещё семерых опалило паром. И потому случился прорыв!

Вашими, чтоб, стараниями. А Светлана ручками всплеснула, к груди прижала. И… она такая наивная? Или… или они не в курсе? Второе тоже вполне себе возможно. Особенно, если девица трепетная, не готовая к осознанию того, что борьба без жертв, в том числе случайных, невозможна.

А хороша.

Коса вон чуть растрепалась, волосы светлые облачком вокруг лица. Метелька и залип, уставившись, потом, правда, опомнился и буркнул:

— Не так всё было.

— А как?

Вот Симеон, тот явно знает больше, и нервничает. То и дело на дверь поглядывает, которая заперта. Сам же у окошка стал. И с рамой возится.

— Ты чего? — Светлана удивилась.

— Открыть хочу. Воздух тут спёртый. Дышать нечем.

А ещё сигать в открытое окно куда проще, чем в закрытое.

— Садись куда, — Метелька махнул. — А ты не трясись. Ничего мы про вас не сказали.

— Про… нас? А… — Светланка ресничками хлопает. А у меня такое вот чувство, будто мурашки под кожей бегут. И главное, сперва решил, что это от бинтов, что замотали меня с перебором. Или от жары — одеяло тёплое, стена тоже. Вот и взопрел.

— Не было никакого взрыва. Поначалу. Помнишь, собрание вчера?

Светланка кивнула.

— На нём приходил такой мужик, смурной. И кашлял всё время. Чахоточный. Это из нашего цеха. Был. Его уволили…

— В этом вся суть. Фабриканты высасывают из рабочих жизнь и силы, а когда тех не остаётся, просто вышвыривают!

— Свет, ты… потише. Тут всё-таки жандармы лечатся.

— Я не боюсь!

Дура, что тут скажешь.

— Ты не бойся, ты не ори, — сипло произношу. — Башка трещит, а ты… пить…

Светлана тотчас вскакивает, чтобы напоить меня, несчастненького. И приговаривает, что я всенепременно поправлюсь, что нужно… в общем, дурь всё равно лезет, но хотя бы не на весь этаж слышна.

— Так что произошло? — а вот Симеона корёжит, он прямо прищуривается, будто примеряясь, не придушить ли меня подушкой. Ревность? Похоже на то.

— Так… — Метелька поёрзал, но продолжил. — Явился Анчеев поутру. Вообще до начала смены пришёл. Ну и мы тоже.

— А вы чего?

— Так… понятно, чтоб договориться с Митричем. Чтоб на машины нормальные поставил… ну, к нему можно было подойти, так, по-свойски. А тут этот. Бутылку какую-то под ноги кинул. Ну и себя по горлу хрясь. Кровищи было…

Метелькин рассказ пестрел многочисленными подробностями, которые он, кажется, на ходу выдумывал, ибо не извергала тварь пламени туманного. И не грозилась голосами человеческими душу из нас вынуть. Но слушали его внимательно.

— А потом уж машина и рванула. Мы едва до дверей доскакали. Там уж мужики высадили. И пока очухивались, то всё взяли в оцепление. Жандармы приехали… этот… как его… Карп…

— Отвратительный человек! — воскликнула Светлана.

— Чего? Нормальный. Вежливый даже. Тоже выспрашивал, чего да как…

— И вы… сказали? — а вот Симеон напрягся конкретно.

Сдаётся, про эти штучки, которые у Анчеева были, наш химик-недоучка знает побольше Светланки.

— Так… чего было, то и сказали. Про собрание не говорили…

— Почему же?

— А на кой оно нам? — Метелька подтянул полы халата. — Скажешь, так ещё в пособники запишут.

— Это правильно. Охранка лютует. Сейчас, говорят, любого по малейшему подозрению готовы в поднадзорные записать! — закивала Светлана.

Ну да, лютует.

Охранка.

Это они про коммунистический террор не знают. И если повезёт, то и не узнают.

— Дальше что было? — а вот Симеон от окошка отступил, к Метельке. И слушает жадно. А ещё взгляда с Метельки не сводит. И взгляд характерный, с прищуром. А у самого на физии — недоверие.

— Так… синодник приехал. Ему-то двери и открыли. Он молиться начал. И воссиял.

— Как? — Светланка тоже вот слушала и с неприкрытым восторгом.

— Обыкновенно. Видали когда-нибудь фонарь электрический? — Метелька не удержался.

— Видал, — подтвердил Симеон.

— Вот так и воссиял. Только не фонарь, а человек. Твари завизжали, да все и сгорели. Вот что значит, вера в Господа…