В его словах прозвучала ирония. Несмотря на нестерпимый жар внутри и вспышки боли, я нашла в себе силы подняться на ноги. Но тут же обессиленно привалилась спиной к стволу дерева и медленно проговорила, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее:
– Ну здравствуй, отец.
Мой тон вызвал у риспи только усмешку. На миг его фигуру окутало пламя. А когда оно погасло, перед нами стоял уже вовсе не лис.
Ходили слухи, что риспи способны обращаться в людей. Правда, при этом у них оставались лисьи уши и хвосты. Молва, как всегда, ошибалась. Он выглядел как человек. Высокий и стройный мужчина с невыразимо прекрасным лицом и длинными светлыми волосами, в бесформенном рыжем одеянии. Никаких ушей и хвоста. Только золотистые звериные глаза выдавали в нем огненного духа. И та сущность, на присутствие которой отвечала огненная элементаль внутри меня. Неудивительно, что моя мать когда-то потеряла голову. А этот рыжий гад воспользовался!
Смотреть на отца мне не хотелось, и я перевела взгляд на Эдвина. Легче не стало. На этой поляне столкнулись два мира, к которым я принадлежала, и ни в одном мне не было места. Парочка риспи за спиной моего отца рычали и скалились. А в золотистых глазах Унэгэна была насмешка. А Эдвин… по его лицу было невозможно ничего понять. Но то, что он позвал меня и попытался увести, дарило слабую надежду.
А еще – ректор больше не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к Унэгэну. А лис… Точнее, человек, который только что был огромным лисом, внезапно развернулся и пошел прочь. Рыжие риспи довольно оскалились. Я поняла, что ничего хорошего меня не ждет. Но Унэгэн внезапно остановился и бросил через плечо:
– Куми, Кицу. Вон!
Старшая из лисиц недовольно сморщилась, но безропотно прыгнула в кусты. Сестрица последовала за ней, прошипев напоследок:
– Мы еще встретимся, полукровка.
Унэгэн молча ушел следом за ними.
У меня подкосились ноги. Огонь внутри продолжал полыхать, вызывая вспышки боли, а на лбу по-прежнему горела сдерживающая печать.
Эдвин молча подхватил меня на руки и понес прочь. У меня не было сил сопротивляться. Огонь сжигал меня изнутри, исцарапанные ладони ныли, а в голове царила пустота. Только когда мы подошли к броду, я прохрипела:
– Что ты делаешь?
– А на что похоже? – саркастично спросил Эдвин. – Вытаскиваю тебя с территории риспи.
– Зачем?
– Надо, – отрезал он. – Я так решил.
И прозвучало это настолько непоколебимо, что у меня как-то и все слова пропали.
Переправу через Толко я почти не запомнила. Наших лошадей не было ни на том, ни на этом берегу. Только когда мы отошли от реки, в голове прояснилось, и я обнаружила, что Эдвин продолжает нести меня на руках вдоль опушки рощицы. Жар, наконец, начал утихать, и боль отступила, но на лбу все еще ярко полыхала печать. Ректор смотрел только вперед. Я собралась с духом, чтобы задать очередной вопрос, как вдруг Эдвин снова бессильно выругался. Взгляд его по-прежнему был устремлен вдаль. Я скосила глаза и похолодела. Навстречу нам скакала Люция на кауром жеребце. А метка на моем лбу все еще не погасла.
Эдвин
Люция появилась совершенно не вовремя. Эдвин смотрел, как бывшая любовница приближается к нему, и чувствовал отчаяние. Тело Лины казалось обжигающе горячим. Огненная элементаль отреагировала на магию риспи и теперь не желала успокаиваться. Точнее, успокаивалась слишком медленно.
А еще нещадно болело плечо. Кожа вспухла и покраснела. Хорошо, что его зацепило магией Младшей. В противном случае было бы еще хуже. На другом плече болтались арбалеты – оружие девушки он подобрал.
Лина обмякла у него на руках, и Эдвин бессильно выругался. Девушка провалилась в беспамятство. Учитывая все, что ей пришлось пережить сегодня – неудивительно. Но как же не вовремя! Одна радость – язычок пламени на ее лбу начал гаснуть. Правда, медленнее, чем хотелось бы.
И Люция приближалась гораздо быстрее, чем таяла предательская метка. И как назло, Лина потеряла сознание и не могла прикрыть лоб рукой, а руки Эдвина были заняты Линой. Глупее ситуации не придумаешь. Ректору ничего не оставалось, кроме как, накрыть проклятую метку губами и дождаться, пока кожа под ними перестанет пылать.
Люция остановила лошадь рядом и спешилась. Эдвин медленно отнял губы ото лба своей фиктивной жены и едва сдержал вздох облегчения. Печать погасла. Холод под лопаткой напомнил о себе. На миг ректора одолело искушение прикоснуться своими губами к губам девушки. Хотя бы в расчете на то, что Лина придет в себя и начнет возмущаться. Она чуть из-под венца не сбежала, когда поняла, что ее сейчас будут целовать.
И если бы не Лю, которая теперь стояла всего в паре шагов, он бы не удержался. Но сначала придется решить еще одну проблему.
Люция оглядела его с ног до головы и обеспокоенно спросила:
– Что произошло? Ты ранен! Что с Линой?
Эдвин не выдержал и саркастично ответил:
– Ты еще спрашиваешь? Не ты ли дала ей флакон приманки для кливсов вместо отпугивающего зелья?
Вдова продолжала непонимающе смотреть на него:
– Приманка? О чем ты, Эд? Я дала ей лучшее отпугивающее зелье, Ричард Юманс привез с границы всего пять флаконов, и два преподнес мне. Один я отдала твоей жене.
Какое-то время Эдвин молча смотрел на нее, стараясь подавить бушующую внутри ярость. Теперь Люция выглядела испуганной.
– Эд… – осторожно начал она. – Ты и правда думаешь, что я могла натравить на адептку, едва закончившую первый курс, стаю кливсов?
– Ты не рада, что я женился, и не скрываешь этого.
– Это так, но…
Лю отвела глаза и выдавила:
– Я не убийца, Эд. Я и правда хотела помочь тебе и уберечь Лину. Ты любишь охоту на кливсов. И заниматься охраной неразумной адептки тебе не с руки. Я хотела, чтобы ты остался доволен.
Эдвин холодно заговорил:
– С этим разберутся “гончие”. Которых я вызову, как только отвезу Лину домой.
– Что с ней? – беспокойство в голосе Лю было искренним.
– Упала с лошади, – нехотя ответил Эдвин.
Вдова немного помолчала, а затем сказала:
– Жди здесь. Я отправлю посыльных в Хэлмилэн и в твое имение. Мои люди неподалеку. Экипаж довезет вас с Линой до моего дома. Вам обоим нужна помощь лекаря.
С этими словами она взлетела в седло и дала шпоры коню. Каурый жеребец сорвался с места. Эдвин сам подарил его Люции год назад. Ректор смотрел вслед хозяйке этих земель и думал. Хотела ли она избавиться от Лины, или это все происки Юмансов?
В отличие от остальных его любовниц, вдова Кантвелл была не обижена ни умом, ни происхождением. Она железной рукой навела порядок в имениях почившего супруга точно также, как Эдвин – в Артейской Академии Магии. Как получилось, что эта умная и красивая женщина больше не вызывает желания?
А еще, как получилось, что вместо того, чтобы убить полукровку, он несет ее к лекарю и скрывает печать от Лю?
Лина
Сознание возвращалось ко мне медленно и какими-то урывками. Сначала я ощутила под собой мягкую постель, а затем услышала голоса. И мужской, и женский были мне знакомы. Женщина возмущалась:
– Как тебе в голову могло такое прийти после всего, что между нами было?!
– Лю…
– Что? Я была уверена, что зелье отпугивающее! Ты правда веришь в то, что я готова поставить на кон все из ревности, Эд?
Раздался хлопок двери, а затем сдавленные ругательства. Голос мужской. Эдвин. В голове все еще царил туман. Я начала снова проваливаться в беспамятство. Но в этот момент пальцы коснулись моего лба, и я тут же вспомнила. Охота на кливсов, зелье-приманка, риспи… Отец. И теперь Эдвин все знает.
Я резко села и с колотящимся сердцем вжалась в спинку кровати. Взгляд тут же выхватил незнакомую комнату, утреннее солнце за окном и напряженное лицо Эдвина. Рубашка на нем была полураспахнута, на плече виднелись бинты. Я тут же вспомнила и про ожог. Он закрыл меня собой. Правда, тогда ректор еще не знал, кто я. А теперь… что же будет?
Эдвин внимательно оглядел меня, и только в этот момент я осознала, что вместо охотничьего костюма на мне светлый халат. Под которым, похоже, ничего нет. Я запахнула получше бархатистую ткань, а Эдвин тихо спросил:
