Больница на окраине города (СИ) - Иконникова Ольга

Мы прошли по узким темным коридорам жандармерии к тем помещениям, в которых содержались арестованные.

— Я поместил мадемуазель в ту камеру, что предназначена для важных персон. Хотя бы это я мог для нее сделать. Поверьте, ваша светлость, по-человечески я целиком и полностью на ее стороне. Но я представитель закона.

Камера для важных персон отличалась от обычной лишь наличием окна (разумеется, зарешеченного), да тем, что вместо лавки в брошенной на нее охапки сена здесь была кровать с настоящим матрасом.

При нашем появлении мадемуазель Эстре поднялась, и мое сердце содрогнулось, когда я увидел ее печальное и сильно побледневшее лицо.

— Простите, мадемуазель, это я во всём виноват! — выдохнул я, чувствуя, как от охвативших меня чувств запершило в горле.

— Нет-нет, ваша светлость! — воскликнула она. — Это вовсе не так! И вы должны знать, что я ни о чём не жалею! Надеюсь, его сиятельству лучше?

— Да, Ален уже поправляется. И я привез в город доктора-мага из числа королевских медиков, так что пока Валлен-Деламот болен, новый доктор заменит его.

— Это отличные новости, ваша светлость! — улыбнулась она.

— Может быть, вам что-нибудь нужно, мадемуазель? — спросил Мерсер. — Я велю принести вам свечей и теплое одеяло.

— А нельзя ли, сударь, позволить мне вернуться в больницу до того времени, как состоится суд? — подняла она на полковника свои большие голубые глаза. — Даю вам слово, что я не попытаюсь сбежать. Ужасно обидно сидеть здесь без дела в то время, как мои пациенты нуждаются во мне. Вы же понимаете, господин полковник, что один доктор Руже справиться с таким количеством больных просто не сможет?

У меня защемило сердце. Сидя в камере, ожидая суда, который может отправить ее в тюрьму не на один год, она еще способна была думать о других!

— Я привлеку к делу лучших адвокатов, мадемуазель! — пообещал я.

А про себя подумал, что если приговор суда будет не в ее пользу, я просто выкраду ее из тюрьмы и увезу в Леандрию. Там она будет в безопасности. И это будет самое малое, что я должен буду для нее сделать. Даже если после этого меня арестуют самого.

Глава 46. Герцог Лавальер

— Ваша светлость, да что же это такое происходит? — охает мадам Бернар, когда я приезжаю в больницу. — Да разве наша мадемуазель какое преступление совершила, чтобы ее в тюрьму сажать?

У меня нет ответа на этот вопрос. Более того, до недавнего времени я предпочитал не задумываться над подобным. По умолчанию считалось, что такое разделение сферы деятельности докторов разумно и правильно. Что это необходимо для сохранения магического потенциала Эларии. Доктора, которые сами владеют магией, лечат исключительно магически одаренных людей и не растрачивают свои способности на тех, кого магия обошла стороной. А простые врачи не суются к магам, дабы случайно не навредить их способностям.

И до тех пор, пока мадемуазель Эстре не приехала в Тирелис, я думал, что это правильно. Разумно, логично. Ведь не просто же так придумали этот закон. И если все станут нарушать его, то магия просто выродится.

Вернее, всё началось с ее рассказа о бабушке, которой не захотел помочь доктор-маг. И вот тогда я впервые задумался о том, а имеет ли право врач отказывать в помощи тому, кому он в силах помочь? Ведь выпускники обоих медицинских факультетов столичного университета (и обычного, и магического) приносят одну и ту же клятву, в тексте которой нуждающиеся в помощи люди не делятся на магов и простых людей. Они клянутся помогать всем. И получается, что эту клятву нарушают.

— Ваша светлость, прошу вас, вызволите мадемуазель Веронику из тюрьмы! — вслед за мадам Бернар обратилась ко мне и девушка, имени которой я не запомнил. — Она столько делала для других, забывая о самой себе, что мы все готовы за нее поручиться!

Об этом же мне заявил и Валлен-Деламот, которого я навестил тем же вечером. В дом к нему меня не пустили, но мы смогли пообщаться через окно.

— Мы должны что-то с этим сделать, ваша светлость! Я могу составить петицию на имя его величества от всего медицинского сообщества Эларии.

На это я скептически усмехнулся:

— А вы уверены, доктор, что многие из ваших коллег захотят такую петицию подписать?

К сожалению, людям не свойственно задумываться о многих важных вещах до тех пор, пока это не коснется их лично. Разве захочет кто-то рисковать своей репутацией ради незнакомого человека.

— Пожалуй, вы правы, — признал Деламот. — Но тогда эту петицию мы составит от жителей Тирелиса. Мадемуазель Эстре вылечила десятки, даже уже сотни человек. И они уж точно не откажутся поддержать ее в такую трудную для нее минуту.

Я одобрительно кивнул. Такая петиция точно лишней не будет.

— Да, займитесь этим, доктор! Я же отправлюсь к его величеству в Леандрию. Он будет недоволен тем, что я беспокою его во время его дипломатического визита, но у нас нет другого выхода. О том, что у нас случилось, уже наверняка известно в столице. И поскольку дело серьезное, оттуда вот-вот прибудет специальная комиссия. Но ее решение можно предсказать уже сейчас — мадемуазель Эстре сочтут виновной, и дело ее передадут в суд. А там повлиять на его исход будет уже затруднительно. Нам нужно, чтобы его величество вмешался в это прямо сейчас, пока процесс еще можно остановить.

— Но захочет ли его величество это сделать? — вздохнул Деламот. — Ведь встать сейчас на сторону мадемуазель Эстре означает засомневаться в правильности закона.

— Его величество может признать эту ситуацию исключительной, — упрямо возразил я. — Для этого достаточно учесть разгул эпидемии и отсутствие в Тирелисе других докторов. Да и разве король обязан кому-то объяснять те решения, которые он принимает?

Именно эта мысль и гнала меня все следующие сутки через Тарейнский перевал в сторону соседней Леандрии. Я был обязан поговорить с его величеством и вернуться в Тирелис раньше, чем туда прибудет столичная комиссия. Без бумаги с подписью короля дело будет проиграно изначально.

Несколько перемен лошадей на почтовых станциях, бессонная ночь, и вот я в Галлее — столице Леандрии. Дорога была каждая минута, но прошло еще пять часов, прежде чем я сумел получить пропуск в королевский дворец, а затем и попасть в покои, отведенные нашему королю.

— Что у вас случилось на этот раз, Лавальер? — такими словами встретил меня его величество. — Вы так быстро вывели из строя и того доктора, которого я вам отдал? Но даже если и так, то не надейтесь, что я отряжу с вами другого врача. Здесь тоже свирепствует холера, и вы сами можете видеть, какие меры предосторожности мы принимаем.

Да, я это видел. Король принимал меня в большой зале, и он находился в одном ее конце, а я в другом. И на лице его величества была маска.

— Нет, ваше величество, на сей раз я прибыл просить о другом.

Я рассказал ему о том, что случилось, и замер, ожидая его ответа. А он долго молчал.

— Я вполне понимаю ваше желание помочь этой девушке, герцог! — наконец, сказал он. — Она поступила самоотверженно и благородно. Но сути дела это не меняет. Закон есть закон. И если бы монархи ставили себя выше этого закона, то в мире давно бы начался хаос. Уверен, вы это понимаете и сам.

— Но этот закон несправедлив, ваше величество! — воскликнул я.

— Не делайте неосмотрительных заявлений, ваша светлость! — он погрозил мне пальцем. — Я могу счесть вас вольнодумцем.

— Но это я виноват в том, что случилось, ваше величество! Это я заставил мадемуазель Эстре лечить моего сына! У нее просто не было выбора! И на моем месте так поступил бы любой отец. Я вынудил ее преступить закон, пользуясь своим положением. Она всего лишь врач городской больницы в моей провинции. Могла ли она мне отказать?

— Даже если и так, Лавальер, то она все равно нарушила закон. Вот если бы вы заточили ее в темницу за то, что она отказалась выполнять ваше требование, то я немедленно распорядился бы ее оттуда освободить.