И может быть, мадам Жибер и права. Может быть, я наивная, доверчивая, глупая. Может быть, я слишком легко верю в любовь, слишком охотно отпускаю контроль. Но я выбрала этот путь. Путь доверия и любви. Путь открытого сердца. И, черт возьми, я ни о чем не жалею. Потому что сейчас, в этот самый момент, в объятиях любимого мужчины, я чувствую себя счастливой. А это, наверное, и есть самое главное.
А еще я поняла, что сделала свой выбор. Я хочу, чтобы он всю жизнь смотрел на меня так. А преступники и совершенные им преступления? Они будут всегда. Да и кто сказал, что одно другому будет мешать?
– Я приму твое предложение и выйду за тебя замуж, но с одним условием, – прошептала я мужчине в губы.
– Каким? – Жофрей смотрит на меня как-то расфокусированно, и я понимаю, что не исключено, что потом он и не вспомнит о нашем разговоре, так как его мысли сейчас явно не о том, о чем я хочу сказать.
– Я по-прежнему буду работать в следственном управлении, – прошептала я улыбаясь, обнимая мужчину за шею.
– Кроме того времени, когда будешь беременной или дети будут совсем маленькими, – ставит свои условия мужчина.
– Ладно, посижу дома три года после рождения малыша, – усмехнулась своим мыслям о том, что хочу ввести в этом мире декретный отпуск. Ну а что? Вполне разумная инициатива, как мне кажется.
– Тогда я приложу усилия, чтобы разница между нашими детьми была меньше трех лет, – мужчина накрывает мои губы своими и лишает меня возможности возразить. Ладно, потом обсудим эти моменты, а сейчас я хочу лишь любить и быть любимой.
Эпилог.
Некоторое время спустя
Солнце, словно уставший художник, медленно складывало свои кисти, роняя на небо последние мазки розового и лилового. Тени удлинялись, окутывая сад мягкой прохладой. Мы сидели на просторной веранде нашего дома, утопая в уютных креслах, наслаждаясь тишиной и покоем, такими редкими гостями в нашей насыщенной жизни. В руках у меня дымилась чашка травяного чая, собранного собственноручно на лугах неподалеку. Его аромат – терпкий и успокаивающий – наполнял легкие. Жофрей, полулежащий рядом, нежно перебирал мои волосы, словно играя с шелковыми нитями. Его прикосновения были легкими и ласковыми, как дуновение летнего ветерка. От этого простого жеста по телу разливалось тепло, снимая напряжение прожитого дня. Но тревога, словно маленький колючий шарик, продолжала сжимать сердце. Даже во время нашего медового месяца я не могла расслабиться и отдаться полностью отдыху.
– Этьена Леруа так и не нашли? – спросила я, нарушая идиллию момента. Голос прозвучал глухо, выдавая мое беспокойство.
Жофрей вздохнул, его плечи слегка опустились, отражая общую усталость. – Нет, Мари. Он словно испарился, растворился в воздухе. Залег на дно, как крыса в самой глубокой и грязной норе. Но мы обязательно его вытащим, рано или поздно. Он не уйдет от правосудия. Я лично прослежу за этим.
В его голосе звучала твердость, непоколебимая уверенность, но я чувствовала, что и его гложет это ускользающее зло.
– А что с Эвергринами? – продолжила я, стараясь отвлечься от мрачных мыслей.
– Суд над младшим Александром завершен, – ответил Жофрей, его голос стал чуть более ровным. – Его приговорили к лишению памяти и ссылке на рудники вместе с его дражайшей супругой. Правосудие свершилось, хотя и без особой радости. Старший же Александр… он решил отдать все наследство, доставшееся ему от Натали, на благотворительность.
Я улыбнулась, чувствуя укол сочувствия к этому сломленному человеку.
– Это достойный поступок. Он пытается искупить свою вину, хоть и понимает, что это невозможно.
– Да, но этого недостаточно. Ему нужна помощь. Ему нужно что-то, что заполнит ту огромную зияющую пустоту, оставшуюся после смерти Натали. Ему нужно что-то, что даст ему цель в жизни, иначе он просто зачахнет от горя и вины, – в голосе Жофрея звучала искренняя забота о судьбе этого человека.
Я поставила недопитую чашку на столик, ощущая, как тепло обжигающего напитка не может согреть заледеневшее сердце. Повернувшись к Жофрею, я взяла его руку в свою, пытаясь передать ему часть своего тепла и поддержки.
– Помнишь пансион, в котором воспитывалась Натали? Он нуждается в ремонте, в новых учебных пособиях, в рачительной управленческой руке. И хоть обычно на такие должности назначают женщин, Александр мог бы возглавить его. Он мог бы вдохнуть в это место новую жизнь, вывести его на должный уровень, сделать что-то полезное, что-то хорошее, – я вопросительно смотрела на мужчину.
Жофрей задумчиво нахмурился, его взгляд устремился вдаль, словно он видел перед собой картину этого обветшалого пансиона.
– Ты думаешь, он справится? После всего что произошло?
– Я уверена в этом, – ответила я, стараясь говорить уверенно, хотя внутри меня терзали сомнения. – У него есть средства и, самое главное, есть жгучее желание искупить свою вину. Ему просто нужен шанс, чтобы доказать, что он не окончательно сломлен. Ему нужно что-то, ради чего стоит жить дальше.
Жофрей кивнул, его лицо просветлело.
– Ты права. Как всегда, видишь суть вещей. Я поговорю с ним. Это может быть хорошим выходом, может быть даже спасением для него.
Затем наступила тишина, густая и обволакивающая, прерываемая лишь мягким щебетанием птиц, готовящихся ко сну. Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, и сумерки сгущались, окутывая сад таинственной дымкой. Я вновь откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, наслаждаясь теплом его руки на моей голове, его близостью, его любовью, которая была моим якорем в этом чужом и не всегда приветливом мире.
– А еще, Жофрей… – начала я, вновь нарушая тишину, – я провела небольшое расследование, – голос дрогнул, выдавая мое волнение.
– Какое именно? – поинтересовался он, его рука замерла в моих волосах.
– Мари, в тело которой я попала… она оказалась аристократкой из древнего рода. Ее мать родила ее после связи со своим учителем словесности, а ее дед, узнав об этом, отправил меня, вернее Мари, в этот самый пансион, чтобы скрыть позор.
Жофрей удивленно приподнял бровь, его лицо выражало смесь изумления и сочувствия.
– И что ты намерена делать с этой информацией? Расскажешь им, кто ты на самом деле?
– Ничего. Я не Мари. Я лишь гостья в ее теле, попаданка из другого мира. Это ее жизнь, ее семья, ее история. Я Мария Сергеевна Полтавская.
– Хотел бы вас поправить, графиня Мари Дюбуа, – улыбнулся Жофрей нежно. Ему очень нравилось, как звучит его фамилия рядом с моим именем.
– Да, ты прав, – я ответила улыбкой на улыбку.
– Но ты могла бы встретиться с ними, – предложил Жофрей, – Возможно, они могли бы тебе помочь, принять тебя такой, какая ты есть, заполнить ту пустоту, которую ты чувствуешь.
Я покачала головой, ощущая, как слезы подступают к глазам.
– Нет. Это будет обманом. Я не та, кем они меня считают. Лучше оставить все как есть.
– Как знаешь, – сказал Жофрей, слегка пожимая плечами, – но если ты когда-нибудь передумаешь, если тебе понадобится моя помощь, моя поддержка, я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе.
Я улыбнулась ему сквозь подступающие слезы. Ох уж эти гормоны, будь они неладные.
– А мадам Роуз с её любовником нашли? – спросила я, стараясь перевести тему, отвлечься от грустных мыслей.
Жофрей вздохнул, его лицо вновь помрачнело.
– Их след теряется в каком-то приморском постоялом дворе. Младший Эвергрин, скорее всего, не обманул. Их тела мы не найдем.
– Значит, они избавились от них, как от ненужного мусора? – прошептала я, ощущая тошноту от осознания жестокости этого мира.
– Скорее всего. Их номер был пуст. Вещи брошены несобранными, словно они в спешке покинули это место или… их заставили покинуть его навсегда. Это говорит о том, что они не уехали по своей воле, а их убили.
Я поежилась, представив себе их последние мгновения – страх, отчаяние, осознание неминуемой гибели.
